2-я пехотная дивизия (Болгария)

2-я Тракийская пехотная дивизия
Годы существования	1892—1944
Страна	Болгария Болгария
Входит в	2-я армия
Тип	пехота
Дислокация	Пловдив
Участие в	Первая балканская война, Вторая балканская война, Первая мировая война, Вторая мировая война
Командиры
Известные командиры	Никола Иванов, Иван Фичев, Димитр Гешов

2-я Тракийская пехотная дивизия (болг. Втора пехотна Тракийска дивизия) — воинское соединение болгарской армии, участвовавшее в Первой балканской, Второй балканской, Первой мировой и Второй мировой войнах.

Формирование

2-я дивизия ведёт свою историю от Восточнорумелийской милиции, созданной в 1879 г. и состоявшей из 12 батальонов. После присоединения Восточной Румелии к Болгарии в 1885 г. батальоны были сведены в четыре полка (9-й, 10-й, 11-й, 12-й), объединенных в две бригады (5-ю и 6-ю). В 1889 г. на их основе были развёрнуты четыре новых полка (21-й, 22-й, 23-й, 24-й).

В 1892 г. 5-я бригада была переформирована во 2-ю Тракийскую пехотную дивизию со штабом в Пловдиве. В неё вошли 9-й Пловдивский (Пловдив), 10-й Родопский (Хасково), 21-й Среднегорский (Асеновград) и 22-й Тракийский (Пазарджик) пехотные полки. В её дивизионный район вошла восточная часть Болгарской Фракии (по-болгарски – Тракии, отсюда название дивизии), лежащая в основном в долине Марицы.

В 1904 г. часть района 2-й дивизии отошла к вновь сформированной 8-я Тунджанской дивизии. При этом в 8-ю дивизию был передан 10-й Родопский полк. Кроме того, 22-й Тракийский был передан в новую 7-ю Рилскую дивизию и передислоцирован из Пазарджика в Самоков. Вместо в них в дивизию вошли переформированные из 3-го и 4-го резервных полков 27-й (Пазарджик) и 28-й (Карлово) пехотные полки.

После сформирования в Болгарии в 1907 г. военно-инспекционных областей 2-я дивизия наряду с 3-й и 8-й вошла в состав 2-й военно-инспекционной области, охватившей всю территорию Болгарской Фракии (бывшей Восточной Румелии).

На 1907 г. организация дивизии была следующей:

• 1-я бригада (штаб в Пловдиве)
  • 9-й Пловдивский пехотный полк (штаб в Пловдиве)
  • 21-й Среднегорски пехотный полк (штаб в Асеновграде)
• 2-я бригада (штаб в Пазарджике)
  • 27-й Чепинский пехотный полк (штаб в Пазарджике)
  • 28-й Стремский пехотный полк (штаб в Карлово)

Первая Балканская война (1912-1913)

Во время Первой Балканской войны (1912-1913) были развёрнуты 39-й Солунский и 40-й Беломорский пехотные полки, которые вошли в состав 3-й (вместе с 28-м полком) и 2-й (вместе с 27-м полком) бригад дивизии соответственно. Дивизия формально подчинялась штабу 2-й армии, но действовала самостоятельно, выполняя задачу по овладению Турецкой Фракией. 1-я и 3-я бригады образовали ядро Родопского отряда, который в октябре 1912 г. c боями прошёл до Драмы. 2-я бригада стала основой Хасковского отряда, который действовал в Восточных Родопах и занял Кырджали и Дарыдере. На 5 ноября 1912 г. дивизия участвовала в боях при Еникёй и Курулар. В декабре дивизия вошла в состав вновь сформированной 4-й армии. В её составе она приняла участие в отражении в феврале 1913 г. османского десанта у Шаркиоя (2-я бригада).

Вторая Балканская война (1913)

Во время Второй Балканской войны дивизия в составе 4-й армии участвовала в боях с сербами за Криволакскую позицию, нанеся поражения сербской Тимокской дивизии II призыва, что, однако, не помогло болгарам выиграть сражение при Брегальнице.

Первая мировая война (1915–1918)

Во время Первой мировой войны (1915–1918) дивизия входила в состав 2-й армии в следующем составе:

• Начальник дивизии – генерал-майор Димитр Гешев
• Начальник штаба – генерального штаба подполковник Петр Мидилев
• Дивизионный инженер и командир 2-го пионерного батальона – подполковник Никола Попов
• Дивизионный врач – полковник Владимир Руменов
• Дивизионный интендант – подполковник Крстё Бекяров
• 2-й дивизионный эскадрон – ротмистр Васил Попов
• 1-я бригада – генерального штаба полковник Александр Цветков
• Начальник штаба 1-й бригады – капитан Георги Янчев
  • 9-й Пловдивский пехотный полк – подполковник Димо Христов
  • 21-й Среднегорски пехотный полк – полковник Климент Джеров
• 2-я бригада – генерального штаба полковник Христо Чарыкчиев
• Начальник штаба 2-й бригады – капитан Здравко Георгиев
  • 27-й Чепинский пехотный полк – генерального штаба подполковник Стефан Рачев
  • 28-й Стремский пехотный полк – полковник Илия Раев
• 3-я бригада – полковник Лазар Козаров
• Начальник штаба 3-й бригады – генерального штаба капитан Крум Пинтев
  • 43-й пехотный полк – подполковник Христо Брайков
  • 44-й пехотный полк – генерального штаба подполковник Иван Бочев
• 2-я артиллерийская бригада – полковник Иван Марков
  • 3-й артиллерийский полк – подполковник Петр Галунский
  • 13-й артиллерийский полк – подполковник Васил Савов
• 10,5-см артиллерийское отделение (придано дивизии) – полковник Никола Брадинов, подполковник Иван Додов

