Шмидт, Вильям Владимирович
Поделись знанием:
«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
| Вильям Владимирович Шмидт | |
 Вильям Владимирович Шмидт в 2011 году. | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Научная сфера: |
религиоведение, история религии, русская религиозно-философская мысль, социальная психология и этнополитика, политическая культура и идеология |
| Место работы: |
РАГС при Президенте РФ, Дипломатическая академия МИД России, ПИ РПУ |
| Учёная степень: | |
| Учёное звание: | |
| Альма-матер: |
МГУ им. М.В. Ломоносова, РАГС при Президенте РФ, Дипломатическая академия МИД России, Французский университетский колледж, Пинское педагогическое училище им. А. С. Пушкина |
| Научный руководитель: |
З. А. Тажуризина, |
| Известен как: |
религиовед, философ и историк религии, издатель исторических документов, исследователь духовного наследия Патриарха Никона |
Ви́льям Влади́мирович Шми́дт (12 сентября 1969 года, Пинск, Брестской обл., БССР, СССР) — российский религиовед, историк религии, публицист, издатель исторических документов.
Доктор философских наук, профессор кафедры национальных и федеративных отношений Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте Российской Федерации, декан факультета религиоведения, этнокультурологии и регионалистики Православного института св. Иоанна Богослова Российского православного университета. Советник Российской Федерации 1 класса.[1]
Содержание
Биография
Образование и учёные степени
В 1988 году окончил школьное отделение Пинского педагогического училища им. А. С. Пушкина[1]
В 1995 году окончил Французский университетский колледж (МГУ-Сорбонна) по специальности «страноведение (исследователь французской цивилизации)»[1]
В 1996 году окончил философский факультет МГУ им. М. В. Ломоносова[1]
В 1996 году окончил аспирантуру Института сравнительной политологии РАН, по научной специальности 23.00.02 — политические институты и процессы[1]
В 1997 году окончил аспирантуру Института психологии РАН по научной специальности 19.00.05 — социальная психология[1]
В 1997 году окончил факультет журналистики МГУ им. М. В. Ломоносова[1]
В 2000 году окончил аспирантуру философского факультета МГУ им. М. В. Ломоносова по научной специальности 09.00.06 — философия религии и религиоведение) и защитил диссертацию на соискание учёной степени кандидата философских наук по теме «Религиозно-философские воззрения и система богословия Патриарха Никона».[1]
В 2006 году окончил факультет международных отношений Дипломатической академии МИД России.[1]
В 2007 году окончил докторантуру при кафедре религиоведения Российской академии государственной службы при Президенте Российской Федерации по направлению 09.00.13 — религиоведение, философская антропология, философия культуры и защитил диссертацию на соискание учёной степени доктора философских наук по теме «Патриарх Никон и его наследие в контексте русской истории, культуры и мысли: опыт демифологизации».[1][2]
Почётный научный сотрудник Отделения религиоведения Института философии им. Г. Сковороды Национальной академии наук Украины
Научная деятельность
Теоретические и прикладные исследования религиозно-философского наследия, историко-культурных процессов становления и развития сообществ (малых и больших групп) на основе археографических источников; история идей, институциональное становление и развитии (индивид, общество, государство, конфессия; межличностные, межгосударственные и межконфессиональные отношения), разработка стратегических и идеологических моделей и направлений развития общественно-государственных и социально-политических процессов, информационно-аналитическое и административно-правовое их сопровождение, обеспечение координации участников социально-политического процесса, взаимодействие с политическими, общественными, религиозными объединениями и организациями[1]
Совместно с М. О. Шаховым и Ф. Г. Овсиенко принимал участие в международном исследовательском проекте «Глобальные перспективы науки и духовности», что получило высокую оценку специалистов.[3]
В 2007 году заметно усилил научно-исследовательскую работу на кафедре государственно-конфессиональных отношений РАГС после своего назначения на должность заместителя заведующего кафедрой.[3]
Последовательно выступает с идеей отраслевой интеграции и сетевого взаимодействия ведущих центров религиоведения и этнокультурологии Евразийского континента на принципах цивилизационного диалога. В мае 2011 г. в Минске выступил с идеей создания международной неправительственной организации «Евразийская континентальная ассоциация национальных центров религиоведческих и этнокультурных исследований», которая получила поддержку Совета директоров Международной Ассоциации исследовательских институтов философии стран СНГ и Балтии, Европы и Азии
Трудовая деятельность
1988—1989 гг. — учитель начальных классов в средней школе г. Пинска.[1]
1989—1992 гг. — срочная служба в Вооружённых силах СССР; курсант Военного Краснознаменного института Министерства обороны СССР[1]
1996—2002 гг. — секретарь Воскресенского Ново-Иерусалимского ставропигиального мужского монастыря Русской Православной Церкви; руководитель Благотворительного центра социального служения, науки, культуры, религии.[1]
2002—2004 гг. — начальник отдела Управления среднего профессионального образования Министерства образования Российской Федерации.[1]
2007—2011 гг. — профессор, заместитель заведующего кафедрой государственно-конфессиональных отношений РАГС,
с 2011 — н.в. — профессор, заместитель по религиоведческо-регионоведческому направлению подготовки заведующего кафедрой национальных и федеративных отношений РАНХиГС; по совместительству — профессор кафедры дипломатии Дипломатической академии МИД России;[1]
Декан и заведующий межвузовской кафедрой религиоведения и этнополитики факультета религиоведения, этнокультурологии и регионалистики Российского православного университета св. Иоанна Богослова.[4]
В 2010—2013 гг. — председатель Государственной аттестационной комиссии на Философском факультете МГУ по направлению подготовки Религиоведение.
