Янг Бойз

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
«Янг Бойз»
Полное
название
«Berner Sport Club «Young Boys»
Прозвища «Жёлто-чёрные» («Gelb-Schwarz»)
«Пчёлы» («Bienen»)
«Столичные» («Hauptstadt»)
Основан 14 марта 1898 (126 лет)
Стадион «Стад де Сюисс»
Вместимость 32 000
Президент Вернер Мюллер
Тренер Адольф Хюттер
Капитан Марко Вёльфли
Рейтинг 68-е место в рейтинге УЕФА
Соревнование Швейцарская Суперлига
2015/16 2-е
Основная
форма
Гостевая
форма
К:Футбольные клубы, основанные в 1898 годуЯнг БойзЯнг Бойз

«Янг Бойз» (Berner Sport Club Young Boys 1898) — швейцарский футбольный клуб из города Берна. Один из самых успешных клубов Швейцарии как на внутренней, так и на международной арене, многократный чемпион и обладатель Кубка Швейцарии. Цвета клуба: жёлто-чёрные.





История

История клуба берёт начало в конце 19 века. В 1897 году братья Швабы (Оскар и Макс), а также ещё два студента Бернского университета Герман Бауэр и Франц Керли наблюдали футбольный матч между ФК Берн и командой Олд Бойз из Базеля, и у них возникла идея основать собственную команду и назвать её в противовес Олд Бойзу, Янг Бойз. Эти четверо сколотили любительскую команду с местных студентов и городской молодежи и играли в ней сами. На тот момент основной клуб из столицы Швейцарии ФК Берн помогал делать первые шаги любительскому студенческому клубу. Спустя несколько месяцев руководство ФК Берн сделало предложение студентам объединиться и играть вместе, но при этом не мешая Янг Бойз жить отдельно. Янг Бойз принял такое предложение. Однако проведя несколько матчей совместно, ребята из Янг Бойз решили, что надо определяться — или они вливаются в ФК Берн и Янг Бойз прекращает существование или развиваться самостоятельно. Простым большинством голосов ребята решили развиваться самостоятельно, что привело к соперничеству между ФК Берн на многие годы. В 1900 году Янг Бойз одержал несколько побед, что и доказывало-был выбран правильный путь. Однако большинство жителей Берна считали, что ФК Берн сильней и главней, поэтому Федерацией футбола Швейцарии был организован матч между ними. 26 августа 1900 года на глазах у 3000 зрителей состоялся первый матч между ФК Берн и Янг Бойз. Победитель выявлен не был, однако Янг Бойз доказал, что он по крайней мере не слабей своего старшего брата. За неделю до этого Янг Бойз был принят в профессиональную лигу Швейцарии.

Так как команда Янг Бойз распалогалась в центре Берна, а его конкуренты из одноименного клуба на окраине столицы, то количество болельщиков «пчёл» начало стремительно увеличиваться.

Уже на второй год своего пребывания в Профессиональной лиге Янг Бойз стал чемпионом, разгромив Цюрих со счётом 5:0. Итак в сезоне 1902/1903 гг. пчёлы взяли своё первое Швейцарское чемпионство. Дальнейшие 6 лет команда не выигрывала ничего, однако с 1909 по 1911 гг. сумела три раза подряд стать чемпионом, что не удавалось ни одной швейцарской команде на тот момент — в финалах были обыграны ФК Винтетур, Арау и Серветт. Болельщиков соперников пчёл тревожили последние 15 минут матча, так как в эти последние минуты у Янг Бойза как бы открывалось второе дыхание и оно сламливало своих конкурентов. Только в 1913 г. у команды появился первый тренер, им стал англичанин Рейнольд Уильямс. Вскоре разразилась Первая мировая война и швейцарцам было не до футбола. Однако через два года после войны, а именно в 1920 году Янг Бойз берёт своё 5-е чемпионство. Следующий свой титул пчёлы взяли через 9 лет, в 1929 году, уже играя на новом стадионе Wankdorf stadium, так как старый был непригоден после войны (из него сделали поле для овощей). В 1930 г. Янг Бойз впервые становится обладателем Кубка Швейцарии. Обыграв Арау со счётом 1:0. В последующие 15 лет клуб не выигрывал ничего, но держался в середине таблицы швейцарских чемпионатов. Wankdorf stadium при этом продолжал увеличиваться и к сороковым годам достиг вместимости в 42000 мест. В 1945 г. жёлто-чёрные обыграли Санкт-Галлен 2:0 и выиграли 6-й чемпионский титул. Однако спустя два года, в 1947 году, команда вылетела в Лигу В.

