Эдипов комплекс

Эди́пов ко́мплекс (нем. Ödipuskomplex) — понятие, введённое в психоанализ Зигмундом Фрейдом, обозначающее бессознательное или сознательное сексуальное влечение к родителю противоположного пола и амбивалентные (двойственные) чувства к родителю того же пола. В общем же смысле эдипов комплекс обозначает имманентное, соответствующее биполярному расположению, универсальное бессознательное эротическое влечение ребёнка к родителю. Данное понятие является одним из ключевых в психоаналитической теории.

Происхождение и закрепление названия

Название явления основано на древнегреческом мифе о царе Эдипе и одноименной драме Софокла, в котором Эдип, вопреки своей воле и не ведая того, убивает своего отца Лая и женится на матери Иокасте. Понимание эдиповой ситуации в качестве ключевого фактора в образовании невротических заболеваний возникло у Фрейда в ходе самоанализа, который он провел после смерти своего отца; это понимание пришло на смену теории соблазнения. Впервые Фрейд упоминает о драме Софокла в одном из писем своему другу Вильгельму Флиссу в 1897 году, в котором он пишет:

«Я также обнаружил на своем собственном примере влюбленность в мать и ревность к отцу… и теперь рассматриваю это в качестве универсального явления раннего детства. И если это так, то мы можем понять чарующую силу Царя Эдипа».

Первое подробное рассуждение о явлении встречается в фундаментальном труде Фрейда «Толкование сновидений» (1899). Однако термин «эдипов комплекс» Фрейд вводит только в 1910 году в небольшой работе «Об особом типе выбора объекта у мужчин»:

«Мальчик, начинающий снова желать свою мать и ненавидеть отца как соперника… попадает, как мы говорим, под влияние Эдипова комплекса. Он не прощает матери, что она оказывала услугу полового сношения не ему, но его отцу, и расценивает это как акт неверности».

С тех пор термин прочно вошёл в употребление среди психоаналитиков классического направления.

Эдипов комплекс у мальчиков

Процесс развития эдипова комплекса в случае с лицами мужского пола, согласно классическому направлению психоанализа, состоит в следующем. Мальчик, испытывая сексуальное влечение к матери, одновременно испытывает враждебные ревностные побуждения по отношению к отцу. Ребёнок пытается скрыть эти побуждения, поскольку ожидает наказания от своего отца в форме кастрации. Вследствие страха кастрации в психической жизни ребёнка формируется особая инстанция — Сверх-Я, под воздействием которой ребёнок подавляет инцестуозные побуждения по отношению к своей матери и начинает идентифицировать себя с отцом.

Эдипов комплекс у девочек

Девочки, по Фрейду, аналогичным образом направляют первые инцестуозные побуждения на мать. Однако в возрасте 2—3 лет, обнаружив у себя отсутствие пениса, девочка начинает испытывать так называемую зависть к пенису (англ.), под воздействием которой реагирует усилением завистливой привязанности к отцу и возмущенной обидой на мать, видя в ней соперницу, претендующую на любовь отца. В конечном счете, конфликт разрешается попыткой девочки компенсировать свою неполноценность посредством желания иметь ребёнка.

Позитивный и негативный эдипов комплекс

Впоследствии Фрейд пришёл к выводу, что существует более сложный характер эдипова комплекса — негативный, проявляющийся в любви к родителю того же пола и враждебности к родителю противоположного пола. Вышеописанные варианты были обозначены как позитивные. Описывая это явление, он использовал понятия бисексуальности и амбивалентности:

«Более подробное исследование обнаруживает чаще всего более полный эдипов комплекс, который является двояким — позитивным и негативным, в зависимости от бисексуальности ребёнка, то есть у мальчика — не только амбивалентная установка к отцу и нежный выбор объекта-матери, но одновременно он и ведет себя как девочка — проявляет нежную женственную установку к отцу и соответствующую ей, ревниво-враждебную, к матери».

Таким образом, Фрейд придерживался мнения, что на практике эдипов комплекс проявляется в виде комбинации вариантов вдоль оси между его позитивным и негативным типом, включающей в себя как гетеросексуальные, так и гомосексуальные импульсы.