Член диссертационного совета по защите диссертаций на соискание ученой степени:
философские науки — Д 501.001.09 при Философском факультете МГУ по специальности 09.00.14 — философия религии и религиоведение
политические науки — Д 504.001.14 при РАНХиГС по специальности 23.00.03 — политическая культура и идеологии
Общественная деятельность
- Главный редактор журнала «Евразия: духовные традиции народов»[4]
- Заместитель главного редактора журнала «Евразийский Союз: вопросы международных отношений»
- Член редакционных совета и коллегии журнала «Вопросы национальных и федеративных отношений»
- Заместитель главного редактора — координатор советов при редакции журнала (до 2011 г.) «Государство, религия, Церковь в России и за рубежом»[1]
- Член редакционной коллегии журнала «Вестник ПолесГУ. Сер. общественные и гуманитарные науки»[1]
- Член религиоведческой экспертизы при Управлении Министерства юстиции Российской Федерации по Московской области[1]
- Член Управляющего совета Ассоциации российских религиоведческих центров
- Член Координационного совета стран СНГ и Балтии по вопросам теоретического и практического религиоведения
- Руководитель международного научно-издательского проекта «Антология отечественного религиоведения»
- Руководитель научно-исследовательских и культурно-просветительных проектов Российского православного университета «Духовные традиции народов» и «Сорок сороков: град во образах святых»
Научные труды
Монографии
- В. В. Шмидт Патриарх Никон. Труды / Научн. исслед., подготовка документов к изд., сост. и общ. ред. В. В. Шмидта. М.: Изд-во МГУ, 2004. — 164,8 п.л. .
- В. В. Шмидт Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: Монография в виде сборника научных трудов / Сост. и общ. ред. В. В. Шмидта. В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007 . — 135 п.л. .
Издание археографических материалов и памятников славяно-русской мысли
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Возражение, или Разорение смиренаго Никона, Божиею милостию Патриарха, противо вопросов боярина Симеона Стрешнева, еже написа Газскому митрополиту Паисее Ликаридиусу, и на ответы Паисеовы / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 27 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Духовные наставления христианину / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 1,8 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Поучение священному чину и причетникам / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 0,2 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Слово благополезное о создании монастыря Пресвятые Богородицы Иверския и святаго новаго исповедника и священномученика Филиппа, митрополита Московскаго и всея Руси чудотворца, иже на Святе езере, и о перенесении мощей святаго праведнаго Иакова, иже прежде Боровеческ именовася / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 0,7 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Слово о Животворящем Кресте / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 0,7 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Слово на моровое поветрие / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 0,6 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх. Слово отвещательно / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 0,5 п.л.
- Шмидт В. В. Проект наказа приставу о содержании Никона в Ферапонтове монастыре / Под-готовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. — М.: Изд-во МГУ, 2004. — 0,2 п.л.
- Шмидт В. В. Прохладный вертоград, или Никоновский лечебник / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон. Труды. М.: Изд-во МГУ, 2004. — 1,2 п.л.
- Шмидт В. В. Житие Никона, Святейшего Патриарха Московского / Предисл. В. В. Шмидта, В. А. Юрченкова, В. Б. Смирновой, подготовка текста В. Б. Смирновой, коммент. В. Б. Смирновой, В. В. Шмидта; НИИ Гуманит. наук при Правительстве Республики Мордовия. Саранск, 2005. — 11,2 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх Московский / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: История и современность: Мат-лы Всерос. науч. конференции, посвященной 400-летию со дня рождения Святейшего Патриарха Никона. (Саранск, 27-28 октября 2005). Саранск, Изд-во НИИ ГН при Правительстве Респ. Мордовия, 2007. — 0,2 п.л.
