Цзя Чжанкэ

Цзя Чжанкэ
贾樟柯
Дата рождения:	27 мая 1970(1970-05-27) (53 года)
Место рождения:	Фэньян, Шаньси, КНР
Гражданство:	КНР КНР
Профессия:	режиссёр, сценарист, актёр, продюсер
Карьера:	с 1994
Награды:	«Золотой лев» Венецианского кинофестиваля (2006)

Цзя Чжанкэ (кит. трад. 賈樟柯, упр. 贾樟柯, пиньинь: Jiǎ Zhāngkē; род. 27 мая 1970, Фэньян, Шаньси, КНР) — китайский кинорежиссёр, сценарист, актёр, продюсер. Является ключевой фигурой «шестого поколения» китайского кино, которое показывает современный Китай смело и без прикрас, часто при этом не имея никакого государственного финансирования. Фильмы Цзя высоко оцениваются критиками и принимаются во всем мире. Многие критики и режиссёры называют его наиболее значимой фигурой в современном кино.

Ранние фильмы Цзя (слабосвязанная трилогия о его родной провинции Шаньси) сняты им без государственной поддержки. По этой причине их считают андеграундом. Начиная с фильма «Мир» (снят в 2004 году) его статус повысился и он начал снимать при поддержке государства.

Биография

Цзя Чжанкэ родился в Фэньяне. Его семья не была крестьянского происхождения. Его дед работал хирургом в Европе. Из-за этого родители Цзя были высланы в деревню, в которой и родился будущий режиссёр. Впоследствии крестьянское детство нашло сильное отражение в его эстетике.

В детстве Цзя не проявлял интереса к учёбе, и по окончании школы не смог сразу поступить в институт. По настоянию отца, чтобы избежать службы в армии, Цзя Чжанкэ стал студентом факультета живописи Шаньсийского университета. Занятия живописью он бросил после двух лет обучения, решив искать иной способ выразить себя в искусстве. Именно тогда его заинтересовало кино. Случайно заглянув в кинотеатр на фильм Чэнь Кайгэ «Жёлтая земля», Цзя Чжанкэ был глубоко тронут увиденной картиной. После сеанса Цзя поставил себе цель стать режиссёром, поскольку счёл кино идеальным средством самовыражения. Цзя трижды пытался поступить в Пекинский кинематографический институт, пока наконец не был принят вольнослушателем на факультет литературы (а не режиссуры, как ему хотелось).

Начало карьеры

Во время учёбы в Пекинском кинематографическом институте Цзя снял три короткометражных фильма. Сняты они были исключительно в образовательных целях. Первый из них («Один день в Пекине») был снят в 1994 году на собственные средства. Десятиминутный документальный фильм рассказывал о туристах на площади Тяньаньмэнь. Впоследствии сам режиссёр назовет этот фильм несущественным и наивным. Также он скажет о тех полутора съемочных днях как о «возбуждении, которое трудно передать словами».

Второй фильм «Сяошань едет домой» (1995 год) заставил мир кино обратить внимание на молодого режиссёра. Он обозначил стиль и тематику фильмов Цзя. По словам самого режиссёра, фильм стал началом его режиссёрской карьеры. В 1997 году «Сяошань едет домой» завоевал высшую награду на Гонконгском фестивале независимых короткометражек. Благодаря фильму Цзя познакомился с оператором Ю Ликваем и продюсером Ли Кит Мином. Эта встреча стала судьбоносной для режиссёра.

В 1996 году Цзя снимает ещё один короткометражный фильм, повествующий о студентке, которая сталкивается с решениями, меняющими её жизнь. Этот фильм стал для режиссёра экспериментом и снимался без сценария.

Андеграунд

Сяо У (Карманник)

После окончания учёбы Цзя Чжанкэ вместе с Ю Ликваем и Ли Кит Мином снимает фильм «Сяо У» («Карманник») о воре-карманике из города Фэньян. Цзя Чжанкэ решил показать всему миру те изменения, которые произошли на его родине за последние годы. Он задумал разбить стереотип о Китае как о «старинной диковине», и показать современные тенденции китайского общества. Бюджет фильма составлял 400 тысяч юаней (50 000 долларов США).

