Ранк, Отто

Отто Ранк
Otto Rank
Дата рождения:	22 апреля 1884(1884-04-22)
Место рождения:	Вена
Дата смерти:	31 октября 1939(1939-10-31) (55 лет)
Место смерти:	Нью-Йорк
Страна:	Австро-Венгрия, Австрия, США
Научная сфера:	психоанализ
Учёная степень:	доктор философии
Альма-матер:	Венский университет
Сайт:	[www.ottorank.com/ www.ottorank.com]

О́тто Ра́нк (нем. Otto Rank; наст. фамилия Розенфе́льд; 22 апреля 1884, Вена — 31 октября 1939, Нью-Йорк) — австрийский психоаналитик, один из ближайших учеников и последователей Фрейда. Занимался теорией сновидений, соотнося материал сновидений с мифологией и художественным творчеством. Наиболее известна его монография «Травма рождения и её значение для психоанализа», в которой он указывает, что изгнание плода из материнского чрева является «основной травмой», определяющей развитие неврозов, и что каждому человеку присуще подсознательное стремление возвратиться в материнское лоно. Фрейд не разделял этой концепции.

Биография

Отто Ранк родился 22 апреля 1884 года в Вене в бедной еврейской семье младшим из двух сыновей. Его семья не питала особых духовных притязаний. Отец авторитарно направлял его образование, считая что юный Отто должен был стать инженером-машиностроителем. Окончив ремесленное училище с аттестатом зрелости, Ранк работал в мастерской. В это время он самостоятельно изучал психологию, окончил Венскую школу искусств, проявляя особый интерес к мифологии и литературе. Взял себе фамилию доктора Ранка из пьесы Г. Ибсена «Кукольный дом».

В 1906 году познакомился с Зигмундом Фрейдом, представив ему рекомендательное письмо Альфреда Адлера, который являлся семейным врачом Розенфельдов, и рукописи трёх работ, одна из которых легла в основу опубликованной в 1907 году книги «Художник». Фрейд высоко оценил рукописи, увидев в молодом человеке способности к занятию психоанализом. «…выпускник ремесленного училища представил нам рукопись, которая выдавала исключительное понимание предмета. Мы уговорили его продолжить гимназическое образование, посещать университет и посвятить себя неврачебному приложению психоанализа…» — вспоминал впоследствии Фрейд. В результате Отто Ранк окончил Венский университет и в 1912 году получил степень доктора философии.

Между Фрейдом и Ранком со временем развилась глубокая личная дружба; Фрейд обращался с ним как со своим сыном. В 1912 году Ранк становится секретарем Венского психоаналитического общества, а с 1913 года являлся членом тайного комитета. С 1919 по 1924 г. он возглавлял издательство, в котором осуществлялась публикация психоаналитических работ.

Став первым психоаналитиком без медицинского образования, О.Ранк начал принимать пациентов, устроив приёмный кабинет в том же доме, где находилась его квартира. На протяжении ряда лет он занимался исследовательской деятельностью, ведал управленческими и финансовыми делами психоаналитического сообщества, оказывал Фрейду помощь в организационных вопросах, был вице-президентом Венского психоаналитического сообщества.

В начале 20-х годов Ранк высказал ряд идей, которые предопределили его выход из числа членов тайного комитета и последующий разрыв с Фрейдом. В 1924 году, по приглашению президента Нью-Йоркского психоаналитического общества он ездил в США, где в течение нескольких месяцев излагал новые идеи перед американскими психоаналитиками, часть которых стала проходить у него краткосрочный анализ. В том же 1924 году вместе с Шандором Ференци опубликовал работу «Развитие психоанализа».

Возвратившись в Вену, О.Ранк ушел с поста главного редактора психоаналитического журнала. В 1929 году Ранк подал в отставку, фактически предопределив окончательный разрыв с Зигмундом Фрейдом. В начале 30-х г.г. О.Ранк работал психоаналитиком в Париже.