- Шмидт В. В. Житие Никона, Патриарха Московского и всея Руси / Подготовка текста, коммент. В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I. — 9,8 п.л.
- Шмидт В. В. История Патриарха Никона / Подготовка текста, коммент. В. В. Шмидта, О. Н. Бондаревой, С. М. Дорошенко // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. — М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I. — 12,6 п.л.
- Шмидт В. В. История о Царях и Великих Князьях земли Русской / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. — М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. III. — 3 п.л.
- Шмидт В. В. <Назидание благочестивым Государем> / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 1,7 п.л.
- Шмидт В. В. Наставление и предохранения в тлетворных воздух / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 0,2 п.л.
- Шмидт В. В. <Об иконописании>: Список с грамоты Святейших трех Патриархов / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 0,5 л.
- Шмидт В. В. О должности всяка верна, суща в защищении святыя Церкви противу еретиков Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 0,7л.
- Шмидт В. В. О скорбех по луннику / Подготовка текста В. В. Шмидта // Там же. — 0,1 п.л.
- Шмидт В. В. Описание вин, ими же к погибели и к разорению всякая царства приходят и с которыми делы в целости и смирении содержатся и строятся / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 0,7 п.л.
- Шмидт В. В. Приветствия на разные случаи / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 1,5 п.л.
- Шмидт В. В. Сказание о различных ересех и о хулении на Господа Бога и Пресвятую Богородицу, содержимых от неведения в знаменных книгах (сочинение монаха Евфросина в год 7159 [1651], когда Царь Алексей Михайлович обратил внимание Патриарха на безпорядки в чтении и пении церковном) / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 2,3 п.л.
- Шмидт В. В. Таможенный и торговый уставы / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 2,1 п.л.
- Шмидт В. В. Увещания на разные случаи / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I..- 2,2 п.л.
- Шмидт В. В. Киприан (Kерн), архимандрит. Русские переводы патристических текстов: Библиографический справочник / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. −4 п.л.
- Шмидт В. В. Пересветов И. С. <О Государской мудрости военной> / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. −0,7 п.л.
- Шмидт В. В. Полоцкий С. Покаянный плач Царя Алексея Михайловича: глас последний ко Господу Богу / Подготовка текста В. В. Шмидта // Патриарх Никон: Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: В 3 ч. М.: Изд-во РАГС, 2007. Ч. I.. — 1,7 л.
Статьи
- Шмидт В. В. Свод «Судного дела» Никона, Патриарха Московского и всея Руси, и других архивных материалов как проблема интерпретации / РАН ИНИОН Деп. ст. № 55296. — М., 1999. — 3,7 п.л.
- Шмидт В. В. Патриарх Никон: труды и воззрения: (Интерпретация религиозно-философской традиции) / РАН ИНИОН. Деп. ст. № 55297. — М., 1999. — 2,5 п.л.
- Шмидт В. В. Воззрения и труды Патриарха Московского и всея Руси Никона (Святая Русь: от третьего Рима к Новому Иерусалиму) // Вестник Московского университета. Сер. 7: Философия. — 2001. — № 4. — 0,7 п.л.
- Шмидт В. В. Жизнеописание Святейшего Патриарха Никона // Журнал Московской Патриархии. — 2002. — № 11. — 0,7 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх Московский, и его Воскресенский монастырь Новый Иерусалим // Богословские труды. — № 37. — М., 2002. — 2,3 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, милостью Божией Патриарх: от господствующей идеологии к историческому наследию // Социальные конфликты в России XVII—XVIII веков: Материалы Всерос. науч.-практ. конф. (Саранск, НИИ ГН при Правительстве Респ. Мордовия, 20-22 мая 2004 г.). — Саранск, 2005. — 3,2 п.л.
- Шмидт В. В. [drevn2005.narod.ru/schmidt.htm Патриарх Никон в путях «пременения царств»] // [drevn2005.narod.ru/soderzanie.htm Человек верующий в культуре Древней Руси. Материалы международной научной конференции 5 — 6 декабря 2005 года] / Отв. ред. Т. В. Чумакова. — СПб.:СПбГУ, Издательство «Лема», 2005. — С. 237—238. — 252 с. ISBN 5-98709-013-X
- Шмидт В. В. «Патриарх Никон достоин вечного благодарения от Церкви» // Лампада. — 2006. — № 11. — С. 19-24. — 0,5 п.л.