Эдипов комплекс в контексте сексуальной теории Фрейда

Фрейдизм рассматривает эдипов комплекс как этап психосексуального развития и восприятия, впервые проявляющийся между вторым и третьим годами жизни (в теории Фрейда этот период характеризуется приматом генитальности, под которым объединяются оральное и анальное влечения предыдущих стадий развития либидо). Пиковых же значений, по Фрейду, эдипов комплекс достигает между 3 и 5 годами жизни человека и после некоторого угасания возрождается в период полового созревания (пубертатный период), в процессе которого преодолевается тем или иным выбором эротического объекта.

Значимость

С самых истоков психоаналитической теории Фрейд придавал эдипову комплексу первостепенное значение в образовании всех невротических заболеваний. По Фрейду, успешное разрешение эдипова комплекса является ключевым для психического здоровья человека. Неудача же ведет к неврозам и сексуальным отклонениям: в этом случае говорят о неразрешенном эдиповом комплексе либо неразрешенной эдиповой ситуации. Впоследствии Фрейд придавал эдипову комплексу ещё большее значение, усматривая практически во всех проявлениях человеческой цивилизации эдипальные корни. Так, например, в «Тотеме и табу» (1913) Фрейд пишет:

«Таким образом, в заключение этого крайне сокращенного исследования, я хочу высказать вывод, что в эдиповом комплексе совпадает начало религии, нравственности, общественности и искусства в полном согласии с данными психоанализа, по которым этот комплекс составляет ядро всех неврозов».

На позднем этапе развития психоанализа Фрейд указывает на необходимость установления некоторых границ применения данного понятия и на необходимость ограничений спекуляций на его счет («Конец эдипова комплекса», 1924). Впрочем, от предыдущих взглядов Фрейд не отказался, а упомянутая работа ставила своей целью «расставить точки над i» в рядах психоаналитиков, допускающих себе вольности в интерпретации явления (см. ниже). Известны также слова Фрейда, согласно которым признание эдипова комплекса является своего рода отличительным признаком психоаналитиков:

«Признание Эдипова комплекса является шибболетом, который отличает сторонников психоанализа от его противников».

На сегодняшний день большинство психоаналитиков фрейдистской школы вслед за Фрейдом признает первостепенную значимость эдипова комплекса в психосексуальном развитии человека. Однако за пределами психоаналитической теории понятие эдипова комплекса не получило признания по причине своей ненаучности.

Пересмотр и вариации

Современные психоаналитики, а также психоаналитики направлений, отличных от классического фрейдистского направления, иначе смотрят на концепцию эдипова комплекса, привнося в неё свои собственные элементы либо перераспределяя акценты в уже имеющихся.

Карл Густав Юнг

Карл Густав Юнг указывал, что эдипов комплекс Фрейда не может адекватно описать аналогичную стадию у девочек (по Фрейду, девочки на этой стадии психосексуального развития испытывают гомосексуальное влечение к матери). В связи с этим в 1913 году Юнг ввел новый термин — «комплекс Электры», согласно которому девочка, подобно дочери Агамемнона Электре, испытывает сексуальное влечение к своему отцу и враждебные побуждения по отношению к матери. Кроме того, признавая наличие сексуального аспекта, Юнг считал его лишь производной от символического стремления вернуться к источнику жизни.

Альфред Адлер

Альфред Адлер указывал на то, что эдипов комплекс Фрейда пренебрегает влиянием братьев и сестер на психическую жизнь человека. Впоследствии Адлер полностью переформулировал все процессы, затрагиваемые эдиповым комплексом, в терминах и понятиях своей школы. Он утверждал, что интерпретацию эдипова комплекса следует строить исключительно на избалованности ребёнка, и что, более того, эдипов комплекс является не чем иным, как одним из многих проявлений избалованности. Сексуальный же аспект вступает в силу по той причине, что избалованный ребёнок, привыкший к удовлетворению всех своих желаний, созревает в скором темпе и в сексуальном отношении, а провоцирующие ласки матери только усиливают проявление упомянутых явлений. Исходя из этих соображений Адлер писал:

«Эдипов комплекс — не краеугольный камень, а просто порочный неестественный результат материнского попустительства».