В 1935 году Отто Ранк переехал в США, где занимался преподавательской и терапевтической деятельностью, сопровождавшейся выдвижением новых психоаналитических идей.

31 октября 1939 года Отто Ранк скончался в Нью-Йорке в результате аллергической реакции на содержащее серу лекарство, которое он использовал при лечении инфекции горла.

Миф о рождении героя

О. Ранк был одним из первых психоаналитиков, который уделил особое внимание использованию психоаналитического метода исследования при изучении искусства, религии, поэзии, литературы. В работе «Миф о рождении героя» О. Ранк выдвинул положение, в соответствии с которым открытие источника содержательной идентичности мифов всех времён и народов возможно лишь на основе их психологического анализа.

О. Ранк рассматривал способность к воображению в качестве универсального явления, характерного не только для человека, но и для человечества в целом. Обратившись к мифологическому материалу различных легенд, включая мифы о рождении Саргона, Моисея, Эдипа, Париса, Телефа, Персея, Гильгамеша, Кира, Тристана, Ромула, Геркулеса, Иисуса, Зигфрида и Лоэнгрина, О. Ранк выявил ряд единообразных черт, которые могут служить основой для построения стандартного сказания. Во всех мифах присутствует такое отношение героя к своим родителям, которое имеет нездоровый характер. О. Ранк считал, что подобное отклонение обусловлено чем-то таким, что находит отражение в характере самого героя.

Идеи Фрейда, высказанные им в «Семейном романе невротиков» получили у Ранка дальнейшее развитие. О. Ранк отметил, что мотивы брошенных и воспитанных другими родителями детей содержатся во многих мифах и сказаниях. По мнению Ранка, мифы о героях и семейные романы включают в себя одну и ту же тенденцию, связанную со стремлением героя избавиться от родителей и аналогичным желанием, присутствующим в фантазии ребёнка.

В процессе психологического объяснения смысла мифа о рождении героя, О. Ранк попытался выявить связи мифа с некоторыми психическими заболеваниями. В частности, он считал, что в своих основных чертах мифы о героях во многом соответствуют маниакальным представлениям психотиков, страдающих манией преследования или величия. Исходя из подобного понимания, им была выявлена тесная связь между мифом о герое и структурной манией у параноиков, а также дана характеристика мифа как параноидальной структуры.

Травма рождения и её значение для психоанализа

Отто Ранк полагал, что травма рождения становится первым источником возникновения страха и тревоги. О. Ранк исходил из того, что момент появления на свет ребёнка и отделения его от матери является травмирующим событием в жизни человека. Стремление к возвращению в чрево матери, к восстановлению предшествующего положения непосредственно связано с травмой рождения.

О. Ранк считал, что невроз возникает на почве внутрипсихического конфликта между стремлением человека вернуться в первоначальное состояние дородовой гармонии и воспоминанием об ужасе рождения. Таким образом, Ранк переосмыслил основополагающие положения классического психоанализа:

— страх кастрации стал рассматриваться в плане символического выражения первичной травмы (рождение ребёнка) и вторичной травмы (отлучение ребёнка от материнской груди);

— комплекс Эдипа — с точки зрения осуществляемых человеком попыток возвращения в утробу матери (перенос внутриутробного удовольствия на заряженные тревожностью гениталии);

— страх инцеста и соответствующие запреты — как то, что противостоит фантазиям о возвращении в матку.

Говоря о психоаналитической терапии, О. Ранк считал, что в своей завершающей фазе процесс исцеления является для пациента своего рода новым рождением. В бессознательном процесс исцеления соотносится с символикой рождения, и пациент может воспринимать себя в качестве новорождённого, то есть духовного ребёнка аналитика. Фантазия пациента о перерождении оказывается повторением в анализе его собственного рождения. Таким образом, анализ можно рассматривать в качестве успешного завершения ранее неудачной для пациента попытки преодолеть травму рождения.