- Шмидт В. В. Юбилей Патриарха Никона // Вестник Российского философского общества. — 2006. — № 2 (38). — С. 74-76. — 0,1 п.л.
- Шмидт В. В. Стяжание Святой Руси — созидание государства Российского: эпоха Патриарха Никона // Православная цивилизация: Прошлое, настоящее, будущее: Сб. мат-лов межрегиональной конференции (Самара, 15-17 сентября 2006 г.). — Самара, 2006. — С. 86-97. — 0,75 п.л.
- Шмидт В. В. Патриарх Никон и его эпоха: Историко-философские аспекты государственной идеологии // Власть. — 2007. — № 6. — 0,5 п.л.
- Шмидт В. В. Патриарх Никон: от мифа к реальности: (осмысление историко-философского бытия) // Религиоведение. — 2007. — № 3-4. — 0,9 п.л.
- Шмидт В. В., Васильева Е. Е., Кручинна А. Н., Заболотна Н. В. Патриарх Никон: Традиция и современность: (Русское певческое искусство второй половины XVII — начала XVIII века) // Государство, религия, Церковь в России и за рубежом: Информационно-аналитический бюллетень. — 2007. —№ 1. — 1,5 п.л.
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх: история и истории // Патриарх Никон: История и современность: Мат-лы Всерос. науч. конференции, посвященной 400-летию со дня рождения Святейшего Патриарха Никона. (Саранск, НИИ ГН при Правительстве Респ. Мордовия, 27-28 октября 2005). Саранск, 2007. — 4,1 п.л.
- Шмидт В. В. Интерпретация личности патриарха Никона в России и за рубежом (на примере исследования Дж. Биллингтона «Икона и топор») // Политические исследования. — 2008. — № 2
- Шмидт В. В. [www.voskres.ru/articles/shmidt1_printed.htm Новый Иерусалим: Аще не Господь созиждет, всуе трудишася зиждущии (К 325-летию освящения Воскресенского собора монастыря Нового Иерусалима)] // «Государство, религия, Церковь в России и за рубежом», декабрь 2009 г.
Доклады
- Шмидт В. В. [www.ruskline.ru/analitika/2005/11/10/patriarh_nikon/&?print=y Житие Патриарха Никона. Источники и комплексные подходы"] // XXXIII Сергиевские чтения «Созидание государства Российского: стояние в Духе» к 400-летию Святейшего Патриарха Никона, МГУ, 24 ноября 2005 года
Публицистика
- Шмидт В. В. Никон, Патриарх: история и истории // Саранские Епархиальные ведомости. — 2006. — № 6. — С. 38-71; № 9. С. 53-73 — 3,7 п.л.
- Шмидт В. В. [www.ruskline.ru/analitika/2007/06/14/patriarh_nikon_komu_nuzhna_mistifikaciya_obraza_russkogo_svyatitelya/&?print=y Патриарх Никон: Кому нужна мистификация образа русского Святителя] // Русский дом. — 2007. — № 8. — 0,25 п.л.
- Шмидт В. В. [www.ruskline.ru/analitika/2007/06/18/dzh_billington_i_patriarh_nikon_k_ideologii_amerikanskoj_politiki_v_otnoshenii_slavyano-rossov/&?print=y Дж. Биллингтон и Патриарх Никон: к идеологии американской политики в отношении славяно-россов.] // Русская народная линия, 18.06.2007
- Шмидт В. В. [www.pravoslavie.ru/put/print31237.htm Новый Иерусалим: проблемы восстановления] // Православие.ru, 20.07.2009 г.
Напишите отзыв о статье "Шмидт, Вильям Владимирович"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 [old.rags.ru/node/3373/ Персоналия — Шмидт Вильям Владимирович] // Официальный сайт Кафедры государственно-конфессиональных отношений Российской академии народного хозяйства и государственной службы при Президенте РФ
- ↑ Шмидт Вильям Владимирович. [lib.cerkov.ru/preview/6459 Патриарх Никон и его наследие в контексте русской истории, культуры и мысли: опыт демифологизации] : диссертация … доктора философских наук : 09.00.13 / Шмидт Вильям Владимирович; [Место защиты: Рос. акад. гос. службы при Президенте РФ].- Москва, 2007. — 483 с.: ил. РГБ ОД, 71 08-9/48
- ↑ 1 2 Васильева О. Ю., Зуев Ю. П., Лопаткин Р. А., Шмидт В. В.[religio.rags.ru/journal/anthology4/a4_1.pdf Кафедра государственно-конфессиональных отношений] // Вопросы религии и религиоведения. — Вып. 1: Антология отечественного религиоведения. — Ч. 4. — М., 2009.
