Shocking Blue

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Shocking Blue
Основная информация
Жанр

рок-н-ролл
рок-музыка
ритм-энд-блюз
психоделический рок
бит

Годы

1967 по 1974, 1984 (реюнион)

Страна

Нидерланды Нидерланды

Лейблы

Polydor
Karussell
Pink Elephant

Бывшие
участники

Робби ван Леувен (Robbie van Leeuwen)
Клаше ван дер Вал (Klaasje van der Wal)
Кор ван дер Бек (Cornelius van der Beek)
Маришка Вереш (Mariska Veres)
Фред де Вилде (Fred de Wilde)
Лео ван де Кеттерей (Leo van de Ketterij)
Мартин ван Вейк (Martin van Wijk )
Хенк Смитскамп (Henk Smitskamp)

[shockingblue.ning.com/ gblue.ning.com]
Shocking BlueShocking Blue

Shocking Blue — голландская рок-группа из Гааги, существовавшая с 1967 по 1974 год. Известнейшая песня группы «Venus» («Венера») в феврале 1970 года заняла первое место в чарте Billboard Hot 100.





История ансамбля

Группа была основана в 1967 году гитаристом Робби ван Леувеном, ветераном известной голландской рок-группы The Motions. Название «Shocking Blue» было навеяно словами Эрика Клэптона Electric Blue из песни «Strange Brew». Кроме ван Леувена, в группу входили барабанщик Корнелиус ван дер Бек, басист Клааше ван дер Вал и вокалист Фред де Вилде. Второй сингл группы «Lucy Brown Is Back in Town», занявший 21-е место в голландском Топ 40, был выпущен на лейбле Pink Elephant. Однажды менеджер коллектива присутствовал на одной вечеринке, где выступала группа Bumble Bees с поразительной вокалисткой Маришкой Вереш, и решил, что она будет совершенным дополнением к Shocking Blue (Робби согласится с ним на первом же прослушивании). Маришка, у которой отец был венгерским цыганом, а мать уроженкой Германии французского- русского происхождения, часто пела со своим отцом, игравшим на скрипке в цыганском оркестре. До приглашения в Shocking Blue она записала сольный сингл под названием «Topkapi» и набиралась опыта в различных группах. Она сменила Фреда де Вилде, и, без сомнения, именно её вокал стал магнитом, притягивающим зрителей и слушателей; её звенящий голос придал музыке отчётливое звучание ритм-энд-блюза. Как сказал Робби: «Когда пришла Маришка, всё сразу закрутилось, и один из первых синглов — Venus — стал великим хитом».

В Голландии «Venus» занял третье место, в то же время возглавив чарты в Бельгии, Франции, Италии, Испании и Германии. Запись привлекла внимание недавно основанной американской компании Colossus. Глава лейбла Джерри Росс подписал контракт с Shocking Blue и был вознаграждён за предприимчивость, когда «Venus» в феврале 1970 года оказался на вершине штатовских чартов. Само собой разумеется, что группа была чрезвычайно популярна у себя дома и имела приблизительно пятьдесят попаданий в голландские хит-парады, в то время как их записи также имели хороший сбыт во Франции и Японии. Следующий сингл группы «Mighty Joe» стал номером один в Голландии и, как и его предшественник, присутствовал во всех чартах.

Shocking Blue успешно соединили бит и ритм-энд-блюз с восточным звучанием индийского ситара.

Робби не возражал против того, если группа включит в альбомы несколько кавер-версий старых песен, поскольку постоянно писать новый материал было для него слишком большой нагрузкой. «Мы всё делали сами, а диджеи радиостанций хотели бы услышать от нас каждый раз всё совершенно новое. Но большое количество альбомов привело к тому, что группа была вынуждена дополнять их кавер-версиями. Мне было крайне сложно писать всю музыку и слова одному». В течение нескольких месяцев в 1970—1971 годах с группой играл гитарист Лео ван де Кеттерей. Маришка, Робби, Корнелиус и Клаше были вместе три года: они гастролировали по миру, посещая и такие дальние уголки, как Япония, Индонезия, Гонконг и Южная Америка. Несмотря на то, что группа продолжала выпускать превосходные и зачастую новаторские синглы и занимать места в европейских чартах, Робби ван Леувен впал в депрессию. Его угнетала ограниченность успеха группы, в результате чего внутри Shocking Blue начали происходить ссоры.

