Аксёнов, Константин Филиппович

Константин Филиппович Аксёнов
Дата рождения	18 августа 1918(1918-08-18)
Место рождения	станица Пролетарская, Область Войска Донского, Советская Россия
Дата смерти	7 ноября 1966(1966-11-07) (48 лет)
Место смерти	Новороссийск, Краснодарский край, РСФСР, СССР
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	ВВС
Годы службы	1940—1946
Звание	гвардии старший лейтенант
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии	Медали
В отставке	работал в типографии Новороссийска

Константи́н Фили́ппович Аксё́нов (18 августа 1918 — 7 ноября 1966) — участник Великой Отечественной войны, заместитель командира эскадрильи 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка 1-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии 6-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта, Герой Советского Союза (27.06.1945), гвардии старший лейтенант.

Биография

Родился 18 августа 1918 года в станице Пролетарская, ныне город Пролетарск Ростовской области, в семье рабочего. Русский. Член ВКП(б)/КПСС с 1945 года. С родителями переехал в город Омск. В 1935 году окончил семилетнюю школу. Работал токарем на паровозоремонтном заводе. Без отрыва от производства прошёл обучение в аэроклубе и в 1940 году поступил в Омскую военную авиационную школу лётчиков, которую окончил в 1941 году.

Служил в запасном авиационном полку. На фронтах Великой Отечественной войны с октября 1942 года. Воевал в составе 46-го бомбардировочного авиационного полка 263-й бомбардировочной авиационной дивизии 1-го бомбардировочного авиационного корпуса на Калининском, Волховском и Северо-Западном фронтах.

27 февраля 1943 года во время боёв по ликвидации Демянского плацдарма противника старший сержант К. Ф. Аксёнов выполнял боевое задание в районе Старой Руссы. Огнём вражеской зенитной артиллерии был подбит правый мотор его самолёта. Несмотря на это Аксёнов на одном двигателе успешно выполнил поставленную задачу и почти неуправляемый самолёт посадил на «брюхо» на своей территории.

В марте 1943 года младший лейтенант Аксёнов был переведён командиром звена в 321-й бомбардировочный авиационный полк, вскоре получивший наименование 82-го гвардейского. Тогда же 263-я дивизия была преобразована в 1-ю гвардейскую бомбардировочную авиационную дивизию.

В марте-июле 1943 года 82-й гвардейский бомбардировочный авиационный полк в составе корпуса был переведён на Воронежский фронт и вёл налёты на гитлеровские войска с аэродрома вблизи города Россошь (Воронежская область). С июля 1943 года — на Степном фронте. Участвуя в Курской битве, Аксёнов совершил 31 боевой вылет, нанёс врагу значительный ущерб, за что был награждён орденом Красного Знамени.

В дальнейшем уничтожал скопления войск противника, переправы и эшелоны гитлеровцев в районах Полтавы, Кременчуга, Днепропетровска, Кировограда.

Выполняя боевое задание по уничтожению мостов на Днепре в районе Днепропетровска и Кременчуга в составе девятки Пе-2 несмотря на сильный огонь зенитной артиллерии и активного противодействия истребителей врага прямыми попаданиями с пикирования уничтожил до 30 машин с живой силой и техникой, на некоторое время вывел из строя Кремечугский мост, за что получил благодарность командира корпуса.

21 сентября 1943 года при подходе к железнодорожной станции Верховцево (Верхнеднепровский район Днепропетровской области) девятка бомбардировщиков была атакована шестью истребителями неприятеля. Несмотря на сильный заградительный огонь зенитной артиллерии, группа прорвалась к цели и уничтожила пять эшелонов с отходящими войсками противника, разрушила входные и выходные стрелки.

6 октября 1943 года при бомбардировке укреплённого пункта врага Домоткань (тот же район) звено гвардии лейтенанта Аксёнова уничтожило склад горючего и 45 автомашин, в воздушном бою с шестёркой Ме-109 сбит один вражеский самолёт.