- ↑ 1 2 [рпу.рф/institut-struktura-fakultety-fakultet-religiovedenija-yetnokulturologii-i-regionalistiki-rukovodstvo-i-sostav Факультет религиоведения, этнокультурологии и регионалистики] //Официальный сайт Российского православного университета св. Иоанна Богослова
Ссылки
- Шмидт В. В. [predanie.ru/audio/lekcii/Willam_Schmidt/ Курс лекций. Пропедевтика, или Введение в философию религии]
- о. Александр Панкратов [samstar-biblio.ucoz.ru/publ/240-1-0-477 Научная объективность и конфессиональная ангажированность. Некоторые публикации о возможной канонизации бывшего патриарха Никона]
Отрывок, характеризующий Шмидт, Вильям Владимирович
Он, предназначенный провидением на печальную, несвободную роль палача народов, уверял себя, что цель его поступков была благо народов и что он мог руководить судьбами миллионов и путем власти делать благодеяния!«Des 400000 hommes qui passerent la Vistule, – писал он дальше о русской войне, – la moitie etait Autrichiens, Prussiens, Saxons, Polonais, Bavarois, Wurtembergeois, Mecklembourgeois, Espagnols, Italiens, Napolitains. L'armee imperiale, proprement dite, etait pour un tiers composee de Hollandais, Belges, habitants des bords du Rhin, Piemontais, Suisses, Genevois, Toscans, Romains, habitants de la 32 e division militaire, Breme, Hambourg, etc.; elle comptait a peine 140000 hommes parlant francais. L'expedition do Russie couta moins de 50000 hommes a la France actuelle; l'armee russe dans la retraite de Wilna a Moscou, dans les differentes batailles, a perdu quatre fois plus que l'armee francaise; l'incendie de Moscou a coute la vie a 100000 Russes, morts de froid et de misere dans les bois; enfin dans sa marche de Moscou a l'Oder, l'armee russe fut aussi atteinte par, l'intemperie de la saison; elle ne comptait a son arrivee a Wilna que 50000 hommes, et a Kalisch moins de 18000».
[Из 400000 человек, которые перешли Вислу, половина была австрийцы, пруссаки, саксонцы, поляки, баварцы, виртембергцы, мекленбургцы, испанцы, итальянцы и неаполитанцы. Императорская армия, собственно сказать, была на треть составлена из голландцев, бельгийцев, жителей берегов Рейна, пьемонтцев, швейцарцев, женевцев, тосканцев, римлян, жителей 32 й военной дивизии, Бремена, Гамбурга и т.д.; в ней едва ли было 140000 человек, говорящих по французски. Русская экспедиция стоила собственно Франции менее 50000 человек; русская армия в отступлении из Вильны в Москву в различных сражениях потеряла в четыре раза более, чем французская армия; пожар Москвы стоил жизни 100000 русских, умерших от холода и нищеты в лесах; наконец во время своего перехода от Москвы к Одеру русская армия тоже пострадала от суровости времени года; по приходе в Вильну она состояла только из 50000 людей, а в Калише менее 18000.]
Он воображал себе, что по его воле произошла война с Россией, и ужас совершившегося не поражал его душу. Он смело принимал на себя всю ответственность события, и его помраченный ум видел оправдание в том, что в числе сотен тысяч погибших людей было меньше французов, чем гессенцев и баварцев.
Несколько десятков тысяч человек лежало мертвыми в разных положениях и мундирах на полях и лугах, принадлежавших господам Давыдовым и казенным крестьянам, на тех полях и лугах, на которых сотни лет одновременно сбирали урожаи и пасли скот крестьяне деревень Бородина, Горок, Шевардина и Семеновского. На перевязочных пунктах на десятину места трава и земля были пропитаны кровью. Толпы раненых и нераненых разных команд людей, с испуганными лицами, с одной стороны брели назад к Можайску, с другой стороны – назад к Валуеву. Другие толпы, измученные и голодные, ведомые начальниками, шли вперед. Третьи стояли на местах и продолжали стрелять.
Над всем полем, прежде столь весело красивым, с его блестками штыков и дымами в утреннем солнце, стояла теперь мгла сырости и дыма и пахло странной кислотой селитры и крови. Собрались тучки, и стал накрапывать дождик на убитых, на раненых, на испуганных, и на изнуренных, и на сомневающихся людей. Как будто он говорил: «Довольно, довольно, люди. Перестаньте… Опомнитесь. Что вы делаете?»