Сначала ушёл Клааше, сменённый в 1971 году Хенком Смитскампом. В 1973 году сам ван Леувен на время покидал группу, а его место занимал Мартин ван Вейк, до этого игравший в двух голландских группах — «Fairy Tale» и «Jupiier». Он стал лидером «Shocking Blue», и новый материал уже был результатом его изысканий, внеся в музыку «Shocking Blue» некоторую долю глэм-рока и фанка.

Без Робби Shocking Blue ещё держались, но в 1974 году из группы ушла и Маришка, решившая начать сольную карьеру, и команда окончательно распалась. Таким образом, единственным участником группы, пережившим все смены составов, был барабанщик Корнелиус ван дер Бек. В 1975 году вышел последний сингл «Gonna Sing My Song».

В 1979 году Робби хотел возродить группу, была даже записана песня «Louise». Тем не менее, песня не была выпущена, а воссоединение не состоялось[1].

Однако в конце 1984 Shocking Blue воссоединились и дали два концерта на фестивале «Back-to-the-Sixties».

Факты

  • песня «Venus» в музыкальном плане является кавер-версией появившейся на шесть лет раньше песни «The Banjo Song» трио The Big 3 (1963)[2], которая, в свою очередь, имеет сходный текст с американской рабочей песней «Oh! Susanna» Стивена Фостера 1848 года;
  • кавер-версия песни «Love Buzz», была сыграна группой Nirvana в дебютном альбоме Bleach;
  • группа The Prodigy использовала семплы из «Love Buzz» в своей «Phoenix»;
  • украинская группа Quest Pistols заимствовала музыку из песни «Long and Lonesome Road» в песне «Я устал», которая сразу же после исполнения заняла первые строчки украинского хит-парада;
  • песня «Send Me a Postcard» была использована в скейт-фильме «Zero - New Blood» в качестве саундтрека к профайлу Томми Сэндовала;
  • песня «Never Marry a Railroad Man» была использована в фильме «Zero - Strange World» в качестве саундтрека к общему профайлу Джейми Томаса, Элисы Стимер, Доновона Пископо и Томми Сэндовала.

Состав

Исходный состав
  • Робби ван Леувен — гитара, ситар, бэк-вокал (1967—1973)
  • Фред де Вилде — вокал (1967—1968)
  • Клаше ван дер Вал — бас-гитара (1967—1971)
  • Кор ван дер Бек — ударные (1967—1974)
Прочие участники
  • Маришка Вереш — вокал (1968—1974)
  • Лео ван де Кеттерей — гитара (1970—1971)
  • Мартин ван Вейк — гитара (1973—1974)
  • Хенк Смитскамп — бас-гитара (1971—1974)

Дискография

Альбомы

Синглы

Напишите отзыв о статье "Shocking Blue"

Примечания

  1. [www.geocities.ws/ofmang/greg/shblbio.html Shocking Blue Biography]. Проверено 15 сентября 2014. [www.webcitation.org/6Sc39IcCz Архивировано из первоисточника 15 сентября 2014].
  2. [music-facts.ru/song/The_Shocking_Blue/Venus/ Venus (Венера / Шизгара) — The Shocking Blue // Сайт Music-facts.ru]

Ссылки

  • [www.beelyrics.com/m/mongol-shuudan/shizgara.html Кавер-версия песни Venus группы Монгол Шуудан (текст)]
  • [h.ua/story/37146/ Статья про «Шизгару» в журнале «ХайВей»]
  • [www.superseventies.com/sw_venus.html superseventies.com: Venus]

Отрывок, характеризующий Shocking Blue

– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.
– Ну, знаете, что сгорело, ну о чем же толковать! – говорил майор.
Проходя через Хамовники (один из немногих несгоревших кварталов Москвы) мимо церкви, вся толпа пленных вдруг пожалась к одной стороне, и послышались восклицания ужаса и омерзения.
– Ишь мерзавцы! То то нехристи! Да мертвый, мертвый и есть… Вымазали чем то.
Пьер тоже подвинулся к церкви, у которой было то, что вызывало восклицания, и смутно увидал что то, прислоненное к ограде церкви. Из слов товарищей, видевших лучше его, он узнал, что это что то был труп человека, поставленный стоймя у ограды и вымазанный в лице сажей…
– Marchez, sacre nom… Filez… trente mille diables… [Иди! иди! Черти! Дьяволы!] – послышались ругательства конвойных, и французские солдаты с новым озлоблением разогнали тесаками толпу пленных, смотревшую на мертвого человека.