Эрих Фромм

Эрих Фромм, признавая наблюдения Фрейда за проявлениями эдипова комплекса правильными, тем не менее, предлагал понимать эдипов комплекс не столько в узком сексуальном смысле, сколько в более широком, согласно которому сущность инцеста в эдиповом комплексе состоит в том, что индивид стремится оставаться ребёнком, привязанным к оберегающим фигурам (не обязательно только к матери). Эта привязанность в основном не сексуальна. Конфликт же между отцом и сыном, по Фромму, является продуктом авторитарного патриархального общества, в рамках которого сын рассматривается в качестве собственности отца. И этот конфликт, в свою очередь, имеет мало общего с сексуальным соперничеством, а является выражением стремления индивида отстоять свою независимость и свободу.

Мелани Кляйн

Мелани Кляйн явилась одним из первых психоаналитиков, подчеркивающих то, что эдипов комплекс Фрейда, как и вся теория Фрейда, занижает влияние матери в психической жизни индивида; она также подвергала критике использование Фрейдом мальчика в качестве модели развития. Помимо этого Кляйн пришла к выводу, что эдипальные отношения можно наблюдать даже на первых годах жизни ребёнка:

«Я неоднократно упоминала о том, что эдипов комплекс начинает действовать раньше, чем обычно считается. В моей последней статье „Психологические принципы детского анализа“ я рассмотрела этот вопрос детально. Вывод, к которому я пришла, заключался в том, что эдиповы тенденции появляются в результате фрустрации, которую переживает ребёнок, когда его отнимают от груди, и что они становятся явными в конце первого и в начале второго года жизни».

Кляйн считала что с возраста семи месяцев (когда у малыша начинают развиваться когнитивные способности), он начинает осознавать что объект (мать) и частичный объект (грудь) не принадлежат только ему и что он должен разделять их ещё с кем-то. Вследствие этого понимания, у малыша зарождается эдипова тенденция в виде ревности к матери. Впоследствии в теории Мелани Кляйн эдипову комплексу уделялось второстепенное значение, а основной её компонентой стала так называемая «депрессивная позиция».

Отто Ранк

Отто Ранк подвергал сомнению фрейдистскую позицию, согласно которой ключевым в образовании Сверх-Я являются кастрационные угрозы отца. Взамен он придерживался взгляда, что в нормальном развитии Сверх-Я принимает участие, в первую очередь, образ строгой матери (то есть не реальной, а той, как в садистском аспекте её понимает ребёнок). Позже Ранк ещё более отклонился от классического фрейдизма, когда поставил под сомнение первостепенную значимость эдипова комплекса как такового в психической жизни индивида. Согласно Ранку, ключевым фактором в образовании всех неврозов является так называемая травма рождения, явившаяся следствием отторжения ребёнка из чрева матери, а аналогом фрейдовского инцестуозного влечения выступает стремление индивида вернуться в материнское лоно. Также Ранк разрабатывал представления, схожие с представлениями Эриха Фромма. По Ранку, ребёнок стремится к тому из родителей, который менее посягает на его индивидуальность. В случае с мальчиком таковым родителем, как правило, оказывается мать, поскольку отец относится к сыну, как к продолжению своего эго. По этому поводу Ранк писал:

«Родители борются открыто или подспудно за душу ребёнка в биологическом (противоположный пол) или эгоистическом смысле (одинаковый пол); ребёнок соответственно использует родителей и настраивает их друг против друга, чтобы спасти свою индивидуальность».

Карен Хорни

Карен Хорни подвергала критике как сексуальную окраску эдипова комплекса, так и мнение Фрейда о биологической детерминированности его возникновения, заявляя, что отсутствие биологической обусловленности феномена можно утверждать с уверенностью. Она также указывала, что эдипов комплекс является не первичным образованием и краеугольным фактором возникновения неврозов, а всего лишь реакцией ребёнка на некоторые процессы в семейных отношениях: стремление матери сделать ребёнка объектом слепой привязанности, наблюдение ребёнком сексуальных сцен и т. д. В заключение одной из своих работ Хорни пишет:

«…Эдипов комплекс нельзя рассматривать как источник невроза, так как он сам является невротическим образованием».