Измученным, без пищи и без отдыха, людям той и другой стороны начинало одинаково приходить сомнение о том, следует ли им еще истреблять друг друга, и на всех лицах было заметно колебанье, и в каждой душе одинаково поднимался вопрос: «Зачем, для кого мне убивать и быть убитому? Убивайте, кого хотите, делайте, что хотите, а я не хочу больше!» Мысль эта к вечеру одинаково созрела в душе каждого. Всякую минуту могли все эти люди ужаснуться того, что они делали, бросить всо и побежать куда попало.
Но хотя уже к концу сражения люди чувствовали весь ужас своего поступка, хотя они и рады бы были перестать, какая то непонятная, таинственная сила еще продолжала руководить ими, и, запотелые, в порохе и крови, оставшиеся по одному на три, артиллеристы, хотя и спотыкаясь и задыхаясь от усталости, приносили заряды, заряжали, наводили, прикладывали фитили; и ядра так же быстро и жестоко перелетали с обеих сторон и расплюскивали человеческое тело, и продолжало совершаться то страшное дело, которое совершается не по воле людей, а по воле того, кто руководит людьми и мирами.
Тот, кто посмотрел бы на расстроенные зады русской армии, сказал бы, что французам стоит сделать еще одно маленькое усилие, и русская армия исчезнет; и тот, кто посмотрел бы на зады французов, сказал бы, что русским стоит сделать еще одно маленькое усилие, и французы погибнут. Но ни французы, ни русские не делали этого усилия, и пламя сражения медленно догорало.
Русские не делали этого усилия, потому что не они атаковали французов. В начале сражения они только стояли по дороге в Москву, загораживая ее, и точно так же они продолжали стоять при конце сражения, как они стояли при начале его. Но ежели бы даже цель русских состояла бы в том, чтобы сбить французов, они не могли сделать это последнее усилие, потому что все войска русских были разбиты, не было ни одной части войск, не пострадавшей в сражении, и русские, оставаясь на своих местах, потеряли половину своего войска.
Французам, с воспоминанием всех прежних пятнадцатилетних побед, с уверенностью в непобедимости Наполеона, с сознанием того, что они завладели частью поля сраженья, что они потеряли только одну четверть людей и что у них еще есть двадцатитысячная нетронутая гвардия, легко было сделать это усилие. Французам, атаковавшим русскую армию с целью сбить ее с позиции, должно было сделать это усилие, потому что до тех пор, пока русские, точно так же как и до сражения, загораживали дорогу в Москву, цель французов не была достигнута и все их усилия и потери пропали даром. Но французы не сделали этого усилия. Некоторые историки говорят, что Наполеону стоило дать свою нетронутую старую гвардию для того, чтобы сражение было выиграно. Говорить о том, что бы было, если бы Наполеон дал свою гвардию, все равно что говорить о том, что бы было, если б осенью сделалась весна. Этого не могло быть. Не Наполеон не дал своей гвардии, потому что он не захотел этого, но этого нельзя было сделать. Все генералы, офицеры, солдаты французской армии знали, что этого нельзя было сделать, потому что упадший дух войска не позволял этого.
Не один Наполеон испытывал то похожее на сновиденье чувство, что страшный размах руки падает бессильно, но все генералы, все участвовавшие и не участвовавшие солдаты французской армии, после всех опытов прежних сражений (где после вдесятеро меньших усилий неприятель бежал), испытывали одинаковое чувство ужаса перед тем врагом, который, потеряв половину войска, стоял так же грозно в конце, как и в начале сражения. Нравственная сила французской, атакующей армии была истощена. Не та победа, которая определяется подхваченными кусками материи на палках, называемых знаменами, и тем пространством, на котором стояли и стоят войска, – а победа нравственная, та, которая убеждает противника в нравственном превосходстве своего врага и в своем бессилии, была одержана русскими под Бородиным. Французское нашествие, как разъяренный зверь, получивший в своем разбеге смертельную рану, чувствовало свою погибель; но оно не могло остановиться, так же как и не могло не отклониться вдвое слабейшее русское войско. После данного толчка французское войско еще могло докатиться до Москвы; но там, без новых усилий со стороны русского войска, оно должно было погибнуть, истекая кровью от смертельной, нанесенной при Бородине, раны. Прямым следствием Бородинского сражения было беспричинное бегство Наполеона из Москвы, возвращение по старой Смоленской дороге, погибель пятисоттысячного нашествия и погибель наполеоновской Франции, на которую в первый раз под Бородиным была наложена рука сильнейшего духом противника.