«Сяо У» был снят на 16 мм пленку. Особенностью фильма является развитие его в динамике. Для этого режиссёр используется условность повествования и другие кинематографические приемы.

У «Сяо У» был невероятный успех не только на родине, но и за границей. «Сяо У» завоевал много призов в ходе международных кинофестивалей. Тогда же он был признан одним из лучших представителей молодых китайских режиссёров нового, так называемого «шестого поколения».

По критике французского кинематографического «дайджеста», фильм Цзя Чжанкэ «Сяо У», отбросив стереотипы представления о китайском кино, стал символом его возрождения и жизненной силы

Успех этого фильма позволил Цзя привлечь международное финансирование для своих новых проектов. Он, в частности, стал сотрудничать с кинокомпанией известного японского режиссёра Такэси Китано.

Платформа

Сотрудничество с компанией Такэси Китано принесло свои плоды. Увеличение материальной базы позволило Цзя Чжанкэ снять трёхчасовой фильм «Платформа» (2000 год).

Фильм рассказывает о десятилетии, когда юные участники одной сельской «культ-просвет-бригады», спонсируемой государством, столкнулись с экономическими и культурными реформами 80-х. В результате коллектив был приватизирован и возродился как звездная рок- и брейкдэнс-группа. В фильме есть и исследование роли артиста в обществе, и критика идеалов капитализма конца 20-го века, и размышления над свободами и массовая культура. Особенно звучит он для живущих в развивающихся районах китайцев, которые иногда не в состоянии принять реальности, которые оказались за чертой перемен. Размышление о прогрессивной — или регрессивной — связи между историей, экономикой и культурой; и исследование роли личности и творческого самовыражения в обществе, которое контролируется коммунистическими связями и семейными обязательствами.

В «Платформе» Цзя использует ритмичные системы: свисток паровоза, длину и вид причесок, ритмы попсовой музыки, которые становятся все более и более убогими — все эти элементы повторяются в различных формах на протяжении всего фильма.

«Платформа» была признана шедевром «шестого поколения». В главных ролях снялись одногруппник Цзя Ван Хунвэй и Чжао Тао, которая впоследствии стала музой и женой режиссёра.

Свободные от рамок (Неведомые удовольствия)

Сюжет фильма — размышления режиссёра над политикой рождаемости правительства Китая. Именно благодаря этому фильму режиссёр получил очень серьёзную репутацию современного китайского кинематографического общества. Идея фильма вдохновила Цзя на создание документальной ленты «Общественные места» .

Главными героями фильма являются Сяо Цзи и Бинь Бинь. Они безработные, на несколько лет младше самого Цзя, что указывает на небольшую разницу между режиссёром и героями. Это впервые в фильмографии Цзя. Кажется, что герои ещё менее развиты, чем герои его предыдущих фильмов. Или, что они в состоянии остановившегося развития. При лишь небольшом участии родителей, жизненные позиции этих ребят почти полностью формируются электронными масс медиа, которые они поглощают и которые поглощают их. Они очарованы жизнью постоянного развлечения: игры в компьютерные игры или пения караоке. Они получают постоянную информацию из СМИ о подлых действиях американского правительства, об огромном состоянии, которое можно выиграть в лотереи, или о получении права проводить Олимпийские Игры Пекином — событий, которые, кажутся столь отдаленными от их насущных забот. Это одно из ключевых достоинств видения Цзя: его способность вобрать из ближайшего окружения и изобразить на экране свою собственную антитезу: как культура становится актом бесконечного потребления без размышлений и морали.

После этой картины фильмы «Сяо У», «Платформа» и «Свободные от рамок» стали восприниматься критиками как трилогия режиссёра, которая повествует о переходе Китая от старины в современность. Трилогия на сегодняшний день практически неизвестна в Китае. Малая известность связана с тем, что ни один из фильмов не был официально представлен в КНР. Широкую огласку получил фильм «Свободные от рамок», после того как сам режиссёр фильма прокомментировал попытку Ван Хунвэя (исполнителя главной роли фильма «Сяо У») приобрести пиратский диск.