Вклад в развитие психоанализа

В настоящее время идеи Ранка получили развитие в трудах Станислава Грофа (США), проводившего эксперименты с применением галлюциногенов (ЛСД) и обнаружившего следы воспоминаний о пребывании плода во чреве матери и о родах (так называемые перинатальные матрицы).

Публикации на русском языке

• Ранк О. Миф о рождении героя. — М.: «Рефл-бук», «Ваклер», 1997.
• Ранк О. Травма рождения и её значение для психоанализа. — М.: «Когито-Центр», 2009.
• Ранк О. Отчёт о первом частном Психоаналитическом собрании в Зальцбурге 27 апреля 1908 года. — Ижевск: ERGO, 2012.

Литература

• Лейбин В. Постклассический психоанализ. Энциклопедия. — М.: АСТ, 2008.
• Патопсихология. Психоаналитический подход. (Под ред. Ж. Бержере). — М.: Аспект Пресс, 2008.

Ссылки

• [sites.google.com/site/psychoanalysisbiography/Home/r-5/rank В. И. Овчаренко. Отто Ранк (биография)]

Отрывок, характеризующий Ранк, Отто

– Ну, voyons, [послушай,] успокойся; я знаю твое прекрасное сердце.
– Нет, у меня злое сердце.
– Я знаю твое сердце, – повторил князь, – ценю твою дружбу и желал бы, чтобы ты была обо мне того же мнения. Успокойся и parlons raison, [поговорим толком,] пока есть время – может, сутки, может, час; расскажи мне всё, что ты знаешь о завещании, и, главное, где оно: ты должна знать. Мы теперь же возьмем его и покажем графу. Он, верно, забыл уже про него и захочет его уничтожить. Ты понимаешь, что мое одно желание – свято исполнить его волю; я затем только и приехал сюда. Я здесь только затем, чтобы помогать ему и вам.
– Теперь я всё поняла. Я знаю, чьи это интриги. Я знаю, – говорила княжна.
– Hе в том дело, моя душа.
– Это ваша protegee, [любимица,] ваша милая княгиня Друбецкая, Анна Михайловна, которую я не желала бы иметь горничной, эту мерзкую, гадкую женщину.
– Ne perdons point de temps. [Не будем терять время.]
– Ax, не говорите! Прошлую зиму она втерлась сюда и такие гадости, такие скверности наговорила графу на всех нас, особенно Sophie, – я повторить не могу, – что граф сделался болен и две недели не хотел нас видеть. В это время, я знаю, что он написал эту гадкую, мерзкую бумагу; но я думала, что эта бумага ничего не значит.
– Nous у voila, [В этом то и дело.] отчего же ты прежде ничего не сказала мне?
– В мозаиковом портфеле, который он держит под подушкой. Теперь я знаю, – сказала княжна, не отвечая. – Да, ежели есть за мной грех, большой грех, то это ненависть к этой мерзавке, – почти прокричала княжна, совершенно изменившись. – И зачем она втирается сюда? Но я ей выскажу всё, всё. Придет время!


