Григ, Эдвард

Эдвард Хагеруп Григ Edvard Hagerup Grieg
Эдвард Григ, март 1888 года
Основная информация
Дата рождения	15 июня 1843(1843-06-15)
Место рождения	Берген, Норвегия
Дата смерти	4 сентября 1907(1907-09-04) (64 года)
Место смерти	Берген, Норвегия
Страна	Норвегия Норвегия
Профессии	композитор, дирижёр, пианист, музыкальный деятель
Жанры	концерт, вокальные произведения, симфонические произведения, камерная музыка, произведения для фортепиано, музыка для театра
Награды

Э́двард Хагеруп Григ (норв. Edvard Hagerup Grieg; 15 июня 1843, Берген, Норвегия — 4 сентября 1907, там же) — норвежский композитор периода романтизма, музыкальный деятель, пианист, дирижёр. Творчество Грига формировалось под воздействием норвежской народной культуры.

Среди самых известных произведений Грига — две сюиты из музыки к драме Генрика Ибсена «Пер Гюнт», концерт для фортепиано с оркестром, скрипичные сонаты.

Основное внимание Григ уделял песням и романсам, которых опубликовал более 600. Ещё около двадцати его пьес изданы посмертно. Вокальные сочинения Грига написаны на слова датских и норвежских, иногда немецких поэтов.

Похоронен в родном городе вместе с женой, Ниной Хагеруп, приходившейся композитору двоюродной сестрой.

Биография

Берген. Детство и юность (с рождения до 1858)

Эдвард Григ родился 15 июня 1843 года в Бергене в культурной и обеспеченной семье, происходившей от его прадеда по отцовской линии, шотландского купца Александра Грига, перебравшегося в Берген около 1770 года и некоторое время исполнявшего в этом городе обязанности британского вице-консула. Дед композитора, Джон Григ, унаследовавший эту должность, играл в бергенском оркестре и женился на дочери его главного дирижёра Нильса Хаслунна. Отец композитора, Александр Григ, был вице-консулом в третьем поколении.

Мать композитора, Гесина Григ, в девичестве Хагеруп, училась игре на фортепиано и вокалу в Арфелоне у Альберта Метфесселя, затем выступала в Лондоне, а у себя дома в Бергене постоянно музицировала, исполняя сочинения Моцарта, Вебера, Шопена, и, как было принято в состоятельных семьях, с детства обучала музыке Эдварда, его брата и трёх сестёр. Впервые будущий композитор сел за фортепиано в четыре года, и уже в детстве его стала занимать красота гармоний и созвучий:

Почему не вспомнить ту таинственную, неизъяснимую радость, которая охватила меня, когда, протянув руки к фортепиано, я извлёк — о нет, не мелодию! Куда там! Нет, должно быть, то была гармония. Сначала терция, потом трезвучие, потом аккорд из четырёх звуков. И наконец, с помощью уже обеих рук — о ликованье! — пятизвучие, нонаккорд. Когда он прозвучал, восторгу моему не было границ. Вот это был успех! Ни один из последующих моих успехов не опьянял меня так, как этот. Было мне тогда около пяти лет. Эдвард Григ. «Мой первый успех». Избранные статьи и письма

В возрасте двенадцати лет Григ написал своё первое произведение для фортепиано. Через три года, после окончания общей школы, по настоятельному совету «норвежского Паганини» — известного норвежского скрипача Оле Булла, Григ поступил на обучение в Лейпцигскую консерваторию.

Лейпциг. Консерватория (1858—1863)

В знаменитой консерватории, основанной в 1843 году Мендельсоном, Григ не всем оказался доволен: со своим первым учителем фортепиано Луи Плайди они настолько разошлись во вкусах и интересах (по мнению Грига, Плайди был прямолинейным педантом и малоспособным исполнителем), что по собственной просьбе Эдвард был переведён в класс Эрнста Фердинанда Венцеля. За пределами консерватории, в городе с развитой музыкальной культурой, в котором жили Иоганн Себастьян Бах и Роберт Шуман, Григ приобщался к музыке современных композиторов, в частности посещая концертный зал «Гевандхауз», где играли музыку Шумана, Моцарта, Бетховена, Вагнера и Шопена. Шуман с тех пор всегда оставался любимым композитором Грига, и его ранние произведения, в частности соната для фортепиано (1865), хранят следы влияния Шумана.

Во время обучения Григ сочиняет «4 фортепианные пьесы», оп. 1 и «4 романса», оп. 2, на слова немецких по­этов. В этих ранних произведениях заметно влияние любимых Григом классиков: Шумана, Шуберта, Мендельсона.

В 1862 году Григ окончил консерваторию с отличными оценками. По отзывам профессоров, в годы учения он проявил себя как «в высшей степени значительный музыкальный талант», особенно в области композиции, а также как незаурядный «пианист со свойственной ему продуманной и полной выразительности манерой исполнения». В том же году в шведском городе Карлсхамн он дал свой первый концерт.

Позже Григ без удовольствия вспоминал годы обучения в консерватории — схоластические методы преподавания, консерватизм учителей, их оторванность от реальной жизни. В тонах добродушного юмора он описал своё детство и консерваторские годы в автобиографическом очерке «Мой первый успех» (на русском языке впервые был опубликован в «Русской музыкальной газете», 1905). Однако о своем учителе композиции Морице Гауптмане Григ говорил так: «Он олицетворял для меня всякую противоположность схоластике».

Копенгаген. Начало карьеры, общество «Эвтерпа», вступление в брак (1863—1866)

Окончив консерваторию, Григ пожелал работать на родине и вернулся в Берген. Однако его пребывание в родном городе на этот раз было недолгим — талант молодого музыканта не мог совершенствоваться в условиях слабо развитой музыкальной культуры Бергена. В 1863 году Григ уехал в Копенгаген, центр музыкальной жизни всей тогдашней Скандинавии. В том же году он написал «Поэтические картинки» — шесть пьес для фортепиано, выпущенные как опус 3, где в его музыке впервые проявились национальные черты. Ритмическая фигура, лежащая в основе третьей пьесы, часто встречается в норвежской народной музыке и становится характерной для многих мелодий Грига.

В Копенгагене Григ сблизился с группой единомышленников, воодушевлённых идеей создания нового национального искусства. Одним из них был Рикард Нурдрок, норвежец, который ясно осознавал свою задачу как борца за норвежскую национальную музыку. В общении с ним окрепли и оформились эстетические взгляды Грига. В 1864 году в содружестве с несколькими датскими музыкантами они основали музыкальное общество «Эвтерпа» с целью знакомить публику с произведениями скандинавских композиторов. Григ выступил в нём в качестве дирижёра, пианиста и автора, и за два года выпустил «Шесть поэм» на стихи немецких поэтов Гейне, Уланда и Шамиссо (1863—1864); Первую симфонию (1863—1864); ряд романсов на слова Ханса Кристиана Андерсена, Расмуса Винтера и Андреаса Мунка; «Юморески» для фортепиано (1865); Первую скрипичную сонату (1865); увертюру «Осенью» (1866); единственную фортепианную сонату (1865—1867). Норвежские народные мотивы занимают все больше и больше места в его творчестве. После знакомства с Нурдроком он писал:

У меня точно глаза раскрылись! Я внезапно постиг всю глубину, всю ширину и мощь тех далеких перспектив, о которых не имел до того понятия; тут лишь я понял величие норвежского народного творчества и собственное мое призвание и натуру.

