Сапега, Юзеф Станислав
| Юзеф Станислав Сапега польск. Józef Julian Stanisław Sapieha<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Юзеф Станислав Сапега</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"> | ||
| ||
|---|---|---|
| 8 июля 1737 — 4 декабря 1754 | ||
| Предшественник: | Ежи Казимир Анцута | |
| Преемник: | Игнацы Якуб Масальский | |
| ||
| 1737 — 1754 | ||
| Предшественник: | Ежи Казимир Анцута | |
| Преемник: | Игнацы Якуб Масальский | |
| ||
| 1737 — 1754 | ||
| Предшественник: | Мацей Юзеф Анцута | |
| Преемник: | Юзеф Казимир Коссаковский | |
| Рождение: | 16 января 1708 Гданьск, Речь Посполитая | |
| Смерть: | 4 декабря 1754 (46 лет) Вильно, Речь Посполитая | |
| Род: | Сапеги | |
| Отец: | Александр Павел Сапега | |
| Мать: | Мария Кристина де Бетюн | |
Юзеф Юлиан Станислав Сапега (16 января 1708, Гданьск — 4 декабря 1754, Вильно) — государственный и церковный деятель Великого княжества Литовского, каноник гнезненский (1728—1732) и варшавский (1730), архидиакон жемайтский (1733), ректор трокский (1739), референдарий великий духовный литовский (1737-1754), епископ-коадъютор виленский (1737—1754).
Биография
Происходил из черейско-ружанской линии магнатского рода Сапег герба «Лис», второй сын маршалка великого литовского Александра Павла Сапеги (1672—1734) и Марии Криштины де Бетюн (1677—1721). Братья — Казимир Леон и Михаил Антоний.
Его крестным отцом был польский король Станислав Лещинский.
До 1727 года учился в иезуитском коллегиуме в Бранево, затем в семинарии Святого Креста в Варшаве. 18 апреля 1729 года стал иподиаконом, 5 марта 1730 году был назначен архидиаконом жемайтским. 14 марта 1732 года был рукоположен в диаконы, а 8 мая тоого же года — в священники.
В 1733 года на элекционном сейме Юзеф Станислав Сапега поддержал кандидатуру Станислава Лещинского на польский королевский престол, после его отречения уехал вместе с ним в Гданьск и Кенигсберг. Назначение его в сан епископа каменецкого не было утверждено папским престолом. Благодаря поддержке канцлера великого литовского Яна Фредерика Сапеги, Юзеф Станислав Сапега был принят польским королём Августом III Веттином, от которого в 1737 году получил назначение на должность епископа-коадъютора виленского.
В 1740 году вместе с братом Михаилом Антонием добился права опеки над своими племянниками Александром Михаилом и Михаилом Ксаверием Сапегами, что привело к более активному участию епископа в политических делах. В 1740-1742 годах принимал активное участие в имущественных спорах с Радзивиллами, которые с переменным успехом вплоть до совершеннолетия Александра Михаила Сапеги.
В 1746 году Юзеф Станислав Сапега выступил против гонения на православную црковь ка реакцию на преследование католицизма на Смоленщине, входившей в состав Российской империи. После большого пожара в Вильно в 1748 году разработал новый план литовской столицы, чточбы избежать подобных катастроф в будущем. Однако этот план был отклонен магистратом из-за больших затрат на его осуществление.
Собрал собственную библиотеку, переписывал книги, исследовал и упорядочил архивы Сапег. В 1753 году приобрел телескоп для Виленской академии.
Скончался 4 декабря 1754 года в Вильно, был похоронен в Виленском кафедральном соборе.
Напишите отзыв о статье "Сапега, Юзеф Станислав"
Литература
- Вялікае Княства Літоўскае. Энцыклапедыя у 3 т. — Мн.: БелЭн, 2005. — Т. 2: Кадэцкі корпус — Яцкевіч. — 788 с. — ISBN 985-11-0378-0.
Ссылки
- [mariusz.eu.pn/genealogia/rody/sapiehowie04.html Родославная рода Сапег]
Отрывок, характеризующий Сапега, Юзеф Станислав
Всё это было хозяйства, сбора и варенья Анисьи Федоровны. Всё это и пахло и отзывалось и имело вкус Анисьи Федоровны. Всё отзывалось сочностью, чистотой, белизной и приятной улыбкой.– Покушайте, барышня графинюшка, – приговаривала она, подавая Наташе то то, то другое. Наташа ела все, и ей показалось, что подобных лепешек на юраге, с таким букетом варений, на меду орехов и такой курицы никогда она нигде не видала и не едала. Анисья Федоровна вышла. Ростов с дядюшкой, запивая ужин вишневой наливкой, разговаривали о прошедшей и о будущей охоте, о Ругае и Илагинских собаках. Наташа с блестящими глазами прямо сидела на диване, слушая их. Несколько раз она пыталась разбудить Петю, чтобы дать ему поесть чего нибудь, но он говорил что то непонятное, очевидно не просыпаясь. Наташе так весело было на душе, так хорошо в этой новой для нее обстановке, что она только боялась, что слишком скоро за ней приедут дрожки. После наступившего случайно молчания, как это почти всегда бывает у людей в первый раз принимающих в своем доме своих знакомых, дядюшка сказал, отвечая на мысль, которая была у его гостей:
– Так то вот и доживаю свой век… Умрешь, – чистое дело марш – ничего не останется. Что ж и грешить то!