По переулкам Хамовников пленные шли одни с своим конвоем и повозками и фурами, принадлежавшими конвойным и ехавшими сзади; но, выйдя к провиантским магазинам, они попали в середину огромного, тесно двигавшегося артиллерийского обоза, перемешанного с частными повозками.
У самого моста все остановились, дожидаясь того, чтобы продвинулись ехавшие впереди. С моста пленным открылись сзади и впереди бесконечные ряды других двигавшихся обозов. Направо, там, где загибалась Калужская дорога мимо Нескучного, пропадая вдали, тянулись бесконечные ряды войск и обозов. Это были вышедшие прежде всех войска корпуса Богарне; назади, по набережной и через Каменный мост, тянулись войска и обозы Нея.
Войска Даву, к которым принадлежали пленные, шли через Крымский брод и уже отчасти вступали в Калужскую улицу. Но обозы так растянулись, что последние обозы Богарне еще не вышли из Москвы в Калужскую улицу, а голова войск Нея уже выходила из Большой Ордынки.
Пройдя Крымский брод, пленные двигались по нескольку шагов и останавливались, и опять двигались, и со всех сторон экипажи и люди все больше и больше стеснялись. Пройдя более часа те несколько сот шагов, которые отделяют мост от Калужской улицы, и дойдя до площади, где сходятся Замоскворецкие улицы с Калужскою, пленные, сжатые в кучу, остановились и несколько часов простояли на этом перекрестке. Со всех сторон слышался неумолкаемый, как шум моря, грохот колес, и топот ног, и неумолкаемые сердитые крики и ругательства. Пьер стоял прижатый к стене обгорелого дома, слушая этот звук, сливавшийся в его воображении с звуками барабана.
Несколько пленных офицеров, чтобы лучше видеть, влезли на стену обгорелого дома, подле которого стоял Пьер.
– Народу то! Эка народу!.. И на пушках то навалили! Смотри: меха… – говорили они. – Вишь, стервецы, награбили… Вон у того то сзади, на телеге… Ведь это – с иконы, ей богу!.. Это немцы, должно быть. И наш мужик, ей богу!.. Ах, подлецы!.. Вишь, навьючился то, насилу идет! Вот те на, дрожки – и те захватили!.. Вишь, уселся на сундуках то. Батюшки!.. Подрались!..
– Так его по морде то, по морде! Этак до вечера не дождешься. Гляди, глядите… а это, верно, самого Наполеона. Видишь, лошади то какие! в вензелях с короной. Это дом складной. Уронил мешок, не видит. Опять подрались… Женщина с ребеночком, и недурна. Да, как же, так тебя и пропустят… Смотри, и конца нет. Девки русские, ей богу, девки! В колясках ведь как покойно уселись!
Опять волна общего любопытства, как и около церкви в Хамовниках, надвинула всех пленных к дороге, и Пьер благодаря своему росту через головы других увидал то, что так привлекло любопытство пленных. В трех колясках, замешавшихся между зарядными ящиками, ехали, тесно сидя друг на друге, разряженные, в ярких цветах, нарумяненные, что то кричащие пискливыми голосами женщины.
С той минуты как Пьер сознал появление таинственной силы, ничто не казалось ему странно или страшно: ни труп, вымазанный для забавы сажей, ни эти женщины, спешившие куда то, ни пожарища Москвы. Все, что видел теперь Пьер, не производило на него почти никакого впечатления – как будто душа его, готовясь к трудной борьбе, отказывалась принимать впечатления, которые могли ослабить ее.
Поезд женщин проехал. За ним тянулись опять телеги, солдаты, фуры, солдаты, палубы, кареты, солдаты, ящики, солдаты, изредка женщины.
Пьер не видал людей отдельно, а видел движение их.
Все эти люди, лошади как будто гнались какой то невидимою силою. Все они, в продолжение часа, во время которого их наблюдал Пьер, выплывали из разных улиц с одним и тем же желанием скорее пройти; все они одинаково, сталкиваясь с другими, начинали сердиться, драться; оскаливались белые зубы, хмурились брови, перебрасывались все одни и те же ругательства, и на всех лицах было одно и то же молодечески решительное и жестоко холодное выражение, которое поутру поразило Пьера при звуке барабана на лице капрала.