Популярность

Получив официальное согласие от правительства Цзя Цжанкэ в 2004 году снимает фильм «Мир». Переход его творчества от подполья в законные рамки не был в тайне, как для других «опальных» гениев кино. Его «острый взгляд» на проблемы не притупился с переходом на «тропу закона». Показ фильма в кинозале Пекина «Парк мира» стал первым серьёзным показом, который состоялся за пределами родной провинции Шаньси.

После этого режиссёр начинает снимать экспериментальное кино. Его фильм «Натюрморт» был снят в 2006 году. Он приносит режиссёру известность не только на родине, но и далеко за её пределами. На 63-м Венецианском фестивале фильм вполне заслуженно получает главный приз.

Этот период в творчестве режиссёра стал очень плодотворным. После успеха «Натюрморта» Цзя начинает работу над гангстерским фильмом "The Age of Tattoo («Ciqing shidai»). Его выход на экраны задерживается в связи с работой над другим фильмом.

Документальный фильм «Бесполезные» (2007 год) затрагивает проблемы незаконного использования рабочей силы в легкой промышленности Китая. Этот фильм был отмечен на кинофестивале в Венеции в 2008 году.

Фильмы " Город 24 " и короткометражка «Любовь на реке» собрали созвездия таких актеров как: Джоан Чэнь, Люй Липин, Чжао Тао, Чэнь Цзяньбинь, Ван Хунвэй, Го Сяодун, Хао Лэй.

В 2009 году Цзя Чжанкэ работает над документальным фильмом о Шанхае. Позже он работает в качестве продюсера над бюджетной исторической лентой о Империи Цин известного режиссёра Джонни То. Фильм Цзя Цжанкэ «Легенды города над морем» рассказывает историю Шанхая начиная с 1930 по 2010 год. Этот фильм принимал участие в конкурсе «Особый взгляд» в рамках кинофестиваля в Каннах.

Тематика фильмов

Фильмы Цзя Цжанкэ раскрывают темы отчужденной китайской молодежи, современной китайской истории. Очень часто они наполнены критикой самой идеи глобализации Китая, и всегда многогранны. Работы режиссёра показывают его видение «аутентичности» китайской жизни, последовательное возвращение к истокам и отход от растлевающих ориентиров, то есть наиболее приближены к идеализации китайского общества.

Критик Ховард Файнштейн описал режиссёра как «редкую породу режиссёров, способных соединять сладкий вымысел с горькой правдой».

Признание

В 1997 год получил первый приз на Гонконгском фестивале независимых короткометражек за фильм «Сяошань едет домой». Получил приз на фестивале в Каннах 2008 года за фильм «Город 24».

В 2006 году на 63-м Венецианском фестивале получил главный приз «Золотой лев» за ленту «Натюрморт». Пять лет спустя был приглашён возглавить жюри программы «Горизонты» Венецианского фестиваля.

Личная жизнь

С 7 января 2012 году женат на китайской актрисе Чжао Тао (род. 1977).

Фильмография

Актёр

1. 2002 — Неизведанные радости
2. 2006 — Кармический мацзян

Режиссёр

1. 1995 — Сяошань возвращается домой
2. 1998 — Карманник (Сяо У)
3. 2000 — Платформа
4. 2001 — Общественные места (короткометражка)
5. 2002 — Неизведанные радости
6. 2004 — Мир
7. 2006 — Дун (документальный)
8. 2006 — Натюрморт
9. 2007 — Бесполезная (документальный)
10. 2007 — Наши десять лет (короткометражка)
11. 2008 — Истории о правах человека
12. 2008 — Город 24
13. 2008 — Любовь на реке (короткометражка)
14. 2009 — Десять лет (короткометражка)
15. 2010 — Легенды города над морем (документальный)
16. 2013 — Прикосновение греха