Также в Копенгагене Григ встретил Нину Хагеруп, свою двоюродную сестру, с которой они вместе росли в Бергене, переехавшую с семьей в Копенгаген в возрасте восьми лет. За это время она стала взрослой девушкой, певицей с прекрасным голосом, который очень понравился начинающему композитору. На Рождество 1864 года Григ сделал ей предложение, и в июле 1867 года они поженились. Их творческое содружество продолжалось в течение всей их совместной жизни.

Осло. Расцвет деятельности (1866—1874)

Не в силах терпеть давление родни, которая из-за нетрадиционного брака отвернулась от Григов, молодожены переехали в Кристианию (Осло), и ближе к осени 1866 года Григ организовал концерт как «отчёт о достижениях норвежских композиторов». В нём прозвучали первая соната Грига для скрипки и соната для фортепиано, песни Нурдрока и композитора Хальфдана Кьерульфа. Результатом стало приглашение на пост дирижёра Кристианийского филармонического сообщества.

Она свидетельствует о сильном, глубоком, изобретательном, превосходном композиторском даровании, которому остаётся только идти своим, природным путём, чтобы достигнуть высокого совершенства. — Ференц Лист о Второй скрипичной сонате

Здесь, в Осло, наступил расцвет деятельности Грига. Была опубликована первая тетрадь «Лирических пьес» (1867), в 1868 году вышел фортепианный концерт, несколько сборников романсов и песен на стихи Йоргена Му, Кристофера Янсона, Андерсена и других скандинавских поэтов. Вторую скрипичную сонату (1867) критики находят намного более развитой, разнообразной и богатой, чем Первая.

В 1868 году у Григов родилась дочь, которую назвали Александрой. Спустя год девочка заболела менингитом и умерла. Случившееся поставило крест на будущей счастливой жизни семьи. После смерти дочери Нина замкнулась в себе, однако супруги продолжали совместную концертную деятельность и вместе ездили на гастроли.

В 1869 году Григ открыл для себя классический сборник норвежского музыкального фольклора, составленный известным композитором и фольклористом Людвигом Матиасом Линдеманом. Результатом этого явился цикл «25 норвежских народных песен и танцев» для фортепиано, оп. 24, состоящий из разнообразных шуточных и лирических, трудовых и крестьянских песен.

В 1871 году вместе с композитором Юханом Свенсеном Григ основал концертное общество «Музыкальная ассоциация Кристиании» (ныне Филармоническое общество Осло). Наряду с классикой они старались привить интерес и любовь слушателей к произведениям современников — Шумана, Листа, Вагнера, имена которых ещё не были известны в Норвегии, а также к музыке норвежских авторов. В борьбе за свои взгляды им пришлось столк­нуться с большими трудностями со стороны космополитически настроенной крупной буржуазии, однако в среде передовой интеллигенции, сторонников самобытной национальной культуры, Григ нашёл горячую поддержку. Тогда завязалась тесная дружба с писателем и общественным деятелем Бьёрнстьерне Бьёрнсоном, оказавшим большое влияние на творческие взгляды композитора. Было опубликовано несколько песен в соавторстве с Бьёрнсоном, а также «Сигурд Крестоносец» (1872) — пьеса во славу норвежского короля XII века.

Также в начале 1870-х годов Григ и Бьёрнсон были заняты мыслью об опере. Их замыслы не осуществились главным образом потому, что в Норвегии отсутствовали оперные традиции. От попытки создания оперы осталась лишь музыка к отдельным сценам неоконченного либретто Бьёрнсона «Олав Трюггвасон» (1873), по легенде о короле Олаве, крестившем Норвегию в X веке. В 1994 году российский композитор и либреттист Лев Конов закончил наброски и написал детскую оперу-эпос «Асгард».

Ференц Лист, живший в Риме и не знавший Грига лично, в конце 1868 года ознакомился с его Первой скрипичной сонатой. Он был поражён свежестью музыки и послал восторженное письмо автору, которое сыграло большую роль в жизни Грига: моральная поддержка Листа укрепила его идейно-художественные позиции. В 1870 году состоялась их личная встреча. Благородный и великодушный друг всего талантливого в современной музыке, особенно тепло поддерживавший тех, кто выявлял национальное начало в творчестве, Лист горячо принял недавно законченный фортепианный концерт композитора. Рассказывая родным о встрече с Листом, Григ добавлял:

Эти слова имеют для меня бесконечно большое значение. Это нечто вроде благословения. И не раз, в минуты разочарования и горечи, я буду вспоминать его слова, и воспоминания об этом часе будут волшебной силой поддерживать меня в дни испытаний.

В 1874 году правительство Норвегии назначило Григу пожизненную государственную стипендию. Он получил предложение от известного норвежского поэта Генрика Ибсена. Результатом работы, представлявшей интерес и для самого композитора, стала музыка к драме «Пер Гюнт», одна из самых известных увертюр из всего наследия Грига. По собственному признанию, Григ был фанатическим почитателем многих поэтических произведений Ибсена, в особенности «Пера Гюнта». Представление увертюры в Осло 24 февраля 1876 года сопровождалось большим успехом, музыка Грига становилась все более известной в Европе. В Норвегии она приобретает огромную популярность, проникая на концертную эстраду и в домашний быт; его произведения печатаются одним из самых солидных немецких издательств, множится количество концертных поездок. Широкое признание и материальная обеспеченность позволили Григу оставить концертную деятельность в столице и вернуться в Берген.

Берген (1874—1885) и «Тролльхауген» (с 1885 до смерти). Смерть композитора

В конце 1870-х годов Григ был увлечен сочинением крупных инструментальных произведений. Были задуманы фортепианное трио, фортепианный квинтет. Однако закончен был только струнный квартет (1878), написанный на тему одной из ранних песен. В 1881 году в Бергене были созданы «Норвежские танцы» для фортепиано в четыре руки (оп. 35). В творчестве предшественников Грига четырёхручные произведения были распространены в качестве музыки, доступной для широкого круга любителей, отсюда несложность их замысла и стиля. Иные тенденции у Грига — количество и соотношение частей этой сюиты, динамика, контрасты, насыщенная фактура приближают «Танцы» к симфонии. Именно поэтому популярной стала оркестровая редакция этого сочинения.