То есть, по Хорни, эдипов комплекс является следствием невроза, а не его причиной. Ещё одним пунктом критики Карен Хорни явилось понимание Фрейдом развития эдипова комплекса у девочек, которое она считала совершенно неправильным, «результатом искаженного понимания женской психологии» и «продуктом мужского нарциссизма».

Эдипов комплекс в рамках современного психоанализа

Как уже отмечалось выше, современные психоаналитики признают существенную роль эдипова комплекса в психосексуальном развитии человека. Однако некоторые пункты теории Фрейда подверглись ревизии и пересмотру. Так, многие психоаналитики отвергают тезис об универсальности и биологической детерминированности эдипова комплекса. Концепция развития эдипова комплекса у лиц женского пола также не находит единодушной поддержки. В целом, многими психоаналитиками концепция эдипова комплекса понимается более свободно, чем она понималась Фрейдом: часто это понятие используется в самом широком смысле, например, в контексте обозначения и характеристики всей гаммы отношений ребёнка с родителями. Также в отличие от классического психоанализа, фокус источника эдипова комплекса сместился с биологического на социологический.

Критика

Ненаучный статус гипотезы

Специалисты указывают на то, что отсутствуют какие-либо эмпирические данные, свидетельствующие в пользу эдипова комплекса. Более того, доказать наличие эдипова комплекса объективным научным образом представляется невозможным по причине неудовлетворения базовых научных принципов (например, принципа фальсификации) как отдельными гипотезами психоанализа (включая эдипов комплекс), так и всей теорией психоанализа. То, что Фрейдом и его последователями выдается за доказательства, объективно следует рассматривать исключительно в качестве интерпретаций психоаналитиков, приспосабливающих их к своим априорно принятым гипотезам, которые, по мнению скептиков, несут отпечаток субъективных предубеждений. В этой связи критики также указывают на тот факт, что эдипов комплекс является, в первую очередь, результатом самоанализа Фрейда, а не объективного наблюдения за пациентами.

Критика детской сексуальности

Для многих сомнительным представляется само утверждение о том, что ребёнок может испытывать половое влечение по отношению к родителю: как известно, тестостерон и прогестерон, половые гормоны, которые, воздействуя на гипоталамус, вызывают у человека половое влечение, организмом ребёнка до пубертатного возраста вырабатываются лишь в незначительных количествах. Впрочем, данная критика является, по мнению сторонников Фрейда, несостоятельной по той причине, что половое созревание индивидуума не обеспечивается одним только формированием генитальных морфологических и нейроэндокринных структур организма и должно сопровождаться организацией соответствующих психологических структур.

Споры об универсальности эдипова комплекса

Многие специалисты отвергают постулируемый Фрейдом универсальный характер эдипова комплекса, указывая на несостоятельность тезиса биологической детерминированности эдипова комплекса и подчеркивая первостепенное значение социокультурных особенностей. Польский антрополог Бронислав Малиновский в своей работе «Секс и подавление в обществе дикарей» (1927) доказывает, что эдипов комплекс никак не проявляется в жизни дикарей на [ru.wikipedia.org/wiki/%CE%F1%F2%F0%EE%E2%E0_%D2%F0%EE%E1%F0%E8%E0%ED Тробриановых островах] и что, следовательно, тезис об универсальности эдипова комплекса является ложным. Впрочем, некоторые психоаналитики отстаивают мнение, что выводы Малиновского являются необоснованными. Например, венгерский антрополог и психоаналитик Геза Рохейм в своей работе «Психоанализ примитивных культур» (1932), которую он написал после того, как провел четыре года в Сомали и Австралии, утверждает, что не только доказал универсальность эдипова комплекса, но также обнаружил ряд фактов, свидетельствующих в пользу гипотезы, выдвинутой Фрейдом в «Тотеме и табу», согласно которой первобытная орда братьев, убив деспотичного отца, раскаялась и ввела запрет на инцест и отцеубийство.

