Центральный боевой отряд
Поделись знанием:
– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
Боевой отряд при Центральном Комитете — террористическая группа (боевая дружина), действовавшая при партии социалистов-революционеров.
История создания
В 1906 году Боевая организация эсеров под руководством агента-провокатора Евно Азефа и Бориса Савинкова переживала период неудач в своей террористической деятельности. В октябре 1906 года на Втором съезде партии социалистов-революционеров, который прошел на Иматре, Азеф и Савинков заявили о своем уходе в связи с тем, что старые методы террора не дают результатов. Уход руководителей привел к фактическому распаду Боевой организации. С разрешения Центрального Комитета партии Лев Зильберберг решил организовать новую самостоятельную боевую дружину по типу Боевой организации. Вместе с ним ядро группы составили его жена Ксения Ксенофонтовна Зильберберг по кличке «Ирина», Василий Сулятицкий, Евгений Кудрявцев и еще несколько человек. Сам Зильберберг вел сношения с Центральным Комитетом.
Члены отряда
| Имя | Годы жизни | Деятельность и дальнейшая судьба |
|---|---|---|
| Зильберберг, Лев Иванович | 1880—1907 | Основатель и руководитель Центрального боевого отряда. Руководил убийством петербургского градоначальника Владимира фон дер Лауница. Также Зильберберг принимал участие в подготовке покушения на Николая Клейгельса, киевского генерал-губернатора, организовал побег Савинкова из тюрьмы в июле 1906 года. Повешен 16 июля 1907 года в Петропавловской крепости. |
| Зильберберг, Ксения Ксенофонтовна | 1882—1955 | Техник. После разгрома Центрального боевого отряда и казни мужа Ксении удалось скрыться, в 1910-е — 20-е она с дочерью жила в иммиграции в Италии и Франции. |
| Кудрявцев, Евгений Федорович | Исполнитель покушения на фон дер Лауница. 21 декабря 1906 года Кудрявцев несколькими выстрелами убил Лауница во время освящения новой клиники Петербургского медицинского института. Сразу после убийства Кудрявцев покончил с собой, выстрелив себе в висок. | |
| Моисеенко, Сергей Николаевич | Первоначально состоял в Отряде Бэлы, после роспуска это группы перешел в Центральный боевой отряд. Принимал участие в подготовке покушения на Лауница, именно он передал Кудрявцеву браунинг для осуществления убийства. | |
| Попова, Валентина Павловна | 1880—1937 | Техник, изготавливала бомбы, осуществляла наблюдение и выполнение различных поручений. Передала через Сергея Моисеенко браунинг для Кудрявцева, из которого тот убил Лауниц. |
| Севастьянова, Александра Александровна | 1873—1907 | 21 ноября 1907 года Севастьянова бросила бомбу в московского генерал-губернатора и командующего Московским военным округом генерала С. К. Гершельмана. Покушение закончилось неудачей. Повешена 7 декабря. |
| Сулятицкий, Василий Митрофанович | 1885—1907 | Участвовал в подготовке покушений на фон дер Лауница и Столыпина. Арестован вместе с Львом Зильбербергом. Повешен 16 июля 1907 года в Петропавловской крепости. |
См. также
| ||||||||||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Центральный боевой отряд"
Отрывок, характеризующий Центральный боевой отряд
Вопросы эти, оставляя в стороне сущность жизненного дела и исключая возможность раскрытия этой сущности, как и все вопросы, делаемые на судах, имели целью только подставление того желобка, по которому судящие желали, чтобы потекли ответы подсудимого и привели его к желаемой цели, то есть к обвинению. Как только он начинал говорить что нибудь такое, что не удовлетворяло цели обвинения, так принимали желобок, и вода могла течь куда ей угодно. Кроме того, Пьер испытал то же, что во всех судах испытывает подсудимый: недоумение, для чего делали ему все эти вопросы. Ему чувствовалось, что только из снисходительности или как бы из учтивости употреблялась эта уловка подставляемого желобка. Он знал, что находился во власти этих людей, что только власть привела его сюда, что только власть давала им право требовать ответы на вопросы, что единственная цель этого собрания состояла в том, чтоб обвинить его. И поэтому, так как была власть и было желание обвинить, то не нужно было и уловки вопросов и суда. Очевидно было, что все ответы должны были привести к виновности. На вопрос, что он делал, когда его взяли, Пьер отвечал с некоторою трагичностью, что он нес к родителям ребенка, qu'il avait sauve des flammes [которого он спас из пламени]. – Для чего он дрался с мародером? Пьер отвечал, что он защищал женщину, что защита оскорбляемой женщины есть обязанность каждого человека, что… Его остановили: это не шло к делу. Для чего он был на дворе загоревшегося дома, на котором его видели свидетели? Он отвечал, что шел посмотреть, что делалось в Москве. Его опять остановили: у него не спрашивали, куда он шел, а для чего он находился подле пожара? Кто он? повторили ему первый вопрос, на который он сказал, что не хочет отвечать. Опять он отвечал, что не может сказать этого.– Запишите, это нехорошо. Очень нехорошо, – строго сказал ему генерал с белыми усами и красным, румяным лицом.
На четвертый день пожары начались на Зубовском валу.
Пьера с тринадцатью другими отвели на Крымский Брод, в каретный сарай купеческого дома. Проходя по улицам, Пьер задыхался от дыма, который, казалось, стоял над всем городом. С разных сторон виднелись пожары. Пьер тогда еще не понимал значения сожженной Москвы и с ужасом смотрел на эти пожары.
В каретном сарае одного дома у Крымского Брода Пьер пробыл еще четыре дня и во время этих дней из разговора французских солдат узнал, что все содержащиеся здесь ожидали с каждым днем решения маршала. Какого маршала, Пьер не мог узнать от солдат. Для солдата, очевидно, маршал представлялся высшим и несколько таинственным звеном власти.
Эти первые дни, до 8 го сентября, – дня, в который пленных повели на вторичный допрос, были самые тяжелые для Пьера.
Х
8 го сентября в сарай к пленным вошел очень важный офицер, судя по почтительности, с которой с ним обращались караульные. Офицер этот, вероятно, штабный, с списком в руках, сделал перекличку всем русским, назвав Пьера: celui qui n'avoue pas son nom [тот, который не говорит своего имени]. И, равнодушно и лениво оглядев всех пленных, он приказал караульному офицеру прилично одеть и прибрать их, прежде чем вести к маршалу. Через час прибыла рота солдат, и Пьера с другими тринадцатью повели на Девичье поле. День был ясный, солнечный после дождя, и воздух был необыкновенно чист. Дым не стлался низом, как в тот день, когда Пьера вывели из гауптвахты Зубовского вала; дым поднимался столбами в чистом воздухе. Огня пожаров нигде не было видно, но со всех сторон поднимались столбы дыма, и вся Москва, все, что только мог видеть Пьер, было одно пожарище. Со всех сторон виднелись пустыри с печами и трубами и изредка обгорелые стены каменных домов. Пьер приглядывался к пожарищам и не узнавал знакомых кварталов города. Кое где виднелись уцелевшие церкви. Кремль, неразрушенный, белел издалека с своими башнями и Иваном Великим. Вблизи весело блестел купол Ново Девичьего монастыря, и особенно звонко слышался оттуда благовест. Благовест этот напомнил Пьеру, что было воскресенье и праздник рождества богородицы. Но казалось, некому было праздновать этот праздник: везде было разоренье пожарища, и из русского народа встречались только изредка оборванные, испуганные люди, которые прятались при виде французов.