От сырости в Бергене у Грига обострился плеврит, полученный ещё в консерватории, возникло опасение, что он может перейти в туберкулёз. Жена отдалялась от него всё дальше и в 1883 году ушла. Три месяца Григ жил один, но потом, по совету своего товарища, музыковеда Франца Бейера, помирился с женой и в знак этого решил уехать из Бергена поближе к природе.

С 1885 года основным местом жительства Грига стал Тролльхауген — вилла, выстроенная по его заказу неподалеку от Бергена. Страстно любивший Норвегию, Григ подолгу бывал в горах, живя в деревенской глуши среди крестьян, рыбаков и лесорубов. Поэзия норвежской природы, дух и строй народной музыки отразились в лучших его произведениях этих лет: балладе для фортепиано, оп. 24; Первого струнного квартета. В письмах Грига того периода часто встречаются подобные описания гор и природы Норвегии. Песни, выпущенные в то время, стали для композитора гимнами великой природе.

Концертные поездки в Европу со временем приняли систематический характер. Свои произведения Григ представлял в Германии, Франции, Англии, Голландии, Швеции как дирижёр и пианист, так и аккомпанируя жене. Концертную деятельность Григ не оставлял до конца своих дней.

В январе 1888 года в Лейпциге Григ познакомился с Петром Ильичом Чайковским, и между композиторами возникла дружба. Чайковский восхищался поэтичностью музыки Грига, свежестью и самобытностью его стиля. Григу была посвящена увертюра «Гамлет» и дана замечательная характеристика творчества в «Автобиографическом описании путешествия за границу в 1888 году» Чайковского. В 1893 году они вместе были удостоены почётных званий докторов Кембриджского университета. Ещё раньше, в 1889 году, Григ стал членом Французской академии изящных искусств, в 1872 году Шведской королевской академии, в 1883 году членом Лейденского университета в Голландии.

В 1898 году Григ организовал первый в Бергене фестиваль норвежской музыки, который проводится и поныне. Он неизменно принимал участие во всех событиях норвежской общественной жизни, уделял большое внимание работе концертных организаций и хоровых обществ, выступал как критик и публицист. Григ следил за развитием музыкальной жизни в Европе, выступал с развёрнутыми очерками о композиторах-классиках (Вагнере, Шумане, Моцарте, Верди, Дворжаке), пропагандировал творчество норвежских композиторов — Свенсена, Кьерульфа, Нурдрока.

В 1890-е годы внимание Грига больше всего было занято фортепианной музыкой и песнями. С 1891 по 1901 год было написано шесть тетрадей «Лирических пьес» и более десятка песенных сборников. В 1903 году появляется новый цикл обработок народных танцев для фортепиано. В последние годы жизни Григ опубликовал остроумную и лиричную автобиографическую повесть «Мой первый успех» и программную статью «Моцарт и его значение для современности». В них ярко выразилось творческое кредо композитора: стремление к своеобразию, к определению своего стиля, своего места в музыке. Несмотря на болезнь, Григ продолжал творческую деятельность до конца жизни. В апреле 1907 года композитор совершил большую концертную поездку по городам Норвегии, Дании, Германии.

В том же году осенью Григ собрался на музыкальный фестиваль в Англию. Вместе с женой он остановился в маленьком отеле в Бергене, чтобы подождать корабль до Лондона. Там Григу стало хуже, и ему пришлось лечь в больницу. 4 сентября Эдвард Григ скончался. Его смерть отмечалась в Норвегии как национальный траур. По завещанию композитора, прах его был похоронен в скале над фьордом возле его виллы. Позже здесь был основан мемориальный дом-музей.

Творчество

Творчество Эдварда Грига впитало в себя типические черты норвежского музыкального фольклора — эпических и лирических песен скальдов, мелодий пастушьего альпийского рога, трудовых и бытовых песен. Этот фольклор формировался на протяжении многих столетий, и его особенности закрепились в XIV-XVI веках. Немалую роль в них играло воспроизведение образов природы, персонажей норвежских народных сказаний о подземном мире — гномов, кобольдов, троллей, домовых, водяных (например, «Шествие гномов» и «Кобольд» из «Лирических пьес», «В пещере горного короля» из «Пера Гюнта»).

Норвежская народная мелодика отмечена рядом характерных особенностей, которые определили своеобразие музыкальной стилистики Грига. В инструментальной музыке мелодические линии часто развиваются сложным орнаментом в наслоении форшлагов, мордентов, трелей, мелодических задержаний. Эти приемы народного скрипичного музицирования закреплены во многих танцевальных пьесах Грига. Подобные приемы проникают и в его вокальную музыку, где мелодические задержания служат выражению широкого вздоха.

Григ часто использовал свежо звучавшие в его время ладовые обороты — дорийский, фригийский. Они способствовали обогащению его гармонических приемов, среди которых альтерации, необычное сочетание тональностей, хроматическое нисхождение баса, частое применение органного пункта.

В фортепианных пьесах оп. 17, 35, 63 и 72 Григ всесторонне отобразил музыку таких норвежских танцев, как спрингар, халлинг, гангар, до него разрабатываемые скрипачами, которыми издавна славилась Норвегия. Он дал также развернутые сцены из народной жизни на основе танцевальных интонаций и ритмов («Сцены из сельской жизни», оп. 19; «Свадебный день в Тролльхаугене» из оп. 65), им присущи живые, энергичные ритмы, активный характер, порой с оттенком юмора. В танцы, особенно гангар, нередко привносятся сюжетные мотивы (в частности, популярны шуточные сцены, именуемые «стабе-лотен»). Григ часто пользовался ими и нередко насыщал свои произведения сюжетной программностью, когда хотел запечатлеть в музыке нравы и обычаи родного народа.

Григ преклонялся перед гением Моцарта, одновременно полагая, что при знакомстве с Вагнером «этот универсальный гений, чья душа всегда оставалась чуждой всякого филистерства, обрадовался бы как дитя всем новым завоеваниям в области драмы и оркестра». Бах для него являлся «краеугольным камнем» музыкального искусства. У Шумана он ценил, прежде всего «теплый, глубоко сердечный тон» музыки и самого себя причислял к шумановской школе. Склонность к меланхолии и мечтательности роднит его с немецкой музыкой. «Однако мы более любим ясность и краткость, даже наша разговорная речь ясна и точна. Мы стремимся добиться этой ясности и точности в нашем искусстве», утверждал Григ. Много тёплых слов он находил для Брамса, а свою статью памяти Верди начал словами: «Ушел последний великий…».

К фортепиано Григ обращался на протяжении всей жизни. В небольших пьесах он фиксировал своего рода «дневниковые записи» — личные жизненные впечатления и наблюдения, в которых сам предстает увлекательным рассказчиком. Тематика пьес наделена такой жанровой характерностью, а ритмические и гармонические ходы содержат столько неожиданного и увлекательного, что музыкальное развитие уподобляется хорошей новелле.