Критика в контексте шизоанализа

В таком направлении современного постструктурализма, как шизоанализ, разработанном Жилем Делёзом и Феликсом Гваттари в их работе «Анти-Эдип» (1972), эдипов комплекс предстает олицетворением репрессивного духа буржуазных семейных отношений и символом репрессивной идеологии капитализма. Эдипов комплекс подвергается критике по причине своей односторонности и ограниченности: ограниченный рамками семейных отношений, он оказывается неспособным объяснить сложные социальные структуры и процессы. Делёз и Гваттари указывают также на то, что психоанализ в целом оказывается неэффективным средством лечения таких заболеваний, как психоз и шизофрения, и малоэффективным средством интерпретации социальных процессов. Более того, согласно шизоанализу, концепция эдипова комплекса является препятствием на пути выздоровления невротика, поскольку заведомо обрекает его на детерминационную зависимость от такой «псевдоструктуры», как семья. В этом контексте Делёз и Гваттари говорят об «эдипизации» бессознательного, сознания и всей культуры в целом. Концепция эдипова комплекса противопоставляется свободной («шизофренической») форме бессознательного:

«Шизофреническое — вместо Эдипова».

Таким образом, Делёз и Гваттари призывают к свободному интерпретированию бессознательного, не зажатого в узкие рамки эдипова комплекса.

Феминистская критика

Представители феминизма подвергают широкомасштабной критике понимание развития эдипова комплекса у девочек: по их мнению, зависть к пенису не играет никакой роли в психосексуальном развитии лиц женского пола. Представители феминизма считают, что концепция зависти к пенису является продуктом патриархального общества, показывающая неполноценную, бессильную и подчиненную женщину. Более того, как указывала американская феминистка Кейт Миллет (1969), Фрейд с подобными идеями и воплощением их на практике является скорее угнетателем женщины, чем независимым наблюдателем и психотерапевтом. Другая американская феминистка Джульет Митчелл считала зависть к пенису типичной характеристикой фаллоцентрической культуры, нежели результатом обнаружения девочкой отсутствия у себя пениса. Сторонники феминизма при этом отмечают, что взгляды Фрейда иллюстрируют общий дух и ценности Викторианской эпохи, когда как мужчины, так и женщины имели страх быть женственными. Некоторые критики также указывают на то, что концепция зависти к пенису несостоятельна по той причине, что это мало правдоподобно, чтобы девочка могла испытывать зависть к пенису, к части тела, которой у неё никогда не было и о преимуществах которой она, следовательно, знать не может. Впрочем, как отмечалось выше, современные психоаналитики в большинстве своем не настаивают на концепции зависти к пенису так, как Фрейд и его ортодоксальные последователи.

См. также

• Психосексуальное развитие
• Инцест
• Комплекс Электры
• Мадзакон
• Сексуальный комплекс

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/dict/psychlex6/article/PS6/ps6-0492.htm?text=%D1%8D%D0%B4%D0%B8%D0%BF%D0%BE%D0%B2%20%D0%BA%D0%BE%D0%BC%D0%BF%D0%BB%D0%B5%D0%BA%D1%81&stpar1=1.1.1 В. И. Овчаренко. Комплекс Эдипа (словарь «Клиническая психология»).](недоступная ссылка с 14-06-2016 (2873 дня))
• [dic.academic.ru/dic.nsf/enc_psychotherapeutic/129/КЛАССИЧЕСКИЙ Классический психоанализ (психотерапевтическая энциклопедия).]