Сценарист

1. 1995 — Сяошань возвращается домой
2. 1998 — Вор-карманник (Сяо У)
3. 2000 — Платформа
4. 2001 — Общественные места (короткометражка)
5. 2002 — Неизведанные радости
6. 2004 — Мир
7. 2006 — Дун
8. 2006 — Натюрморт
9. 2007 — Наши десять лет(короткометражка)
10. 2008 — Город 24
11. 2008 — Любовь на реке (короткометражка)
12. 2009 — Десять лет (короткометражка)
13. 2010 — Легенды города над морем

Продюсер

1. 1998 — Вор-карманник (Сяо У)
2. 2003 — Все вечеринки завтрашнего дня ассоциированный продюсер
3. 2006 — Натюрморт
4. 2006 — Уходим в отрыв
5. 2008 — Город 24
6. 2008 — Пластиковый город
7. 2011 — Господин дерево

Ссылки

• [www.cinematheque.ru/post/140118 Интервью с Цзя Чжанкэ на Синематеке]
• Цзя Чжанкэ (англ.) на сайте Internet Movie Database
• [www.abirus.ru/content/564/623/625/645/657/867.html ЭНЦИКЛОПЕДИЯ КИТАЯ]

Отрывок, характеризующий Цзя Чжанкэ

– Неужели вы не понимаете? Николенька бы понял… Безухий – тот синий, темно синий с красным, и он четвероугольный.
– Ты и с ним кокетничаешь, – смеясь сказала графиня.
– Нет, он франмасон, я узнала. Он славный, темно синий с красным, как вам растолковать…
– Графинюшка, – послышался голос графа из за двери. – Ты не спишь? – Наташа вскочила босиком, захватила в руки туфли и убежала в свою комнату.
Она долго не могла заснуть. Она всё думала о том, что никто никак не может понять всего, что она понимает, и что в ней есть.
«Соня?» подумала она, глядя на спящую, свернувшуюся кошечку с ее огромной косой. «Нет, куда ей! Она добродетельная. Она влюбилась в Николеньку и больше ничего знать не хочет. Мама, и та не понимает. Это удивительно, как я умна и как… она мила», – продолжала она, говоря про себя в третьем лице и воображая, что это говорит про нее какой то очень умный, самый умный и самый хороший мужчина… «Всё, всё в ней есть, – продолжал этот мужчина, – умна необыкновенно, мила и потом хороша, необыкновенно хороша, ловка, – плавает, верхом ездит отлично, а голос! Можно сказать, удивительный голос!» Она пропела свою любимую музыкальную фразу из Херубиниевской оперы, бросилась на постель, засмеялась от радостной мысли, что она сейчас заснет, крикнула Дуняшу потушить свечку, и еще Дуняша не успела выйти из комнаты, как она уже перешла в другой, еще более счастливый мир сновидений, где всё было так же легко и прекрасно, как и в действительности, но только было еще лучше, потому что было по другому.

На другой день графиня, пригласив к себе Бориса, переговорила с ним, и с того дня он перестал бывать у Ростовых.