В фортепианной музыке Грига заметны две струи. Одна из них связана с выражением лично субъективных чувств, и здесь Григ более интимен, обращаясь к сфере той «домашней музыки», которая со времен «Песен без слов» Мендельсона заняла видное место в европейской фортепианной лирике (например, фортепианные миниатюры Чайковского). Другая струя связана с областью жанрово-характерного, с народной песенностью и танцевальностью. И если в первом случае композитор стремился к передаче поэтичных индивидуальных состояний, то во втором его прежде всего интересовала зарисовка сцен народной жизни, картин природы.

Из около ста пятидесяти фортепианных пьес Грига семьдесят было издано в десяти сборниках «Лирических пьес». Лучшие из этих пьес давно стали достоянием широких кругов любителей музыки. По своему складу они импульсивны, импровизационны, но заключены большей частью в рамки трехчастной композиции. Заглавия пьес носят характер эпиграфов, которые призваны вызвать определённые ассоциации в связи с содержанием музыки. Выбор заглавий не всегда удачен и иногда грешит данью салонной традиции, что не имеет отношения к музыке. Она отмечена большим лирическим обаянием и своеобразием, богатой мелодикой, наделенной живым, тёплым, вокальным дыханием. Поэтому так органично соседствуют в наследии Грига оригинальные фортепианные пьесы и его же переложения собственных вокальных песен для фортепиано (оп. 41, 52).

Список избранных произведений

• Соната для фортепиано ми минор, оп. 7 (1865)
• Соната № 1 для скрипки и фортепиано фа мажор, оп. 8 (1865)
• «Осенью» для фортепиано в четыре руки, оп. 11, также для оркестра (1866)
• «Лирические пьесы», 10 сборников, с 1866 (оп. 12) до 1901 (оп. 71).
• Соната № 2 для скрипки и фортепиано соль мажор, оп. 13 (1867)
• Концерт для фортепиано с оркестром, оп. 16 (1868)
• «Сигурд Крестоносец», оп. 22, музыка к пьесе Бьёрнстьерне Бьёрнсона (1872)
• «Пер Гюнт», оп. 23, музыка к пьесе Генрика Ибсена (1875)
• Струнный квартет соль минор, оп. 27 (1877—1878)
• «Норвежские танцы» для фортепиано в четыре руки, оп. 35, также для оркестра (1881)
• Соната для виолончели и фортепиано, оп. 36 (1882)
• Соната № 3 для скрипки и фортепиано до минор, оп. 45 (1886—1887)
• Симфонические танцы, оп. 64 (1898).

Наследие Грига

Сегодня творчество Эдварда Грига высоко почитаемо, особенно в Норвегии. Его сочинения активно исполняет как пианист и дирижёр один из наиболее известных современных норвежских музыкантов Лейф Ове Андснес. Пьесы Грига используются в художественных и культурных мероприятиях. Ставятся различные музыкальные спектакли, сценарии фигурного катания и другие постановки.

«Тролльхауген», где композитор прожил часть жизни, стал открытым для посещения домом-музеем. Здесь посетителям показаны родные стены композитора, его усадьба, интерьеры. Вещи, принадлежавшие композитору, — пальто, шляпа и скрипка, по-прежнему висят на стене его рабочего домика. Рядом с усадьбой установлена статуя Грига в натуральную величину и стоит его рабочая избушка.

В современной культуре

• Карл Столлинг, композитор киностудии Warner Bros., часто использовал мелодию из пьесы «Утро» для иллюстрации утренних сцен в мультфильмах.

• Музыкальный спектакль «Разноцветный трубочист» (1957) по рассказу Братьев Гримм использовал исключительно музыку Грига.

• Мюзикл «Песнь Норвегии» (1970) основан на событиях жизни Грига и использует его музыку.

• Rainbow — Hall of the Mountain King (альбом Stranger in Us All, 1995) — композиция в стиле хард-рок, основанная на музыке пьесы «В пещере горного короля» на слова Кэндис Найт (жены Ричи Блэкмора, гитариста группы). Песня Vikingtid российской пэган-метал группы Butterfly Temple с альбома «Сны Северного Моря», также содержит в себе фрагменты этого произведения Грига.

• Первая часть фортепианного концерта используется в фильме Эдриана Лайна «Лолита» (1997).

Литература

• Б. В. Асафьев, «Эдвард Григ», издательство «Музыка»; Ленинград, 1984.
• Бенестад Ф., Шельдеруп-Эббе Д., «Эдвард Григ — человек и художник»; издательство «Радуга», 1986.

Музыкальные фрагменты

Внимание! Музыкальные фрагменты в формате Ogg Vorbis

• Концерт для фортепиано с оркестром ля минор. Первая часть  (информация о файле)
• Концерт для фортепиано с оркестром ля минор. Вторая часть  (информация о файле)
• Концерт для фортепиано с оркестром ля минор. Третья часть  (информация о файле)

Ссылки

• Эдвард Григ: ноты произведений на International Music Score Library Project
• [www.troldhaugen.com/ Тролльхауген — официальный сайт ]  (норв.)  (нем.)  (англ.)
• [griegsociety.norge.ru/ Общество Эдварда Грига (Москва)]
• [www.tg-m.ru/articles/norvegiya-rossiya-na-perekrestkakh-kultur/edvard-grig Светлана Петухова «Эдвард Григ. На совершенных высотах»], журнал «Третьяковская галерея».

Отрывок, характеризующий Григ, Эдвард

В этот свой приезд в Петербург Борис сделался близким человеком в доме графини Безуховой.