Лицо дядюшки было очень значительно и даже красиво, когда он говорил это. Ростов невольно вспомнил при этом всё, что он хорошего слыхал от отца и соседей о дядюшке. Дядюшка во всем околотке губернии имел репутацию благороднейшего и бескорыстнейшего чудака. Его призывали судить семейные дела, его делали душеприказчиком, ему поверяли тайны, его выбирали в судьи и другие должности, но от общественной службы он упорно отказывался, осень и весну проводя в полях на своем кауром мерине, зиму сидя дома, летом лежа в своем заросшем саду.
– Что же вы не служите, дядюшка?
– Служил, да бросил. Не гожусь, чистое дело марш, я ничего не разберу. Это ваше дело, а у меня ума не хватит. Вот насчет охоты другое дело, это чистое дело марш! Отворите ка дверь то, – крикнул он. – Что ж затворили! – Дверь в конце коридора (который дядюшка называл колидор) вела в холостую охотническую: так называлась людская для охотников. Босые ноги быстро зашлепали и невидимая рука отворила дверь в охотническую. Из коридора ясно стали слышны звуки балалайки, на которой играл очевидно какой нибудь мастер этого дела. Наташа уже давно прислушивалась к этим звукам и теперь вышла в коридор, чтобы слышать их яснее.
– Это у меня мой Митька кучер… Я ему купил хорошую балалайку, люблю, – сказал дядюшка. – У дядюшки было заведено, чтобы, когда он приезжает с охоты, в холостой охотнической Митька играл на балалайке. Дядюшка любил слушать эту музыку.
– Как хорошо, право отлично, – сказал Николай с некоторым невольным пренебрежением, как будто ему совестно было признаться в том, что ему очень были приятны эти звуки.
– Как отлично? – с упреком сказала Наташа, чувствуя тон, которым сказал это брат. – Не отлично, а это прелесть, что такое! – Ей так же как и грибки, мед и наливки дядюшки казались лучшими в мире, так и эта песня казалась ей в эту минуту верхом музыкальной прелести.
– Еще, пожалуйста, еще, – сказала Наташа в дверь, как только замолкла балалайка. Митька настроил и опять молодецки задребезжал Барыню с переборами и перехватами. Дядюшка сидел и слушал, склонив голову на бок с чуть заметной улыбкой. Мотив Барыни повторился раз сто. Несколько раз балалайку настраивали и опять дребезжали те же звуки, и слушателям не наскучивало, а только хотелось еще и еще слышать эту игру. Анисья Федоровна вошла и прислонилась своим тучным телом к притолке.
– Изволите слушать, – сказала она Наташе, с улыбкой чрезвычайно похожей на улыбку дядюшки. – Он у нас славно играет, – сказала она.
– Вот в этом колене не то делает, – вдруг с энергическим жестом сказал дядюшка. – Тут рассыпать надо – чистое дело марш – рассыпать…
– А вы разве умеете? – спросила Наташа. – Дядюшка не отвечая улыбнулся.
– Посмотри ка, Анисьюшка, что струны то целы что ль, на гитаре то? Давно уж в руки не брал, – чистое дело марш! забросил.
Анисья Федоровна охотно пошла своей легкой поступью исполнить поручение своего господина и принесла гитару.
Дядюшка ни на кого не глядя сдунул пыль, костлявыми пальцами стукнул по крышке гитары, настроил и поправился на кресле. Он взял (несколько театральным жестом, отставив локоть левой руки) гитару повыше шейки и подмигнув Анисье Федоровне, начал не Барыню, а взял один звучный, чистый аккорд, и мерно, спокойно, но твердо начал весьма тихим темпом отделывать известную песню: По у ли и ице мостовой. В раз, в такт с тем степенным весельем (тем самым, которым дышало всё существо Анисьи Федоровны), запел в душе у Николая и Наташи мотив песни. Анисья Федоровна закраснелась и закрывшись платочком, смеясь вышла из комнаты. Дядюшка продолжал чисто, старательно и энергически твердо отделывать песню, изменившимся вдохновенным взглядом глядя на то место, с которого ушла Анисья Федоровна. Чуть чуть что то смеялось в его лице с одной стороны под седым усом, особенно смеялось тогда, когда дальше расходилась песня, ускорялся такт и в местах переборов отрывалось что то.