31 го декабря, накануне нового 1810 года, le reveillon [ночной ужин], был бал у Екатерининского вельможи. На бале должен был быть дипломатический корпус и государь.
На Английской набережной светился бесчисленными огнями иллюминации известный дом вельможи. У освещенного подъезда с красным сукном стояла полиция, и не одни жандармы, но полицеймейстер на подъезде и десятки офицеров полиции. Экипажи отъезжали, и всё подъезжали новые с красными лакеями и с лакеями в перьях на шляпах. Из карет выходили мужчины в мундирах, звездах и лентах; дамы в атласе и горностаях осторожно сходили по шумно откладываемым подножкам, и торопливо и беззвучно проходили по сукну подъезда.
Почти всякий раз, как подъезжал новый экипаж, в толпе пробегал шопот и снимались шапки.
– Государь?… Нет, министр… принц… посланник… Разве не видишь перья?… – говорилось из толпы. Один из толпы, одетый лучше других, казалось, знал всех, и называл по имени знатнейших вельмож того времени.
Уже одна треть гостей приехала на этот бал, а у Ростовых, долженствующих быть на этом бале, еще шли торопливые приготовления одевания.
Много было толков и приготовлений для этого бала в семействе Ростовых, много страхов, что приглашение не будет получено, платье не будет готово, и не устроится всё так, как было нужно.
Вместе с Ростовыми ехала на бал Марья Игнатьевна Перонская, приятельница и родственница графини, худая и желтая фрейлина старого двора, руководящая провинциальных Ростовых в высшем петербургском свете.
В 10 часов вечера Ростовы должны были заехать за фрейлиной к Таврическому саду; а между тем было уже без пяти минут десять, а еще барышни не были одеты.
Наташа ехала на первый большой бал в своей жизни. Она в этот день встала в 8 часов утра и целый день находилась в лихорадочной тревоге и деятельности. Все силы ее, с самого утра, были устремлены на то, чтобы они все: она, мама, Соня были одеты как нельзя лучше. Соня и графиня поручились вполне ей. На графине должно было быть масака бархатное платье, на них двух белые дымковые платья на розовых, шелковых чехлах с розанами в корсаже. Волоса должны были быть причесаны a la grecque [по гречески].
Все существенное уже было сделано: ноги, руки, шея, уши были уже особенно тщательно, по бальному, вымыты, надушены и напудрены; обуты уже были шелковые, ажурные чулки и белые атласные башмаки с бантиками; прически были почти окончены. Соня кончала одеваться, графиня тоже; но Наташа, хлопотавшая за всех, отстала. Она еще сидела перед зеркалом в накинутом на худенькие плечи пеньюаре. Соня, уже одетая, стояла посреди комнаты и, нажимая до боли маленьким пальцем, прикалывала последнюю визжавшую под булавкой ленту.
– Не так, не так, Соня, – сказала Наташа, поворачивая голову от прически и хватаясь руками за волоса, которые не поспела отпустить державшая их горничная. – Не так бант, поди сюда. – Соня присела. Наташа переколола ленту иначе.
– Позвольте, барышня, нельзя так, – говорила горничная, державшая волоса Наташи.
– Ах, Боже мой, ну после! Вот так, Соня.
– Скоро ли вы? – послышался голос графини, – уж десять сейчас.
– Сейчас, сейчас. – А вы готовы, мама?
– Только току приколоть.
– Не делайте без меня, – крикнула Наташа: – вы не сумеете!
– Да уж десять.
На бале решено было быть в половине одиннадцатого, a надо было еще Наташе одеться и заехать к Таврическому саду.
Окончив прическу, Наташа в коротенькой юбке, из под которой виднелись бальные башмачки, и в материнской кофточке, подбежала к Соне, осмотрела ее и потом побежала к матери. Поворачивая ей голову, она приколола току, и, едва успев поцеловать ее седые волосы, опять побежала к девушкам, подшивавшим ей юбку.
Дело стояло за Наташиной юбкой, которая была слишком длинна; ее подшивали две девушки, обкусывая торопливо нитки. Третья, с булавками в губах и зубах, бегала от графини к Соне; четвертая держала на высоко поднятой руке всё дымковое платье.
– Мавруша, скорее, голубушка!
– Дайте наперсток оттуда, барышня.
– Скоро ли, наконец? – сказал граф, входя из за двери. – Вот вам духи. Перонская уж заждалась.
– Готово, барышня, – говорила горничная, двумя пальцами поднимая подшитое дымковое платье и что то обдувая и потряхивая, высказывая этим жестом сознание воздушности и чистоты того, что она держала.
Наташа стала надевать платье.
– Сейчас, сейчас, не ходи, папа, – крикнула она отцу, отворившему дверь, еще из под дымки юбки, закрывавшей всё ее лицо. Соня захлопнула дверь. Через минуту графа впустили. Он был в синем фраке, чулках и башмаках, надушенный и припомаженный.