Для человеческого ума непонятна абсолютная непрерывность движения. Человеку становятся понятны законы какого бы то ни было движения только тогда, когда он рассматривает произвольно взятые единицы этого движения. Но вместе с тем из этого то произвольного деления непрерывного движения на прерывные единицы проистекает большая часть человеческих заблуждений.
Известен так называемый софизм древних, состоящий в том, что Ахиллес никогда не догонит впереди идущую черепаху, несмотря на то, что Ахиллес идет в десять раз скорее черепахи: как только Ахиллес пройдет пространство, отделяющее его от черепахи, черепаха пройдет впереди его одну десятую этого пространства; Ахиллес пройдет эту десятую, черепаха пройдет одну сотую и т. д. до бесконечности. Задача эта представлялась древним неразрешимою. Бессмысленность решения (что Ахиллес никогда не догонит черепаху) вытекала из того только, что произвольно были допущены прерывные единицы движения, тогда как движение и Ахиллеса и черепахи совершалось непрерывно.
Принимая все более и более мелкие единицы движения, мы только приближаемся к решению вопроса, но никогда не достигаем его. Только допустив бесконечно малую величину и восходящую от нее прогрессию до одной десятой и взяв сумму этой геометрической прогрессии, мы достигаем решения вопроса. Новая отрасль математики, достигнув искусства обращаться с бесконечно малыми величинами, и в других более сложных вопросах движения дает теперь ответы на вопросы, казавшиеся неразрешимыми.
Эта новая, неизвестная древним, отрасль математики, при рассмотрении вопросов движения, допуская бесконечно малые величины, то есть такие, при которых восстановляется главное условие движения (абсолютная непрерывность), тем самым исправляет ту неизбежную ошибку, которую ум человеческий не может не делать, рассматривая вместо непрерывного движения отдельные единицы движения.
В отыскании законов исторического движения происходит совершенно то же.
Движение человечества, вытекая из бесчисленного количества людских произволов, совершается непрерывно.
Постижение законов этого движения есть цель истории. Но для того, чтобы постигнуть законы непрерывного движения суммы всех произволов людей, ум человеческий допускает произвольные, прерывные единицы. Первый прием истории состоит в том, чтобы, взяв произвольный ряд непрерывных событий, рассматривать его отдельно от других, тогда как нет и не может быть начала никакого события, а всегда одно событие непрерывно вытекает из другого. Второй прием состоит в том, чтобы рассматривать действие одного человека, царя, полководца, как сумму произволов людей, тогда как сумма произволов людских никогда не выражается в деятельности одного исторического лица.
Историческая наука в движении своем постоянно принимает все меньшие и меньшие единицы для рассмотрения и этим путем стремится приблизиться к истине. Но как ни мелки единицы, которые принимает история, мы чувствуем, что допущение единицы, отделенной от другой, допущение начала какого нибудь явления и допущение того, что произволы всех людей выражаются в действиях одного исторического лица, ложны сами в себе.
Всякий вывод истории, без малейшего усилия со стороны критики, распадается, как прах, ничего не оставляя за собой, только вследствие того, что критика избирает за предмет наблюдения большую или меньшую прерывную единицу; на что она всегда имеет право, так как взятая историческая единица всегда произвольна.
Только допустив бесконечно малую единицу для наблюдения – дифференциал истории, то есть однородные влечения людей, и достигнув искусства интегрировать (брать суммы этих бесконечно малых), мы можем надеяться на постигновение законов истории.
Первые пятнадцать лет XIX столетия в Европе представляют необыкновенное движение миллионов людей. Люди оставляют свои обычные занятия, стремятся с одной стороны Европы в другую, грабят, убивают один другого, торжествуют и отчаиваются, и весь ход жизни на несколько лет изменяется и представляет усиленное движение, которое сначала идет возрастая, потом ослабевая. Какая причина этого движения или по каким законам происходило оно? – спрашивает ум человеческий.
Историки, отвечая на этот вопрос, излагают нам деяния и речи нескольких десятков людей в одном из зданий города Парижа, называя эти деяния и речи словом революция; потом дают подробную биографию Наполеона и некоторых сочувственных и враждебных ему лиц, рассказывают о влиянии одних из этих лиц на другие и говорят: вот отчего произошло это движение, и вот законы его.
Но ум человеческий не только отказывается верить в это объяснение, но прямо говорит, что прием объяснения не верен, потому что при этом объяснении слабейшее явление принимается за причину сильнейшего. Сумма людских произволов сделала и революцию и Наполеона, и только сумма этих произволов терпела их и уничтожила.