2-я Тракийская пехотная дивизия участвовала в боях при Велесе, Штипе и Куманово.

С 1 октября до 30 ноября 1915 г. дивизия обороняла участок между долинами рек Струма и Места. Она включала линию р. Струма – село Горно-Спанчево – Баба-Тумбеси – гора Ляски – Долно-Дреново – река Бистрица – село Доспат – Гёз-Тепе – село Тригра и оказала поддержку 14-му полку в боях с англичанами и французами при Злешево, Орманли, Галаше, Висок-Камыке, Фуркае и Плавуше.

С 8 до 18 августа 1916 г. дивизия сражалась на позициях на Салоникском фронте: гора Дуб – западный берег Дойранского озера – село Николич – Висока-Чука – высота 1150.

Вторая мировая война (1941–1945)

В 1940 г., ещё до вступления Болгарии в войну, дивизия была развёрнута против Турции на т. н. Прикрывающем фронте. В 1944 г. дивизия была мобилизована и вошла в состав 1-й армии. Участвовала в (Страцинско-Кумановской операции). Сражалась при Крива-Паланке, Девебаире, Страцине, Стражине, Куманово, на река Пчине и у нового НовиЧифлика. Её потери составили 1001 убитый и 1320 раненых. За героизм, проявленный бойцами дивизии при Стражине, она получила почётное наименование Вторая Тракийская Стражинская пехотная дивизия.

Состав на 1944 г.:

• Командир – ген.-майор Никола Генчев
• 9-й Пловдивский пехотный полк – полк. Иван Бонев
• 21-й Среднегорский пехотный полк – подполк. Стоян Колев
• 27-й Чепинский пехотный полк – полк. Борис Славов
• 36-й Козлодуйский пехотный полк – полк. Павел Панов
• 3-й артиллерийский полк – подполк. Васил Попненчев
• Дивизионные части (с номером 2)

Всего в дивизии 13 171 человек

Литература

• Централен военен архив, ф.320, а.е.498
• Руменин, Р., Офицерският корпус в България 1878-1944, София, 1996, Издателство на Министерство на отбраната "Св. Георги Победоносец"
• Колектив при Щаба на армията, „Българската армия през световната война 1915-1918 Том III“, София, 1938, Държавна печатница
• Ташев, Т., Българската войска 1941-1945 - енциклопедичен справочник, София, 2008, "Военно издателство" ЕООД, ISBN 978-954-509-407-1, стр. 108 и 359

Отрывок, характеризующий 2-я пехотная дивизия (Болгария)

– Platoche, dites donc, Platoche, – вдруг покраснев, крикнул француз пискливым голосом. – Gardez pour vous, [Платош, а Платош. Возьми себе.] – сказал он, подавая обрезки, повернулся и ушел.
– Вот поди ты, – сказал Каратаев, покачивая головой. – Говорят, нехристи, а тоже душа есть. То то старички говаривали: потная рука торовата, сухая неподатлива. Сам голый, а вот отдал же. – Каратаев, задумчиво улыбаясь и глядя на обрезки, помолчал несколько времени. – А подверточки, дружок, важнеющие выдут, – сказал он и вернулся в балаган.