– Ах, папа, ты как хорош, прелесть! – сказала Наташа, стоя посреди комнаты и расправляя складки дымки.
– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.
Наташа смотрела в зеркала и в отражении не могла отличить себя от других. Всё смешивалось в одну блестящую процессию. При входе в первую залу, равномерный гул голосов, шагов, приветствий – оглушил Наташу; свет и блеск еще более ослепил ее. Хозяин и хозяйка, уже полчаса стоявшие у входной двери и говорившие одни и те же слова входившим: «charme de vous voir», [в восхищении, что вижу вас,] так же встретили и Ростовых с Перонской.
Две девочки в белых платьях, с одинаковыми розами в черных волосах, одинаково присели, но невольно хозяйка остановила дольше свой взгляд на тоненькой Наташе. Она посмотрела на нее, и ей одной особенно улыбнулась в придачу к своей хозяйской улыбке. Глядя на нее, хозяйка вспомнила, может быть, и свое золотое, невозвратное девичье время, и свой первый бал. Хозяин тоже проводил глазами Наташу и спросил у графа, которая его дочь?
– Charmante! [Очаровательна!] – сказал он, поцеловав кончики своих пальцев.
В зале стояли гости, теснясь у входной двери, ожидая государя. Графиня поместилась в первых рядах этой толпы. Наташа слышала и чувствовала, что несколько голосов спросили про нее и смотрели на нее. Она поняла, что она понравилась тем, которые обратили на нее внимание, и это наблюдение несколько успокоило ее.
«Есть такие же, как и мы, есть и хуже нас» – подумала она.
Перонская называла графине самых значительных лиц, бывших на бале.
– Вот это голландский посланик, видите, седой, – говорила Перонская, указывая на старичка с серебряной сединой курчавых, обильных волос, окруженного дамами, которых он чему то заставлял смеяться.
– А вот она, царица Петербурга, графиня Безухая, – говорила она, указывая на входившую Элен.
– Как хороша! Не уступит Марье Антоновне; смотрите, как за ней увиваются и молодые и старые. И хороша, и умна… Говорят принц… без ума от нее. А вот эти две, хоть и нехороши, да еще больше окружены.
Она указала на проходивших через залу даму с очень некрасивой дочерью.
– Это миллионерка невеста, – сказала Перонская. – А вот и женихи.
– Это брат Безуховой – Анатоль Курагин, – сказала она, указывая на красавца кавалергарда, который прошел мимо их, с высоты поднятой головы через дам глядя куда то. – Как хорош! неправда ли? Говорят, женят его на этой богатой. .И ваш то соusin, Друбецкой, тоже очень увивается. Говорят, миллионы. – Как же, это сам французский посланник, – отвечала она о Коленкуре на вопрос графини, кто это. – Посмотрите, как царь какой нибудь. А всё таки милы, очень милы французы. Нет милей для общества. А вот и она! Нет, всё лучше всех наша Марья то Антоновна! И как просто одета. Прелесть! – А этот то, толстый, в очках, фармазон всемирный, – сказала Перонская, указывая на Безухова. – С женою то его рядом поставьте: то то шут гороховый!
Пьер шел, переваливаясь своим толстым телом, раздвигая толпу, кивая направо и налево так же небрежно и добродушно, как бы он шел по толпе базара. Он продвигался через толпу, очевидно отыскивая кого то.
Наташа с радостью смотрела на знакомое лицо Пьера, этого шута горохового, как называла его Перонская, и знала, что Пьер их, и в особенности ее, отыскивал в толпе. Пьер обещал ей быть на бале и представить ей кавалеров.
Но, не дойдя до них, Безухой остановился подле невысокого, очень красивого брюнета в белом мундире, который, стоя у окна, разговаривал с каким то высоким мужчиной в звездах и ленте. Наташа тотчас же узнала невысокого молодого человека в белом мундире: это был Болконский, который показался ей очень помолодевшим, повеселевшим и похорошевшим.
– Вот еще знакомый, Болконский, видите, мама? – сказала Наташа, указывая на князя Андрея. – Помните, он у нас ночевал в Отрадном.
– А, вы его знаете? – сказала Перонская. – Терпеть не могу. Il fait a present la pluie et le beau temps. [От него теперь зависит дождливая или хорошая погода. (Франц. пословица, имеющая значение, что он имеет успех.)] И гордость такая, что границ нет! По папеньке пошел. И связался с Сперанским, какие то проекты пишут. Смотрите, как с дамами обращается! Она с ним говорит, а он отвернулся, – сказала она, указывая на него. – Я бы его отделала, если бы он со мной так поступил, как с этими дамами.