Война разгоралась, и театр ее приближался к русским границам. Всюду слышались проклятия врагу рода человеческого Бонапартию; в деревнях собирались ратники и рекруты, и с театра войны приходили разноречивые известия, как всегда ложные и потому различно перетолковываемые.
Жизнь старого князя Болконского, князя Андрея и княжны Марьи во многом изменилась с 1805 года.
В 1806 году старый князь был определен одним из восьми главнокомандующих по ополчению, назначенных тогда по всей России. Старый князь, несмотря на свою старческую слабость, особенно сделавшуюся заметной в тот период времени, когда он считал своего сына убитым, не счел себя вправе отказаться от должности, в которую был определен самим государем, и эта вновь открывшаяся ему деятельность возбудила и укрепила его. Он постоянно бывал в разъездах по трем вверенным ему губерниям; был до педантизма исполнителен в своих обязанностях, строг до жестокости с своими подчиненными, и сам доходил до малейших подробностей дела. Княжна Марья перестала уже брать у своего отца математические уроки, и только по утрам, сопутствуемая кормилицей, с маленьким князем Николаем (как звал его дед) входила в кабинет отца, когда он был дома. Грудной князь Николай жил с кормилицей и няней Савишной на половине покойной княгини, и княжна Марья большую часть дня проводила в детской, заменяя, как умела, мать маленькому племяннику. M lle Bourienne тоже, как казалось, страстно любила мальчика, и княжна Марья, часто лишая себя, уступала своей подруге наслаждение нянчить маленького ангела (как называла она племянника) и играть с ним.
У алтаря лысогорской церкви была часовня над могилой маленькой княгини, и в часовне был поставлен привезенный из Италии мраморный памятник, изображавший ангела, расправившего крылья и готовящегося подняться на небо. У ангела была немного приподнята верхняя губа, как будто он сбирался улыбнуться, и однажды князь Андрей и княжна Марья, выходя из часовни, признались друг другу, что странно, лицо этого ангела напоминало им лицо покойницы. Но что было еще страннее и чего князь Андрей не сказал сестре, было то, что в выражении, которое дал случайно художник лицу ангела, князь Андрей читал те же слова кроткой укоризны, которые он прочел тогда на лице своей мертвой жены: «Ах, зачем вы это со мной сделали?…»
Вскоре после возвращения князя Андрея, старый князь отделил сына и дал ему Богучарово, большое имение, находившееся в 40 верстах от Лысых Гор. Частью по причине тяжелых воспоминаний, связанных с Лысыми Горами, частью потому, что не всегда князь Андрей чувствовал себя в силах переносить характер отца, частью и потому, что ему нужно было уединение, князь Андрей воспользовался Богучаровым, строился там и проводил в нем большую часть времени.
Князь Андрей, после Аустерлицкой кампании, твердо pешил никогда не служить более в военной службе; и когда началась война, и все должны были служить, он, чтобы отделаться от действительной службы, принял должность под начальством отца по сбору ополчения. Старый князь с сыном как бы переменились ролями после кампании 1805 года. Старый князь, возбужденный деятельностью, ожидал всего хорошего от настоящей кампании; князь Андрей, напротив, не участвуя в войне и в тайне души сожалея о том, видел одно дурное.
26 февраля 1807 года, старый князь уехал по округу. Князь Андрей, как и большею частью во время отлучек отца, оставался в Лысых Горах. Маленький Николушка был нездоров уже 4 й день. Кучера, возившие старого князя, вернулись из города и привезли бумаги и письма князю Андрею.
Камердинер с письмами, не застав молодого князя в его кабинете, прошел на половину княжны Марьи; но и там его не было. Камердинеру сказали, что князь пошел в детскую.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, Петруша с бумагами пришел, – сказала одна из девушек помощниц няни, обращаясь к князю Андрею, который сидел на маленьком детском стуле и дрожащими руками, хмурясь, капал из стклянки лекарство в рюмку, налитую до половины водой.
– Что такое? – сказал он сердито, и неосторожно дрогнув рукой, перелил из стклянки в рюмку лишнее количество капель. Он выплеснул лекарство из рюмки на пол и опять спросил воды. Девушка подала ему.
В комнате стояла детская кроватка, два сундука, два кресла, стол и детские столик и стульчик, тот, на котором сидел князь Андрей. Окна были завешаны, и на столе горела одна свеча, заставленная переплетенной нотной книгой, так, чтобы свет не падал на кроватку.
– Мой друг, – обращаясь к брату, сказала княжна Марья от кроватки, у которой она стояла, – лучше подождать… после…
– Ах, сделай милость, ты всё говоришь глупости, ты и так всё дожидалась – вот и дождалась, – сказал князь Андрей озлобленным шопотом, видимо желая уколоть сестру.
– Мой друг, право лучше не будить, он заснул, – умоляющим голосом сказала княжна.
Князь Андрей встал и, на цыпочках, с рюмкой подошел к кроватке.
– Или точно не будить? – сказал он нерешительно.
– Как хочешь – право… я думаю… а как хочешь, – сказала княжна Марья, видимо робея и стыдясь того, что ее мнение восторжествовало. Она указала брату на девушку, шопотом вызывавшую его.
Была вторая ночь, что они оба не спали, ухаживая за горевшим в жару мальчиком. Все сутки эти, не доверяя своему домашнему доктору и ожидая того, за которым было послано в город, они предпринимали то то, то другое средство. Измученные бессоницей и встревоженные, они сваливали друг на друга свое горе, упрекали друг друга и ссорились.
– Петруша с бумагами от папеньки, – прошептала девушка. – Князь Андрей вышел.
– Ну что там! – проговорил он сердито, и выслушав словесные приказания от отца и взяв подаваемые конверты и письмо отца, вернулся в детскую.
– Ну что? – спросил князь Андрей.
– Всё то же, подожди ради Бога. Карл Иваныч всегда говорит, что сон всего дороже, – прошептала со вздохом княжна Марья. – Князь Андрей подошел к ребенку и пощупал его. Он горел.
– Убирайтесь вы с вашим Карлом Иванычем! – Он взял рюмку с накапанными в нее каплями и опять подошел.
– Andre, не надо! – сказала княжна Марья.
Но он злобно и вместе страдальчески нахмурился на нее и с рюмкой нагнулся к ребенку. – Ну, я хочу этого, сказал он. – Ну я прошу тебя, дай ему.
Княжна Марья пожала плечами, но покорно взяла рюмку и подозвав няньку, стала давать лекарство. Ребенок закричал и захрипел. Князь Андрей, сморщившись, взяв себя за голову, вышел из комнаты и сел в соседней, на диване.
Письма всё были в его руке. Он машинально открыл их и стал читать. Старый князь, на синей бумаге, своим крупным, продолговатым почерком, употребляя кое где титлы, писал следующее:
«Весьма радостное в сей момент известие получил через курьера, если не вранье. Бенигсен под Эйлау над Буонапартием якобы полную викторию одержал. В Петербурге все ликуют, e наград послано в армию несть конца. Хотя немец, – поздравляю. Корчевский начальник, некий Хандриков, не постигну, что делает: до сих пор не доставлены добавочные люди и провиант. Сейчас скачи туда и скажи, что я с него голову сниму, чтобы через неделю всё было. О Прейсиш Эйлауском сражении получил еще письмо от Петиньки, он участвовал, – всё правда. Когда не мешают кому мешаться не следует, то и немец побил Буонапартия. Сказывают, бежит весьма расстроен. Смотри ж немедля скачи в Корчеву и исполни!»
Князь Андрей вздохнул и распечатал другой конверт. Это было на двух листочках мелко исписанное письмо от Билибина. Он сложил его не читая и опять прочел письмо отца, кончавшееся словами: «скачи в Корчеву и исполни!» «Нет, уж извините, теперь не поеду, пока ребенок не оправится», подумал он и, подошедши к двери, заглянул в детскую. Княжна Марья всё стояла у кроватки и тихо качала ребенка.
«Да, что бишь еще неприятное он пишет? вспоминал князь Андрей содержание отцовского письма. Да. Победу одержали наши над Бонапартом именно тогда, когда я не служу… Да, да, всё подшучивает надо мной… ну, да на здоровье…» и он стал читать французское письмо Билибина. Он читал не понимая половины, читал только для того, чтобы хоть на минуту перестать думать о том, о чем он слишком долго исключительно и мучительно думал.