В то время как такие разговоры происходили в приемной и в княжниной комнатах, карета с Пьером (за которым было послано) и с Анной Михайловной (которая нашла нужным ехать с ним) въезжала во двор графа Безухого. Когда колеса кареты мягко зазвучали по соломе, настланной под окнами, Анна Михайловна, обратившись к своему спутнику с утешительными словами, убедилась в том, что он спит в углу кареты, и разбудила его. Очнувшись, Пьер за Анною Михайловной вышел из кареты и тут только подумал о том свидании с умирающим отцом, которое его ожидало. Он заметил, что они подъехали не к парадному, а к заднему подъезду. В то время как он сходил с подножки, два человека в мещанской одежде торопливо отбежали от подъезда в тень стены. Приостановившись, Пьер разглядел в тени дома с обеих сторон еще несколько таких же людей. Но ни Анна Михайловна, ни лакей, ни кучер, которые не могли не видеть этих людей, не обратили на них внимания. Стало быть, это так нужно, решил сам с собой Пьер и прошел за Анною Михайловной. Анна Михайловна поспешными шагами шла вверх по слабо освещенной узкой каменной лестнице, подзывая отстававшего за ней Пьера, который, хотя и не понимал, для чего ему надо было вообще итти к графу, и еще меньше, зачем ему надо было итти по задней лестнице, но, судя по уверенности и поспешности Анны Михайловны, решил про себя, что это было необходимо нужно. На половине лестницы чуть не сбили их с ног какие то люди с ведрами, которые, стуча сапогами, сбегали им навстречу. Люди эти прижались к стене, чтобы пропустить Пьера с Анной Михайловной, и не показали ни малейшего удивления при виде их.
– Здесь на половину княжен? – спросила Анна Михайловна одного из них…
– Здесь, – отвечал лакей смелым, громким голосом, как будто теперь всё уже было можно, – дверь налево, матушка.
– Может быть, граф не звал меня, – сказал Пьер в то время, как он вышел на площадку, – я пошел бы к себе.
Анна Михайловна остановилась, чтобы поровняться с Пьером.
– Ah, mon ami! – сказала она с тем же жестом, как утром с сыном, дотрогиваясь до его руки: – croyez, que je souffre autant, que vous, mais soyez homme. [Поверьте, я страдаю не меньше вас, но будьте мужчиной.]
– Право, я пойду? – спросил Пьер, ласково чрез очки глядя на Анну Михайловну.
– Ah, mon ami, oubliez les torts qu'on a pu avoir envers vous, pensez que c'est votre pere… peut etre a l'agonie. – Она вздохнула. – Je vous ai tout de suite aime comme mon fils. Fiez vous a moi, Pierre. Je n'oublirai pas vos interets. [Забудьте, друг мой, в чем были против вас неправы. Вспомните, что это ваш отец… Может быть, в агонии. Я тотчас полюбила вас, как сына. Доверьтесь мне, Пьер. Я не забуду ваших интересов.]
Пьер ничего не понимал; опять ему еще сильнее показалось, что всё это так должно быть, и он покорно последовал за Анною Михайловной, уже отворявшею дверь.
Дверь выходила в переднюю заднего хода. В углу сидел старик слуга княжен и вязал чулок. Пьер никогда не был на этой половине, даже не предполагал существования таких покоев. Анна Михайловна спросила у обгонявшей их, с графином на подносе, девушки (назвав ее милой и голубушкой) о здоровье княжен и повлекла Пьера дальше по каменному коридору. Из коридора первая дверь налево вела в жилые комнаты княжен. Горничная, с графином, второпях (как и всё делалось второпях в эту минуту в этом доме) не затворила двери, и Пьер с Анною Михайловной, проходя мимо, невольно заглянули в ту комнату, где, разговаривая, сидели близко друг от друга старшая княжна с князем Васильем. Увидав проходящих, князь Василий сделал нетерпеливое движение и откинулся назад; княжна вскочила и отчаянным жестом изо всей силы хлопнула дверью, затворяя ее.
Жест этот был так не похож на всегдашнее спокойствие княжны, страх, выразившийся на лице князя Василья, был так несвойствен его важности, что Пьер, остановившись, вопросительно, через очки, посмотрел на свою руководительницу.
Анна Михайловна не выразила удивления, она только слегка улыбнулась и вздохнула, как будто показывая, что всего этого она ожидала.