Прошло четыре недели с тех пор, как Пьер был в плену. Несмотря на то, что французы предлагали перевести его из солдатского балагана в офицерский, он остался в том балагане, в который поступил с первого дня.
В разоренной и сожженной Москве Пьер испытал почти крайние пределы лишений, которые может переносить человек; но, благодаря своему сильному сложению и здоровью, которого он не сознавал до сих пор, и в особенности благодаря тому, что эти лишения подходили так незаметно, что нельзя было сказать, когда они начались, он переносил не только легко, но и радостно свое положение. И именно в это то самое время он получил то спокойствие и довольство собой, к которым он тщетно стремился прежде. Он долго в своей жизни искал с разных сторон этого успокоения, согласия с самим собою, того, что так поразило его в солдатах в Бородинском сражении, – он искал этого в филантропии, в масонстве, в рассеянии светской жизни, в вине, в геройском подвиге самопожертвования, в романтической любви к Наташе; он искал этого путем мысли, и все эти искания и попытки все обманули его. И он, сам не думая о том, получил это успокоение и это согласие с самим собою только через ужас смерти, через лишения и через то, что он понял в Каратаеве. Те страшные минуты, которые он пережил во время казни, как будто смыли навсегда из его воображения и воспоминания тревожные мысли и чувства, прежде казавшиеся ему важными. Ему не приходило и мысли ни о России, ни о войне, ни о политике, ни о Наполеоне. Ему очевидно было, что все это не касалось его, что он не призван был и потому не мог судить обо всем этом. «России да лету – союзу нету», – повторял он слова Каратаева, и эти слова странно успокоивали его. Ему казалось теперь непонятным и даже смешным его намерение убить Наполеона и его вычисления о кабалистическом числе и звере Апокалипсиса. Озлобление его против жены и тревога о том, чтобы не было посрамлено его имя, теперь казались ему не только ничтожны, но забавны. Что ему было за дело до того, что эта женщина вела там где то ту жизнь, которая ей нравилась? Кому, в особенности ему, какое дело было до того, что узнают или не узнают, что имя их пленного было граф Безухов?
Теперь он часто вспоминал свой разговор с князем Андреем и вполне соглашался с ним, только несколько иначе понимая мысль князя Андрея. Князь Андрей думал и говорил, что счастье бывает только отрицательное, но он говорил это с оттенком горечи и иронии. Как будто, говоря это, он высказывал другую мысль – о том, что все вложенные в нас стремленья к счастью положительному вложены только для того, чтобы, не удовлетворяя, мучить нас. Но Пьер без всякой задней мысли признавал справедливость этого. Отсутствие страданий, удовлетворение потребностей и вследствие того свобода выбора занятий, то есть образа жизни, представлялись теперь Пьеру несомненным и высшим счастьем человека. Здесь, теперь только, в первый раз Пьер вполне оценил наслажденье еды, когда хотелось есть, питья, когда хотелось пить, сна, когда хотелось спать, тепла, когда было холодно, разговора с человеком, когда хотелось говорить и послушать человеческий голос. Удовлетворение потребностей – хорошая пища, чистота, свобода – теперь, когда он был лишен всего этого, казались Пьеру совершенным счастием, а выбор занятия, то есть жизнь, теперь, когда выбор этот был так ограничен, казались ему таким легким делом, что он забывал то, что избыток удобств жизни уничтожает все счастие удовлетворения потребностей, а большая свобода выбора занятий, та свобода, которую ему в его жизни давали образование, богатство, положение в свете, что эта то свобода и делает выбор занятий неразрешимо трудным и уничтожает самую потребность и возможность занятия.
Все мечтания Пьера теперь стремились к тому времени, когда он будет свободен. А между тем впоследствии и во всю свою жизнь Пьер с восторгом думал и говорил об этом месяце плена, о тех невозвратимых, сильных и радостных ощущениях и, главное, о том полном душевном спокойствии, о совершенной внутренней свободе, которые он испытывал только в это время.
Когда он в первый день, встав рано утром, вышел на заре из балагана и увидал сначала темные купола, кресты Ново Девичьего монастыря, увидал морозную росу на пыльной траве, увидал холмы Воробьевых гор и извивающийся над рекою и скрывающийся в лиловой дали лесистый берег, когда ощутил прикосновение свежего воздуха и услыхал звуки летевших из Москвы через поле галок и когда потом вдруг брызнуло светом с востока и торжественно выплыл край солнца из за тучи, и купола, и кресты, и роса, и даль, и река, все заиграло в радостном свете, – Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни.
И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения.
Чувство это готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его.


В ночь с 6 го на 7 е октября началось движение выступавших французов: ломались кухни, балаганы, укладывались повозки и двигались войска и обозы.
В семь часов утра конвой французов, в походной форме, в киверах, с ружьями, ранцами и огромными мешками, стоял перед балаганами, и французский оживленный говор, пересыпаемый ругательствами, перекатывался по всей линии.
В балагане все были готовы, одеты, подпоясаны, обуты и ждали только приказания выходить. Больной солдат Соколов, бледный, худой, с синими кругами вокруг глаз, один, не обутый и не одетый, сидел на своем месте и выкатившимися от худобы глазами вопросительно смотрел на не обращавших на него внимания товарищей и негромко и равномерно стонал. Видимо, не столько страдания – он был болен кровавым поносом, – сколько страх и горе оставаться одному заставляли его стонать.
Пьер, обутый в башмаки, сшитые для него Каратаевым из цибика, который принес француз для подшивки себе подошв, подпоясанный веревкою, подошел к больному и присел перед ним на корточки.
– Что ж, Соколов, они ведь не совсем уходят! У них тут гошпиталь. Может, тебе еще лучше нашего будет, – сказал Пьер.
– О господи! О смерть моя! О господи! – громче застонал солдат.
– Да я сейчас еще спрошу их, – сказал Пьер и, поднявшись, пошел к двери балагана. В то время как Пьер подходил к двери, снаружи подходил с двумя солдатами тот капрал, который вчера угощал Пьера трубкой. И капрал и солдаты были в походной форме, в ранцах и киверах с застегнутыми чешуями, изменявшими их знакомые лица.