Билибин находился теперь в качестве дипломатического чиновника при главной квартире армии и хоть и на французском языке, с французскими шуточками и оборотами речи, но с исключительно русским бесстрашием перед самоосуждением и самоосмеянием описывал всю кампанию. Билибин писал, что его дипломатическая discretion [скромность] мучила его, и что он был счастлив, имея в князе Андрее верного корреспондента, которому он мог изливать всю желчь, накопившуюся в нем при виде того, что творится в армии. Письмо это было старое, еще до Прейсиш Эйлауского сражения.
«Depuis nos grands succes d'Austerlitz vous savez, mon cher Prince, писал Билибин, que je ne quitte plus les quartiers generaux. Decidement j'ai pris le gout de la guerre, et bien m'en a pris. Ce que j'ai vu ces trois mois, est incroyable.
«Je commence ab ovo. L'ennemi du genre humain , comme vous savez, s'attaque aux Prussiens. Les Prussiens sont nos fideles allies, qui ne nous ont trompes que trois fois depuis trois ans. Nous prenons fait et cause pour eux. Mais il se trouve que l'ennemi du genre humain ne fait nulle attention a nos beaux discours, et avec sa maniere impolie et sauvage se jette sur les Prussiens sans leur donner le temps de finir la parade commencee, en deux tours de main les rosse a plate couture et va s'installer au palais de Potsdam.
«J'ai le plus vif desir, ecrit le Roi de Prusse a Bonaparte, que V. M. soit accueillie еt traitee dans mon palais d'une maniere, qui lui soit agreable et c'est avec еmpres sement, que j'ai pris a cet effet toutes les mesures que les circonstances me permettaient. Puisse je avoir reussi! Les generaux Prussiens se piquent de politesse envers les Francais et mettent bas les armes aux premieres sommations.
«Le chef de la garienison de Glogau avec dix mille hommes, demande au Roi de Prusse, ce qu'il doit faire s'il est somme de se rendre?… Tout cela est positif.
«Bref, esperant en imposer seulement par notre attitude militaire, il se trouve que nous voila en guerre pour tout de bon, et ce qui plus est, en guerre sur nos frontieres avec et pour le Roi de Prusse . Tout est au grand complet, il ne nous manque qu'une petite chose, c'est le general en chef. Comme il s'est trouve que les succes d'Austerlitz aurant pu etre plus decisifs si le general en chef eut ete moins jeune, on fait la revue des octogenaires et entre Prosorofsky et Kamensky, on donne la preference au derienier. Le general nous arrive en kibik a la maniere Souvoroff, et est accueilli avec des acclamations de joie et de triomphe.
«Le 4 arrive le premier courrier de Petersbourg. On apporte les malles dans le cabinet du Marieechal, qui aime a faire tout par lui meme. On m'appelle pour aider a faire le triage des lettres et prendre celles qui nous sont destinees. Le Marieechal nous regarde faire et attend les paquets qui lui sont adresses. Nous cherchons – il n'y en a point. Le Marieechal devient impatient, se met lui meme a la besogne et trouve des lettres de l'Empereur pour le comte T., pour le prince V. et autres. Alors le voila qui se met dans une de ses coleres bleues. Il jette feu et flamme contre tout le monde, s'empare des lettres, les decachete et lit celles de l'Empereur adressees a d'autres. А, так со мною поступают! Мне доверия нет! А, за мной следить велено, хорошо же; подите вон! Et il ecrit le fameux ordre du jour au general Benigsen
«Я ранен, верхом ездить не могу, следственно и командовать армией. Вы кор д'арме ваш привели разбитый в Пултуск: тут оно открыто, и без дров, и без фуража, потому пособить надо, и я так как вчера сами отнеслись к графу Буксгевдену, думать должно о ретираде к нашей границе, что и выполнить сегодня.
«От всех моих поездок, ecrit il a l'Empereur, получил ссадину от седла, которая сверх прежних перевозок моих совсем мне мешает ездить верхом и командовать такой обширной армией, а потому я командованье оной сложил на старшего по мне генерала, графа Буксгевдена, отослав к нему всё дежурство и всё принадлежащее к оному, советовав им, если хлеба не будет, ретироваться ближе во внутренность Пруссии, потому что оставалось хлеба только на один день, а у иных полков ничего, как о том дивизионные командиры Остерман и Седморецкий объявили, а у мужиков всё съедено; я и сам, пока вылечусь, остаюсь в гошпитале в Остроленке. О числе которого ведомость всеподданнейше подношу, донеся, что если армия простоит в нынешнем биваке еще пятнадцать дней, то весной ни одного здорового не останется.
«Увольте старика в деревню, который и так обесславлен остается, что не смог выполнить великого и славного жребия, к которому был избран. Всемилостивейшего дозволения вашего о том ожидать буду здесь при гошпитале, дабы не играть роль писарскую , а не командирскую при войске. Отлучение меня от армии ни малейшего разглашения не произведет, что ослепший отъехал от армии. Таковых, как я – в России тысячи».
«Le Marieechal se fache contre l'Empereur et nous punit tous; n'est ce pas que с'est logique!
«Voila le premier acte. Aux suivants l'interet et le ridicule montent comme de raison. Apres le depart du Marieechal il se trouve que nous sommes en vue de l'ennemi, et qu'il faut livrer bataille. Boukshevden est general en chef par droit d'anciennete, mais le general Benigsen n'est pas de cet avis; d'autant plus qu'il est lui, avec son corps en vue de l'ennemi, et qu'il veut profiter de l'occasion d'une bataille „aus eigener Hand“ comme disent les Allemands. Il la donne. C'est la bataille de Poultousk qui est sensee etre une grande victoire, mais qui a mon avis ne l'est pas du tout. Nous autres pekins avons, comme vous savez, une tres vilaine habitude de decider du gain ou de la perte d'une bataille. Celui qui s'est retire apres la bataille, l'a perdu, voila ce que nous disons, et a ce titre nous avons perdu la bataille de Poultousk. Bref, nous nous retirons apres la bataille, mais nous envoyons un courrier a Petersbourg, qui porte les nouvelles d'une victoire, et le general ne cede pas le commandement en chef a Boukshevden, esperant recevoir de Petersbourg en reconnaissance de sa victoire le titre de general en chef. Pendant cet interregne, nous commencons un plan de man?uvres excessivement interessant et original. Notre but ne consiste pas, comme il devrait l'etre, a eviter ou a attaquer l'ennemi; mais uniquement a eviter le general Boukshevden, qui par droit d'ancnnete serait notre chef. Nous poursuivons ce but avec tant d'energie, que meme en passant une riviere qui n'est рas gueable, nous brulons les ponts pour nous separer de notre ennemi, qui pour le moment, n'est pas Bonaparte, mais Boukshevden. Le general Boukshevden a manque etre attaque et pris par des forces ennemies superieures a cause d'une de nos belles man?uvres qui nous sauvait de lui. Boukshevden nous poursuit – nous filons. A peine passe t il de notre cote de la riviere, que nous repassons de l'autre. A la fin notre ennemi Boukshevden nous attrappe et s'attaque a nous. Les deux generaux se fachent. Il y a meme une provocation en duel de la part de Boukshevden et une attaque d'epilepsie de la part de Benigsen. Mais au moment critique le courrier, qui porte la nouvelle de notre victoire de Poultousk, nous apporte de Petersbourg notre nomination de general en chef, et le premier ennemi Boukshevden est enfonce: nous pouvons penser au second, a Bonaparte. Mais ne voila t il pas qu'a ce moment se leve devant nous un troisieme ennemi, c'est le православное qui demande a grands cris du pain, de la viande, des souchary, du foin, – que sais je! Les magasins sont vides, les сhemins impraticables. Le православное se met a la Marieaude, et d'une maniere dont la derieniere campagne ne peut vous donner la moindre idee. La moitie des regiments forme des troupes libres, qui parcourent la contree en mettant tout a feu et a sang. Les habitants sont ruines de fond en comble, les hopitaux regorgent de malades, et la disette est partout. Deux fois le quartier general a ete attaque par des troupes de Marieaudeurs et le general en chef a ete oblige lui meme de demander un bataillon pour les chasser. Dans une de ces attaques on m'a еmporte ma malle vide et ma robe de chambre. L'Empereur veut donner le droit a tous les chefs de divisions de fusiller les Marieaudeurs, mais je crains fort que cela n'oblige une moitie de l'armee de fusiller l'autre.
[Со времени наших блестящих успехов в Аустерлице, вы знаете, мой милый князь, что я не покидаю более главных квартир. Решительно я вошел во вкус войны, и тем очень доволен; то, что я видел эти три месяца – невероятно.