Отрывок, характеризующий Эдипов комплекс

Так он лежал и теперь на своей кровати, облокотив тяжелую, большую изуродованную голову на пухлую руку, и думал, открытым одним глазом присматриваясь к темноте.
С тех пор как Бенигсен, переписывавшийся с государем и имевший более всех силы в штабе, избегал его, Кутузов был спокойнее в том отношении, что его с войсками не заставят опять участвовать в бесполезных наступательных действиях. Урок Тарутинского сражения и кануна его, болезненно памятный Кутузову, тоже должен был подействовать, думал он.
«Они должны понять, что мы только можем проиграть, действуя наступательно. Терпение и время, вот мои воины богатыри!» – думал Кутузов. Он знал, что не надо срывать яблоко, пока оно зелено. Оно само упадет, когда будет зрело, а сорвешь зелено, испортишь яблоко и дерево, и сам оскомину набьешь. Он, как опытный охотник, знал, что зверь ранен, ранен так, как только могла ранить вся русская сила, но смертельно или нет, это был еще не разъясненный вопрос. Теперь, по присылкам Лористона и Бертелеми и по донесениям партизанов, Кутузов почти знал, что он ранен смертельно. Но нужны были еще доказательства, надо было ждать.
«Им хочется бежать посмотреть, как они его убили. Подождите, увидите. Все маневры, все наступления! – думал он. – К чему? Все отличиться. Точно что то веселое есть в том, чтобы драться. Они точно дети, от которых не добьешься толку, как было дело, оттого что все хотят доказать, как они умеют драться. Да не в том теперь дело.
И какие искусные маневры предлагают мне все эти! Им кажется, что, когда они выдумали две три случайности (он вспомнил об общем плане из Петербурга), они выдумали их все. А им всем нет числа!»
Неразрешенный вопрос о том, смертельна или не смертельна ли была рана, нанесенная в Бородине, уже целый месяц висел над головой Кутузова. С одной стороны, французы заняли Москву. С другой стороны, несомненно всем существом своим Кутузов чувствовал, что тот страшный удар, в котором он вместе со всеми русскими людьми напряг все свои силы, должен был быть смертелен. Но во всяком случае нужны были доказательства, и он ждал их уже месяц, и чем дальше проходило время, тем нетерпеливее он становился. Лежа на своей постели в свои бессонные ночи, он делал то самое, что делала эта молодежь генералов, то самое, за что он упрекал их. Он придумывал все возможные случайности, в которых выразится эта верная, уже свершившаяся погибель Наполеона. Он придумывал эти случайности так же, как и молодежь, но только с той разницей, что он ничего не основывал на этих предположениях и что он видел их не две и три, а тысячи. Чем дальше он думал, тем больше их представлялось. Он придумывал всякого рода движения наполеоновской армии, всей или частей ее – к Петербургу, на него, в обход его, придумывал (чего он больше всего боялся) и ту случайность, что Наполеон станет бороться против него его же оружием, что он останется в Москве, выжидая его. Кутузов придумывал даже движение наполеоновской армии назад на Медынь и Юхнов, но одного, чего он не мог предвидеть, это того, что совершилось, того безумного, судорожного метания войска Наполеона в продолжение первых одиннадцати дней его выступления из Москвы, – метания, которое сделало возможным то, о чем все таки не смел еще тогда думать Кутузов: совершенное истребление французов. Донесения Дорохова о дивизии Брусье, известия от партизанов о бедствиях армии Наполеона, слухи о сборах к выступлению из Москвы – все подтверждало предположение, что французская армия разбита и сбирается бежать; но это были только предположения, казавшиеся важными для молодежи, но не для Кутузова. Он с своей шестидесятилетней опытностью знал, какой вес надо приписывать слухам, знал, как способны люди, желающие чего нибудь, группировать все известия так, что они как будто подтверждают желаемое, и знал, как в этом случае охотно упускают все противоречащее. И чем больше желал этого Кутузов, тем меньше он позволял себе этому верить. Вопрос этот занимал все его душевные силы. Все остальное было для него только привычным исполнением жизни. Таким привычным исполнением и подчинением жизни были его разговоры с штабными, письма к m me Stael, которые он писал из Тарутина, чтение романов, раздачи наград, переписка с Петербургом и т. п. Но погибель французов, предвиденная им одним, было его душевное, единственное желание.
В ночь 11 го октября он лежал, облокотившись на руку, и думал об этом.
В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.
Со времени пожара Смоленска началась война, не подходящая ни под какие прежние предания войн. Сожжение городов и деревень, отступление после сражений, удар Бородина и опять отступление, оставление и пожар Москвы, ловля мародеров, переимка транспортов, партизанская война – все это были отступления от правил.
Наполеон чувствовал это, и с самого того времени, когда он в правильной позе фехтовальщика остановился в Москве и вместо шпаги противника увидал поднятую над собой дубину, он не переставал жаловаться Кутузову и императору Александру на то, что война велась противно всем правилам (как будто существовали какие то правила для того, чтобы убивать людей). Несмотря на жалобы французов о неисполнении правил, несмотря на то, что русским, высшим по положению людям казалось почему то стыдным драться дубиной, а хотелось по всем правилам стать в позицию en quarte или en tierce [четвертую, третью], сделать искусное выпадение в prime [первую] и т. д., – дубина народной войны поднялась со всей своей грозной и величественной силой и, не спрашивая ничьих вкусов и правил, с глупой простотой, но с целесообразностью, не разбирая ничего, поднималась, опускалась и гвоздила французов до тех пор, пока не погибло все нашествие.
И благо тому народу, который не как французы в 1813 году, отсалютовав по всем правилам искусства и перевернув шпагу эфесом, грациозно и учтиво передает ее великодушному победителю, а благо тому народу, который в минуту испытания, не спрашивая о том, как по правилам поступали другие в подобных случаях, с простотою и легкостью поднимает первую попавшуюся дубину и гвоздит ею до тех пор, пока в душе его чувство оскорбления и мести не заменяется презрением и жалостью.