Уже перед вечером конвойный начальник собрал свою команду и с криком и спорами втеснился в обозы, и пленные, окруженные со всех сторон, вышли на Калужскую дорогу.
Шли очень скоро, не отдыхая, и остановились только, когда уже солнце стало садиться. Обозы надвинулись одни на других, и люди стали готовиться к ночлегу. Все казались сердиты и недовольны. Долго с разных сторон слышались ругательства, злобные крики и драки. Карета, ехавшая сзади конвойных, надвинулась на повозку конвойных и пробила ее дышлом. Несколько солдат с разных сторон сбежались к повозке; одни били по головам лошадей, запряженных в карете, сворачивая их, другие дрались между собой, и Пьер видел, что одного немца тяжело ранили тесаком в голову.
Казалось, все эти люди испытывали теперь, когда остановились посреди поля в холодных сумерках осеннего вечера, одно и то же чувство неприятного пробуждения от охватившей всех при выходе поспешности и стремительного куда то движения. Остановившись, все как будто поняли, что неизвестно еще, куда идут, и что на этом движении много будет тяжелого и трудного.
С пленными на этом привале конвойные обращались еще хуже, чем при выступлении. На этом привале в первый раз мясная пища пленных была выдана кониною.
От офицеров до последнего солдата было заметно в каждом как будто личное озлобление против каждого из пленных, так неожиданно заменившее прежде дружелюбные отношения.
Озлобление это еще более усилилось, когда при пересчитывании пленных оказалось, что во время суеты, выходя из Москвы, один русский солдат, притворявшийся больным от живота, – бежал. Пьер видел, как француз избил русского солдата за то, что тот отошел далеко от дороги, и слышал, как капитан, его приятель, выговаривал унтер офицеру за побег русского солдата и угрожал ему судом. На отговорку унтер офицера о том, что солдат был болен и не мог идти, офицер сказал, что велено пристреливать тех, кто будет отставать. Пьер чувствовал, что та роковая сила, которая смяла его во время казни и которая была незаметна во время плена, теперь опять овладела его существованием. Ему было страшно; но он чувствовал, как по мере усилий, которые делала роковая сила, чтобы раздавить его, в душе его вырастала и крепла независимая от нее сила жизни.
Пьер поужинал похлебкою из ржаной муки с лошадиным мясом и поговорил с товарищами.
Ни Пьер и никто из товарищей его не говорили ни о том, что они видели в Москве, ни о грубости обращения французов, ни о том распоряжении пристреливать, которое было объявлено им: все были, как бы в отпор ухудшающемуся положению, особенно оживлены и веселы. Говорили о личных воспоминаниях, о смешных сценах, виденных во время похода, и заминали разговоры о настоящем положении.
Солнце давно село. Яркие звезды зажглись кое где по небу; красное, подобное пожару, зарево встающего полного месяца разлилось по краю неба, и огромный красный шар удивительно колебался в сероватой мгле. Становилось светло. Вечер уже кончился, но ночь еще не начиналась. Пьер встал от своих новых товарищей и пошел между костров на другую сторону дороги, где, ему сказали, стояли пленные солдаты. Ему хотелось поговорить с ними. На дороге французский часовой остановил его и велел воротиться.
Пьер вернулся, но не к костру, к товарищам, а к отпряженной повозке, у которой никого не было. Он, поджав ноги и опустив голову, сел на холодную землю у колеса повозки и долго неподвижно сидел, думая. Прошло более часа. Никто не тревожил Пьера. Вдруг он захохотал своим толстым, добродушным смехом так громко, что с разных сторон с удивлением оглянулись люди на этот странный, очевидно, одинокий смех.
– Ха, ха, ха! – смеялся Пьер. И он проговорил вслух сам с собою: – Не пустил меня солдат. Поймали меня, заперли меня. В плену держат меня. Кого меня? Меня! Меня – мою бессмертную душу! Ха, ха, ха!.. Ха, ха, ха!.. – смеялся он с выступившими на глаза слезами.