В 1951 году тренером команды стал никому не известный немец Альберт Синг. В первые года он был играющим тренером, но потом переключился только на тренерскую работу. Именно времена его тренерской деятельности называют «золотыми годами» в истории Янг Бойз. В 1953 году команда выигрывает кубок. А в период с 1956 по 1960 годы «пчёлы» 4 раза подряд становятся чемпионами Швейцарии, также Янг Бойз в 1959 году дошёл до полуфинала Кубка Чемпионов, где уступил французскому Реймсу (выиграв в Берне 1:0 и проиграв в Париже на Парк де Пренс 0:3 в ответном матче). После ухода из Я-Б Альберта Синга в команде начался постепенный спад. Жёлто-чёрные превратились в посредственную средненькую команду, не хватающую звёзд с неба. Только в 1975 году Янг Бойз занял 2-е место в чемпионате и попал в Еврокубки, однако в первом же раунде уступил сильному тогда немецкому Гамбургу. В 1977 году наконец-то пришёл первый титул за 15 лет, пчёлы выиграли Кубок Швейцарии. После чего дебютировали в Кубке обладателей кубков, где были разгромлены румынским Стяуа (2:2 дома и 0:6 на выезде). Последнее своё чемпионство Янг Бойз выиграл в 1986 году под руководством немца Александра Мадзяра. Участие в Кубке европейских чемпионов тогда стало неудачным, жёлто-чёрные были разбиты мадридским Реалом на Сантьяго Бернабеу (после победы дома 1:0) со счётом 0:5. Последний трофей «пчёл» датируется 1987 годом, был выигран 6-й кубок Швейцарии. На этот раз участие в Кубке обладателей кубков можно было считать успешным, Янг Бойз уступил в четвертьфинале амстердамскому Аяксу.

В середине 90-х у Янг Бойз наступила чёрная полоса, клуб балансировал на грани банкротства и исчезновения. Играл в нижних лигах чемпионата Швейцарии. Инвестиционная компания «Люцерн» в 1999 году спасла клуб от разорения.

В 2001 году клуб вернулся в высшую лигу и в основном находился в середине турнирной таблице. С 2005 года пчёлы играют на новом стадионе Стад де Сюисс вместимостью 32000 мест. Последние годы Янг Бойз является конкурентом Базеля за чемпионство, однако всегда ограничивается призовыми местами. В 2015 году во втором квалификационном раунде Лиги Чемпионов были разбиты французским Монако с общим счётом 1:7. Также команда провалила Лигу Европы, в первом же матче по всем статьям уступив азербайджанскому Карабаху с общим счётом 0:4 (0:1 дома и 0:3 на выезде).

Текущий состав

Позиция Имя Год рождения
1 Вр Марко Вёльфли 1982
18 Вр Ивон Мвого 1994
40 Вр Дарио Мардзино 1996
3 Защ Флоран Хадерджонаж 1994
4 Защ Милан Вилотич 1986
5 Защ Стив фон Берген 1983
8 Защ Ян Лецякс 1990
21 Защ Эйлан Рочат 1983
22 Защ Грегори Вютрик 1994
23 Защ Скотт Зуттер 1986
27 Защ Томас Фекете 1995
32 Защ Линус Обексер 1997
39 Защ Свен Йосс 1994
80 Защ Лорис Бенито 1992
6 ПЗ Леонардо Бертоне 1994
7 ПЗ Миралем Сулеймани 1988
Позиция Имя Год рождения
14 ПЗ Милан Гажич 1994
28 ПЗ Денис Закариа 1996
29 ПЗ Рафаэль Нуццоло 1983
34 ПЗ Квандво Дуа 1997
35 ПЗ Секу Саного 1989
9 Нап Александр Герндт 1989
10 Нап Йорик Раве 1989
11 Нап Михаэль Фрай 1994
16 Нап Таулянт Сулейманов 1996
19 Нап Торстен Шик 1990
26 Нап Николас Бюрги 1995
31 Нап Юя Кубо 1993
44 Нап Филипп Цулехнер 1990
77 Нап Самуэль Афум 1990
99 Нап Гийом Оаро 1984

Известные игроки

Известные тренеры

Достижения

Аффилированные клубы

Напишите отзыв о статье "Янг Бойз"

Ссылки

  • [www.bscyb.ch/ Официальный сайт клуба]  (нем.)


Отрывок, характеризующий Янг Бойз

– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.



Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
Пьер, сделавшись неожиданно богачом и графом Безухим, после недавнего одиночества и беззаботности, почувствовал себя до такой степени окруженным, занятым, что ему только в постели удавалось остаться одному с самим собою. Ему нужно было подписывать бумаги, ведаться с присутственными местами, о значении которых он не имел ясного понятия, спрашивать о чем то главного управляющего, ехать в подмосковное имение и принимать множество лиц, которые прежде не хотели и знать о его существовании, а теперь были бы обижены и огорчены, ежели бы он не захотел их видеть. Все эти разнообразные лица – деловые, родственники, знакомые – все были одинаково хорошо, ласково расположены к молодому наследнику; все они, очевидно и несомненно, были убеждены в высоких достоинствах Пьера. Беспрестанно он слышал слова: «С вашей необыкновенной добротой» или «при вашем прекрасном сердце», или «вы сами так чисты, граф…» или «ежели бы он был так умен, как вы» и т. п., так что он искренно начинал верить своей необыкновенной доброте и своему необыкновенному уму, тем более, что и всегда, в глубине души, ему казалось, что он действительно очень добр и очень умен. Даже люди, прежде бывшие злыми и очевидно враждебными, делались с ним нежными и любящими. Столь сердитая старшая из княжен, с длинной талией, с приглаженными, как у куклы, волосами, после похорон пришла в комнату Пьера. Опуская глаза и беспрестанно вспыхивая, она сказала ему, что очень жалеет о бывших между ними недоразумениях и что теперь не чувствует себя вправе ничего просить, разве только позволения, после постигшего ее удара, остаться на несколько недель в доме, который она так любила и где столько принесла жертв. Она не могла удержаться и заплакала при этих словах. Растроганный тем, что эта статуеобразная княжна могла так измениться, Пьер взял ее за руку и просил извинения, сам не зная, за что. С этого дня княжна начала вязать полосатый шарф для Пьера и совершенно изменилась к нему.
– Сделай это для нее, mon cher; всё таки она много пострадала от покойника, – сказал ему князь Василий, давая подписать какую то бумагу в пользу княжны.
Князь Василий решил, что эту кость, вексель в 30 т., надо было всё таки бросить бедной княжне с тем, чтобы ей не могло притти в голову толковать об участии князя Василия в деле мозаикового портфеля. Пьер подписал вексель, и с тех пор княжна стала еще добрее. Младшие сестры стали также ласковы к нему, в особенности самая младшая, хорошенькая, с родинкой, часто смущала Пьера своими улыбками и смущением при виде его.
Пьеру так естественно казалось, что все его любят, так казалось бы неестественно, ежели бы кто нибудь не полюбил его, что он не мог не верить в искренность людей, окружавших его. Притом ему не было времени спрашивать себя об искренности или неискренности этих людей. Ему постоянно было некогда, он постоянно чувствовал себя в состоянии кроткого и веселого опьянения. Он чувствовал себя центром какого то важного общего движения; чувствовал, что от него что то постоянно ожидается; что, не сделай он того, он огорчит многих и лишит их ожидаемого, а сделай то то и то то, всё будет хорошо, – и он делал то, что требовали от него, но это что то хорошее всё оставалось впереди.
Более всех других в это первое время как делами Пьера, так и им самим овладел князь Василий. Со смерти графа Безухого он не выпускал из рук Пьера. Князь Василий имел вид человека, отягченного делами, усталого, измученного, но из сострадания не могущего, наконец, бросить на произвол судьбы и плутов этого беспомощного юношу, сына его друга, apres tout, [в конце концов,] и с таким огромным состоянием. В те несколько дней, которые он пробыл в Москве после смерти графа Безухого, он призывал к себе Пьера или сам приходил к нему и предписывал ему то, что нужно было делать, таким тоном усталости и уверенности, как будто он всякий раз приговаривал:
«Vous savez, que je suis accable d'affaires et que ce n'est que par pure charite, que je m'occupe de vous, et puis vous savez bien, que ce que je vous propose est la seule chose faisable». [Ты знаешь, я завален делами; но было бы безжалостно покинуть тебя так; разумеется, что я тебе говорю, есть единственно возможное.]
– Ну, мой друг, завтра мы едем, наконец, – сказал он ему однажды, закрывая глаза, перебирая пальцами его локоть и таким тоном, как будто то, что он говорил, было давным давно решено между ними и не могло быть решено иначе.
– Завтра мы едем, я тебе даю место в своей коляске. Я очень рад. Здесь у нас всё важное покончено. А мне уж давно бы надо. Вот я получил от канцлера. Я его просил о тебе, и ты зачислен в дипломатический корпус и сделан камер юнкером. Теперь дипломатическая дорога тебе открыта.
Несмотря на всю силу тона усталости и уверенности, с которой произнесены были эти слова, Пьер, так долго думавший о своей карьере, хотел было возражать. Но князь Василий перебил его тем воркующим, басистым тоном, который исключал возможность перебить его речь и который употреблялся им в случае необходимости крайнего убеждения.
– Mais, mon cher, [Но, мой милый,] я это сделал для себя, для своей совести, и меня благодарить нечего. Никогда никто не жаловался, что его слишком любили; а потом, ты свободен, хоть завтра брось. Вот ты всё сам в Петербурге увидишь. И тебе давно пора удалиться от этих ужасных воспоминаний. – Князь Василий вздохнул. – Так так, моя душа. А мой камердинер пускай в твоей коляске едет. Ах да, я было и забыл, – прибавил еще князь Василий, – ты знаешь, mon cher, что у нас были счеты с покойным, так с рязанского я получил и оставлю: тебе не нужно. Мы с тобою сочтемся.
То, что князь Василий называл с «рязанского», было несколько тысяч оброка, которые князь Василий оставил у себя.
В Петербурге, так же как и в Москве, атмосфера нежных, любящих людей окружила Пьера. Он не мог отказаться от места или, скорее, звания (потому что он ничего не делал), которое доставил ему князь Василий, а знакомств, зовов и общественных занятий было столько, что Пьер еще больше, чем в Москве, испытывал чувство отуманенности, торопливости и всё наступающего, но не совершающегося какого то блага.