Одним из самых осязательных и выгодных отступлений от так называемых правил войны есть действие разрозненных людей против людей, жмущихся в кучу. Такого рода действия всегда проявляются в войне, принимающей народный характер. Действия эти состоят в том, что, вместо того чтобы становиться толпой против толпы, люди расходятся врозь, нападают поодиночке и тотчас же бегут, когда на них нападают большими силами, а потом опять нападают, когда представляется случай. Это делали гверильясы в Испании; это делали горцы на Кавказе; это делали русские в 1812 м году.
Войну такого рода назвали партизанскою и полагали, что, назвав ее так, объяснили ее значение. Между тем такого рода война не только не подходит ни под какие правила, но прямо противоположна известному и признанному за непогрешимое тактическому правилу. Правило это говорит, что атакующий должен сосредоточивать свои войска с тем, чтобы в момент боя быть сильнее противника.
Партизанская война (всегда успешная, как показывает история) прямо противуположна этому правилу.
Противоречие это происходит оттого, что военная наука принимает силу войск тождественною с их числительностию. Военная наука говорит, что чем больше войска, тем больше силы. Les gros bataillons ont toujours raison. [Право всегда на стороне больших армий.]
Говоря это, военная наука подобна той механике, которая, основываясь на рассмотрении сил только по отношению к их массам, сказала бы, что силы равны или не равны между собою, потому что равны или не равны их массы.
Сила (количество движения) есть произведение из массы на скорость.
В военном деле сила войска есть также произведение из массы на что то такое, на какое то неизвестное х.
Военная наука, видя в истории бесчисленное количество примеров того, что масса войск не совпадает с силой, что малые отряды побеждают большие, смутно признает существование этого неизвестного множителя и старается отыскать его то в геометрическом построении, то в вооружении, то – самое обыкновенное – в гениальности полководцев. Но подстановление всех этих значений множителя не доставляет результатов, согласных с историческими фактами.
А между тем стоит только отрешиться от установившегося, в угоду героям, ложного взгляда на действительность распоряжений высших властей во время войны для того, чтобы отыскать этот неизвестный х.
Х этот есть дух войска, то есть большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасностям всех людей, составляющих войско, совершенно независимо от того, дерутся ли люди под командой гениев или не гениев, в трех или двух линиях, дубинами или ружьями, стреляющими тридцать раз в минуту. Люди, имеющие наибольшее желание драться, всегда поставят себя и в наивыгоднейшие условия для драки.
Дух войска – есть множитель на массу, дающий произведение силы. Определить и выразить значение духа войска, этого неизвестного множителя, есть задача науки.
Задача эта возможна только тогда, когда мы перестанем произвольно подставлять вместо значения всего неизвестного Х те условия, при которых проявляется сила, как то: распоряжения полководца, вооружение и т. д., принимая их за значение множителя, а признаем это неизвестное во всей его цельности, то есть как большее или меньшее желание драться и подвергать себя опасности. Тогда только, выражая уравнениями известные исторические факты, из сравнения относительного значения этого неизвестного можно надеяться на определение самого неизвестного.