– Soyez homme, mon ami, c'est moi qui veillerai a vos interets, [Будьте мужчиною, друг мой, я же стану блюсти за вашими интересами.] – сказала она в ответ на его взгляд и еще скорее пошла по коридору.
Пьер не понимал, в чем дело, и еще меньше, что значило veiller a vos interets, [блюсти ваши интересы,] но он понимал, что всё это так должно быть. Коридором они вышли в полуосвещенную залу, примыкавшую к приемной графа. Это была одна из тех холодных и роскошных комнат, которые знал Пьер с парадного крыльца. Но и в этой комнате, посередине, стояла пустая ванна и была пролита вода по ковру. Навстречу им вышли на цыпочках, не обращая на них внимания, слуга и причетник с кадилом. Они вошли в знакомую Пьеру приемную с двумя итальянскими окнами, выходом в зимний сад, с большим бюстом и во весь рост портретом Екатерины. Все те же люди, почти в тех же положениях, сидели, перешептываясь, в приемной. Все, смолкнув, оглянулись на вошедшую Анну Михайловну, с ее исплаканным, бледным лицом, и на толстого, большого Пьера, который, опустив голову, покорно следовал за нею.
На лице Анны Михайловны выразилось сознание того, что решительная минута наступила; она, с приемами деловой петербургской дамы, вошла в комнату, не отпуская от себя Пьера, еще смелее, чем утром. Она чувствовала, что так как она ведет за собою того, кого желал видеть умирающий, то прием ее был обеспечен. Быстрым взглядом оглядев всех, бывших в комнате, и заметив графова духовника, она, не то что согнувшись, но сделавшись вдруг меньше ростом, мелкою иноходью подплыла к духовнику и почтительно приняла благословение одного, потом другого духовного лица.
– Слава Богу, что успели, – сказала она духовному лицу, – мы все, родные, так боялись. Вот этот молодой человек – сын графа, – прибавила она тише. – Ужасная минута!
Проговорив эти слова, она подошла к доктору.
– Cher docteur, – сказала она ему, – ce jeune homme est le fils du comte… y a t il de l'espoir? [этот молодой человек – сын графа… Есть ли надежда?]
Доктор молча, быстрым движением возвел кверху глаза и плечи. Анна Михайловна точно таким же движением возвела плечи и глаза, почти закрыв их, вздохнула и отошла от доктора к Пьеру. Она особенно почтительно и нежно грустно обратилась к Пьеру.
– Ayez confiance en Sa misericorde, [Доверьтесь Его милосердию,] – сказала она ему, указав ему диванчик, чтобы сесть подождать ее, сама неслышно направилась к двери, на которую все смотрели, и вслед за чуть слышным звуком этой двери скрылась за нею.
Пьер, решившись во всем повиноваться своей руководительнице, направился к диванчику, который она ему указала. Как только Анна Михайловна скрылась, он заметил, что взгляды всех, бывших в комнате, больше чем с любопытством и с участием устремились на него. Он заметил, что все перешептывались, указывая на него глазами, как будто со страхом и даже с подобострастием. Ему оказывали уважение, какого прежде никогда не оказывали: неизвестная ему дама, которая говорила с духовными лицами, встала с своего места и предложила ему сесть, адъютант поднял уроненную Пьером перчатку и подал ему; доктора почтительно замолкли, когда он проходил мимо их, и посторонились, чтобы дать ему место. Пьер хотел сначала сесть на другое место, чтобы не стеснять даму, хотел сам поднять перчатку и обойти докторов, которые вовсе и не стояли на дороге; но он вдруг почувствовал, что это было бы неприлично, он почувствовал, что он в нынешнюю ночь есть лицо, которое обязано совершить какой то страшный и ожидаемый всеми обряд, и что поэтому он должен был принимать от всех услуги. Он принял молча перчатку от адъютанта, сел на место дамы, положив свои большие руки на симметрично выставленные колени, в наивной позе египетской статуи, и решил про себя, что всё это так именно должно быть и что ему в нынешний вечер, для того чтобы не потеряться и не наделать глупостей, не следует действовать по своим соображениям, а надобно предоставить себя вполне на волю тех, которые руководили им.