«Я начинаю аb ovo. Враг рода человеческого , вам известный, аттакует пруссаков. Пруссаки – наши верные союзники, которые нас обманули только три раза в три года. Мы заступаемся за них. Но оказывается, что враг рода человеческого не обращает никакого внимания на наши прелестные речи, и с своей неучтивой и дикой манерой бросается на пруссаков, не давая им времени кончить их начатый парад, вдребезги разбивает их и поселяется в потсдамском дворце.
«Я очень желаю, пишет прусской король Бонапарту, чтобы ваше величество были приняты в моем дворце самым приятнейшим для вас образом, и я с особенной заботливостью сделал для того все нужные распоряжения на сколько позволили обстоятельства. Весьма желаю, чтоб я достигнул цели». Прусские генералы щеголяют учтивостью перед французами и сдаются по первому требованию. Начальник гарнизона Глогау, с десятью тысячами, спрашивает у прусского короля, что ему делать, если ему придется сдаваться. Всё это положительно верно. Словом, мы думали внушить им страх только положением наших военных сил, но кончается тем, что мы вовлечены в войну, на нашей же границе и, главное, за прусского короля и заодно с ним. Всего у нас в избытке, недостает только маленькой штучки, а именно – главнокомандующего. Так как оказалось, что успехи Аустерлица могли бы быть положительнее, если б главнокомандующий был бы не так молод, то делается обзор осьмидесятилетних генералов, и между Прозоровским и Каменским выбирают последнего. Генерал приезжает к нам в кибитке по Суворовски, и его принимают с радостными и торжественными восклицаниями.
4 го приезжает первый курьер из Петербурга. Приносят чемоданы в кабинет фельдмаршала, который любит всё делать сам. Меня зовут, чтобы помочь разобрать письма и взять те, которые назначены нам. Фельдмаршал, предоставляя нам это занятие, ждет конвертов, адресованных ему. Мы ищем – но их не оказывается. Фельдмаршал начинает волноваться, сам принимается за работу и находит письма от государя к графу Т., князю В. и другим. Он приходит в сильнейший гнев, выходит из себя, берет письма, распечатывает их и читает письма Императора, адресованные другим… Затем пишет знаменитый суточный приказ генералу Бенигсену.
Фельдмаршал сердится на государя, и наказывает всех нас: неправда ли это логично!
Вот первое действие. При следующих интерес и забавность возрастают, само собой разумеется. После отъезда фельдмаршала оказывается, что мы в виду неприятеля, и необходимо дать сражение. Буксгевден, главнокомандующий по старшинству, но генерал Бенигсен совсем не того же мнения, тем более, что он с своим корпусом находится в виду неприятеля, и хочет воспользоваться случаем дать сражение самостоятельно. Он его и дает.
Это пултуская битва, которая считается великой победой, но которая совсем не такова, по моему мнению. Мы штатские имеем, как вы знаете, очень дурную привычку решать вопрос о выигрыше или проигрыше сражения. Тот, кто отступил после сражения, тот проиграл его, вот что мы говорим, и судя по этому мы проиграли пултуское сражение. Одним словом, мы отступаем после битвы, но посылаем курьера в Петербург с известием о победе, и генерал Бенигсен не уступает начальствования над армией генералу Буксгевдену, надеясь получить из Петербурга в благодарность за свою победу звание главнокомандующего. Во время этого междуцарствия, мы начинаем очень оригинальный и интересный ряд маневров. План наш не состоит более, как бы он должен был состоять, в том, чтобы избегать или атаковать неприятеля, но только в том, чтобы избегать генерала Буксгевдена, который по праву старшинства должен бы был быть нашим начальником. Мы преследуем эту цель с такой энергией, что даже переходя реку, на которой нет бродов, мы сжигаем мост, с целью отдалить от себя нашего врага, который в настоящее время не Бонапарт, но Буксгевден. Генерал Буксгевден чуть чуть не был атакован и взят превосходными неприятельскими силами, вследствие одного из таких маневров, спасавших нас от него. Буксгевден нас преследует – мы бежим. Только что он перейдет на нашу сторону реки, мы переходим на другую. Наконец враг наш Буксгевден ловит нас и атакует. Оба генерала сердятся и дело доходит до вызова на дуэль со стороны Буксгевдена и припадка падучей болезни со стороны Бенигсена. Но в самую критическую минуту курьер, который возил в Петербург известие о пултуской победе, возвращается и привозит нам назначение главнокомандующего, и первый враг – Буксгевден побежден. Мы теперь можем думать о втором враге – Бонапарте. Но оказывается, что в эту самую минуту возникает перед нами третий враг – православное , которое громкими возгласами требует хлеба, говядины, сухарей, сена, овса, – и мало ли чего еще! Магазины пусты, дороги непроходимы. Православное начинает грабить, и грабёж доходит до такой степени, о которой последняя кампания не могла вам дать ни малейшего понятия. Половина полков образуют вольные команды, которые обходят страну и все предают мечу и пламени. Жители разорены совершенно, больницы завалены больными, и везде голод. Два раза мародеры нападали даже на главную квартиру, и главнокомандующий принужден был взять баталион солдат, чтобы прогнать их. В одно из этих нападений у меня унесли мой пустой чемодан и халат. Государь хочет дать право всем начальникам дивизии расстреливать мародеров, но я очень боюсь, чтобы это не заставило одну половину войска расстрелять другую.]
Князь Андрей сначала читал одними глазами, но потом невольно то, что он читал (несмотря на то, что он знал, на сколько должно было верить Билибину) больше и больше начинало занимать его. Дочитав до этого места, он смял письмо и бросил его. Не то, что он прочел в письме, сердило его, но его сердило то, что эта тамошняя, чуждая для него, жизнь могла волновать его. Он закрыл глаза, потер себе лоб рукою, как будто изгоняя всякое участие к тому, что он читал, и прислушался к тому, что делалось в детской. Вдруг ему показался за дверью какой то странный звук. На него нашел страх; он боялся, не случилось ли чего с ребенком в то время, как он читал письмо. Он на цыпочках подошел к двери детской и отворил ее.
В ту минуту, как он входил, он увидал, что нянька с испуганным видом спрятала что то от него, и что княжны Марьи уже не было у кроватки.
– Мой друг, – послышался ему сзади отчаянный, как ему показалось, шопот княжны Марьи. Как это часто бывает после долгой бессонницы и долгого волнения, на него нашел беспричинный страх: ему пришло в голову, что ребенок умер. Всё, что oн видел и слышал, казалось ему подтверждением его страха.
«Всё кончено», подумал он, и холодный пот выступил у него на лбу! Он растерянно подошел к кроватке, уверенный, что он найдет ее пустою, что нянька прятала мертвого ребенка. Он раскрыл занавески, и долго его испуганные, разбегавшиеся глаза не могли отыскать ребенка. Наконец он увидал его: румяный мальчик, раскидавшись, лежал поперек кроватки, спустив голову ниже подушки и во сне чмокал, перебирая губками, и ровно дышал.
Князь Андрей обрадовался, увидав мальчика так, как будто бы он уже потерял его. Он нагнулся и, как учила его сестра, губами попробовал, есть ли жар у ребенка. Нежный лоб был влажен, он дотронулся рукой до головы – даже волосы были мокры: так сильно вспотел ребенок. Не только он не умер, но теперь очевидно было, что кризис совершился и что он выздоровел. Князю Андрею хотелось схватить, смять, прижать к своей груди это маленькое, беспомощное существо; он не смел этого сделать. Он стоял над ним, оглядывая его голову, ручки, ножки, определявшиеся под одеялом. Шорох послышался подле него, и какая то тень показалась ему под пологом кроватки. Он не оглядывался и всё слушал, глядя в лицо ребенка, его ровное дыханье. Темная тень была княжна Марья, которая неслышными шагами подошла к кроватке, подняла полог и опустила его за собою. Князь Андрей, не оглядываясь, узнал ее и протянул к ней руку. Она сжала его руку.
– Он вспотел, – сказал князь Андрей.
– Я шла к тебе, чтобы сказать это.
Ребенок во сне чуть пошевелился, улыбнулся и потерся лбом о подушку.
Князь Андрей посмотрел на сестру. Лучистые глаза княжны Марьи, в матовом полусвете полога, блестели более обыкновенного от счастливых слёз, которые стояли в них. Княжна Марья потянулась к брату и поцеловала его, слегка зацепив за полог кроватки. Они погрозили друг другу, еще постояли в матовом свете полога, как бы не желая расстаться с этим миром, в котором они втроем были отделены от всего света. Князь Андрей первый, путая волосы о кисею полога, отошел от кроватки. – Да. это одно что осталось мне теперь, – сказал он со вздохом.