«Но всякий раз, когда были завоевания, были завоеватели; всякий раз, когда делались перевороты в государстве, были великие люди», – говорит история. Действительно, всякий раз, когда являлись завоеватели, были и войны, отвечает ум человеческий, но это не доказывает, чтобы завоеватели были причинами войн и чтобы возможно было найти законы войны в личной деятельности одного человека. Всякий раз, когда я, глядя на свои часы, вижу, что стрелка подошла к десяти, я слышу, что в соседней церкви начинается благовест, но из того, что всякий раз, что стрелка приходит на десять часов тогда, как начинается благовест, я не имею права заключить, что положение стрелки есть причина движения колоколов.
Всякий раз, как я вижу движение паровоза, я слышу звук свиста, вижу открытие клапана и движение колес; но из этого я не имею права заключить, что свист и движение колес суть причины движения паровоза.
Крестьяне говорят, что поздней весной дует холодный ветер, потому что почка дуба развертывается, и действительно, всякую весну дует холодный ветер, когда развертывается дуб. Но хотя причина дующего при развертыванье дуба холодного ветра мне неизвестна, я не могу согласиться с крестьянами в том, что причина холодного ветра есть раэвертыванье почки дуба, потому только, что сила ветра находится вне влияний почки. Я вижу только совпадение тех условий, которые бывают во всяком жизненном явлении, и вижу, что, сколько бы и как бы подробно я ни наблюдал стрелку часов, клапан и колеса паровоза и почку дуба, я не узнаю причину благовеста, движения паровоза и весеннего ветра. Для этого я должен изменить совершенно свою точку наблюдения и изучать законы движения пара, колокола и ветра. То же должна сделать история. И попытки этого уже были сделаны.
Для изучения законов истории мы должны изменить совершенно предмет наблюдения, оставить в покое царей, министров и генералов, а изучать однородные, бесконечно малые элементы, которые руководят массами. Никто не может сказать, насколько дано человеку достигнуть этим путем понимания законов истории; но очевидно, что на этом пути только лежит возможность уловления исторических законов и что на этом пути не положено еще умом человеческим одной миллионной доли тех усилий, которые положены историками на описание деяний различных царей, полководцев и министров и на изложение своих соображений по случаю этих деяний.
Силы двунадесяти языков Европы ворвались в Россию. Русское войско и население отступают, избегая столкновения, до Смоленска и от Смоленска до Бородина. Французское войско с постоянно увеличивающеюся силой стремительности несется к Москве, к цели своего движения. Сила стремительности его, приближаясь к цели, увеличивается подобно увеличению быстроты падающего тела по мере приближения его к земле. Назади тысяча верст голодной, враждебной страны; впереди десятки верст, отделяющие от цели. Это чувствует всякий солдат наполеоновской армии, и нашествие надвигается само собой, по одной силе стремительности.
В русском войске по мере отступления все более и более разгорается дух озлобления против врага: отступая назад, оно сосредоточивается и нарастает. Под Бородиным происходит столкновение. Ни то, ни другое войско не распадаются, но русское войско непосредственно после столкновения отступает так же необходимо, как необходимо откатывается шар, столкнувшись с другим, с большей стремительностью несущимся на него шаром; и так же необходимо (хотя и потерявший всю свою силу в столкновении) стремительно разбежавшийся шар нашествия прокатывается еще некоторое пространство.
Русские отступают за сто двадцать верст – за Москву, французы доходят до Москвы и там останавливаются. В продолжение пяти недель после этого нет ни одного сражения. Французы не двигаются. Подобно смертельно раненному зверю, который, истекая кровью, зализывает свои раны, они пять недель остаются в Москве, ничего не предпринимая, и вдруг, без всякой новой причины, бегут назад: бросаются на Калужскую дорогу (и после победы, так как опять поле сражения осталось за ними под Малоярославцем), не вступая ни в одно серьезное сражение, бегут еще быстрее назад в Смоленск, за Смоленск, за Вильну, за Березину и далее.
В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.
Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Родившиеся в Пинске
- Доктора философских наук
- Учёные по алфавиту
- Историки религии
- Религиоведы России
- Философы России
- Выпускники философского факультета МГУ
- Выпускники факультета журналистики МГУ
- Выпускники Дипломатической академии МИД РФ
- Преподаватели Дипакадемии МИД РФ
- Преподаватели РАГС при Президенте РФ
- Преподаватели Российского православного университета святого Иоанна Богослова