Вскоре после своего приема в братство масонов, Пьер с полным написанным им для себя руководством о том, что он должен был делать в своих имениях, уехал в Киевскую губернию, где находилась большая часть его крестьян.
Приехав в Киев, Пьер вызвал в главную контору всех управляющих, и объяснил им свои намерения и желания. Он сказал им, что немедленно будут приняты меры для совершенного освобождения крестьян от крепостной зависимости, что до тех пор крестьяне не должны быть отягчаемы работой, что женщины с детьми не должны посылаться на работы, что крестьянам должна быть оказываема помощь, что наказания должны быть употребляемы увещательные, а не телесные, что в каждом имении должны быть учреждены больницы, приюты и школы. Некоторые управляющие (тут были и полуграмотные экономы) слушали испуганно, предполагая смысл речи в том, что молодой граф недоволен их управлением и утайкой денег; другие, после первого страха, находили забавным шепелявенье Пьера и новые, неслыханные ими слова; третьи находили просто удовольствие послушать, как говорит барин; четвертые, самые умные, в том числе и главноуправляющий, поняли из этой речи то, каким образом надо обходиться с барином для достижения своих целей.
Главноуправляющий выразил большое сочувствие намерениям Пьера; но заметил, что кроме этих преобразований необходимо было вообще заняться делами, которые были в дурном состоянии.
Несмотря на огромное богатство графа Безухого, с тех пор, как Пьер получил его и получал, как говорили, 500 тысяч годового дохода, он чувствовал себя гораздо менее богатым, чем когда он получал свои 10 ть тысяч от покойного графа. В общих чертах он смутно чувствовал следующий бюджет. В Совет платилось около 80 ти тысяч по всем имениям; около 30 ти тысяч стоило содержание подмосковной, московского дома и княжон; около 15 ти тысяч выходило на пенсии, столько же на богоугодные заведения; графине на прожитье посылалось 150 тысяч; процентов платилось за долги около 70 ти тысяч; постройка начатой церкви стоила эти два года около 10 ти тысяч; остальное около 100 та тысяч расходилось – он сам не знал как, и почти каждый год он принужден был занимать. Кроме того каждый год главноуправляющий писал то о пожарах, то о неурожаях, то о необходимости перестроек фабрик и заводов. И так, первое дело, представившееся Пьеру, было то, к которому он менее всего имел способности и склонности – занятие делами.
Пьер с главноуправляющим каждый день занимался . Но он чувствовал, что занятия его ни на шаг не подвигали дела. Он чувствовал, что его занятия происходят независимо от дела, что они не цепляют за дело и не заставляют его двигаться. С одной стороны главноуправляющий выставлял дела в самом дурном свете, показывая Пьеру необходимость уплачивать долги и предпринимать новые работы силами крепостных мужиков, на что Пьер не соглашался; с другой стороны, Пьер требовал приступления к делу освобождения, на что управляющий выставлял необходимость прежде уплатить долг Опекунского совета, и потому невозможность быстрого исполнения.