20 октября 1943 года после возвращения с бомбардировки железнодорожных станций Александрия и Протопоповка (Кировоградская область) группа из 17 бомбардировщиков Пе-2 в сопровождении 14 истребителей под командованием командира корпуса полковника Полбина И. С. в районе села Берёзовка обнаружила вражеские бомбардировщики, направлявшиеся для нанесения удара по боевым порядкам наших войск. Командир группы принял решение атаковать врага. Потеряв несколько самолётов, противник поспешно сбросил свой бомбовый запас вблизи своего аэродрома и устремился на запад. В это время Полбин заметил вторую группу немецких самолётов. Группа вновь пошла в атаку. Всего в результате боя, в котором участвовали 31 советский и 46 немецких самолётов, было уничтожено 13 самолётов противника, из них шесть было сбито экипажами Пе-2. К. Ф. Аксёнов, как и все остальные участники этого боя, получил благодарность от командующего фронтом.

В январе-феврале 1944 года полк участвовал в уничтожении корсунь-шевченковской группировки противника, а в марте-апреле — в освобождении юго-западной Украины в ходе Уманско-Ботошанской операции.

12 апреля 1944 года звено гвардии лейтенанта Аксёнова уничтожило переправу и железнодорожный мост через реку Прут западнее населённого пункта Унгены (Молдавия).

В июле 1944 года корпус был переброшен на 1-й Украинский фронт и в составе 2-й воздушной армии участвовал в Львовско-Сандомирской, Сандомирско-Силезской, Нижне-Силезской и Верхне-Силезской наступательных операциях.

18 сентября 1944 года при бомбардировке скопления вражеских войск на станции Прешов (ныне Словакия) звено К. Ф. Аксёнова уничтожило 60 вагонов с живой силой и техникой, 15 автомашин, входные и выходные стрелки, разрушило два заводских здания и 20 жилых домов.

16 февраля 1945 года при нанесении удара по окружённой группировке гитлеровцев в городе Бреслау (ныне Вроцлав, Польша) в условиях плохой видимости уничтожило склад с боеприпасами.

26 марта 1945 года при выполнении боевого задания по уничтожению живой силы и техники в населённом пункте Остердорф в Верхней Силезии Аксёнов вывел своё звено точно на цель, произвёл прицельное бомбометание. После отхода от цели прямым попаданием снаряда зенитной артиллерии в центральный бензобак самолёт был подожжён. Аксёнов направил горящий бомбардировщик на боевые порядки врага. Считался погибшим и был представлен к званию Героя Советского Союза посмертно, однако, выброшенный взрывом из кабины, он остался жив. Попал в плен и через месяц был освобождён войсками союзников.

Заместитель командира эскадрильи 82-го гвардейского бомбардировочного авиационного полка 1-й гвардейской бомбардировочной авиационной дивизии 6-го гвардейского бомбардировочного авиационного корпуса 2-й воздушной армии 1-го Украинского фронта гвардии старший лейтенант Аксёнов к марту 1945 года совершил 130 боевых вылетов, из которых шесть на разведку, 83 на бомбардировку железнодорожных эшелонов, мостов, речных переправ, скоплений живой силы и техники противника с пикирования, десять — в качестве «свободного охотника»; шесть раз руководил группами, 78 раз летал во главе звена. 15 раз участвовал в воздушных боях, имея на своём счету два лично сбитых истребителя и три в групповых боях. 2-я эскадрилья, в которой служил Аксёнов, по своим бомбовым ударам считалась одной из лучших в корпусе и армии. Она первая применила способ бомбометания с пикирования и была новатором в обработке целей методом замкнутого круга. Сам Аксёнов в полку имел репутацию лучшего снайпера-пикировщика.

В сентябре 1946 года капитан К. Ф. Аксёнов был уволен в запас. После демобилизации приехал в Ревду, где проживали его родители и сестра. Женился. Работал в типографии газеты «Ревдинский рабочий».

В 1965 году переехал в станицу Полтавка Новороссийской области. Жил в Новороссийске. Работал линотипистом в типографии.

Умер 7 ноября 1966 года. Похоронен в Новороссийске.

Награды

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 27 июня 1945 года за образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом мужество и героизм, гвардии старшему лейтенанту Аксёнову Константину Филипповичу присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» (№ 6571).

• Орден Красного Знамени.
• Орден Отечественной войны I степени.
• Орден Отечественной войны II степени.
• Медали.

Память

• На здании ГПТУ № 2 в Омске, где в 1941 году Аксёнов К. Ф. окончил Омскую военную авиационную школу лётчиков, установлена мемориальная доска.

Литература

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=13902 Аксёнов, Константин Филиппович]. Сайт «Герои Страны».

• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1987. — Т. 1 /Абаев — Любичев/. — 911 с. — 100 000 экз. — ISBN отс., Рег. № в РКП 87-95382.
• Т. Бортаковский. Остаться в живых! Неизвестные страницы Великой Отечественной. — М.: Вече, 2015. — ISBN 978-5-4444-3590-8
• Соколиный полёт «пешки» (повесть-хроника о лётчиках-полбинцах 82 ГБАП) [neizvestniy-geniy.ru/cat/literature/stihi/105576.html?all полная текстовая версия] или [www.allaces.ru/cgi-bin/s2.cgi/sssr/publ/19.dat сокращённая версия с фотоиллюстрациями].

Отрывок, характеризующий Аксёнов, Константин Филиппович

В вечер 26 го августа и Кутузов, и вся русская армия были уверены, что Бородинское сражение выиграно. Кутузов так и писал государю. Кутузов приказал готовиться на новый бой, чтобы добить неприятеля не потому, чтобы он хотел кого нибудь обманывать, но потому, что он знал, что враг побежден, так же как знал это каждый из участников сражения.
Но в тот же вечер и на другой день стали, одно за другим, приходить известия о потерях неслыханных, о потере половины армии, и новое сражение оказалось физически невозможным.
Нельзя было давать сражения, когда еще не собраны были сведения, не убраны раненые, не пополнены снаряды, не сочтены убитые, не назначены новые начальники на места убитых, не наелись и не выспались люди.
А вместе с тем сейчас же после сражения, на другое утро, французское войско (по той стремительной силе движения, увеличенного теперь как бы в обратном отношении квадратов расстояний) уже надвигалось само собой на русское войско. Кутузов хотел атаковать на другой день, и вся армия хотела этого. Но для того чтобы атаковать, недостаточно желания сделать это; нужно, чтоб была возможность это сделать, а возможности этой не было. Нельзя было не отступить на один переход, потом точно так же нельзя было не отступить на другой и на третий переход, и наконец 1 го сентября, – когда армия подошла к Москве, – несмотря на всю силу поднявшегося чувства в рядах войск, сила вещей требовала того, чтобы войска эти шли за Москву. И войска отступили ещо на один, на последний переход и отдали Москву неприятелю.
Для тех людей, которые привыкли думать, что планы войн и сражений составляются полководцами таким же образом, как каждый из нас, сидя в своем кабинете над картой, делает соображения о том, как и как бы он распорядился в таком то и таком то сражении, представляются вопросы, почему Кутузов при отступлении не поступил так то и так то, почему он не занял позиции прежде Филей, почему он не отступил сразу на Калужскую дорогу, оставил Москву, и т. д. Люди, привыкшие так думать, забывают или не знают тех неизбежных условий, в которых всегда происходит деятельность всякого главнокомандующего. Деятельность полководца не имеет ни малейшего подобия с тою деятельностью, которую мы воображаем себе, сидя свободно в кабинете, разбирая какую нибудь кампанию на карте с известным количеством войска, с той и с другой стороны, и в известной местности, и начиная наши соображения с какого нибудь известного момента. Главнокомандующий никогда не бывает в тех условиях начала какого нибудь события, в которых мы всегда рассматриваем событие. Главнокомандующий всегда находится в средине движущегося ряда событий, и так, что никогда, ни в какую минуту, он не бывает в состоянии обдумать все значение совершающегося события. Событие незаметно, мгновение за мгновением, вырезается в свое значение, и в каждый момент этого последовательного, непрерывного вырезывания события главнокомандующий находится в центре сложнейшей игры, интриг, забот, зависимости, власти, проектов, советов, угроз, обманов, находится постоянно в необходимости отвечать на бесчисленное количество предлагаемых ему, всегда противоречащих один другому, вопросов.
Нам пресерьезно говорят ученые военные, что Кутузов еще гораздо прежде Филей должен был двинуть войска на Калужскую дорогу, что даже кто то предлагал таковой проект. Но перед главнокомандующим, особенно в трудную минуту, бывает не один проект, а всегда десятки одновременно. И каждый из этих проектов, основанных на стратегии и тактике, противоречит один другому. Дело главнокомандующего, казалось бы, состоит только в том, чтобы выбрать один из этих проектов. Но и этого он не может сделать. События и время не ждут. Ему предлагают, положим, 28 го числа перейти на Калужскую дорогу, но в это время прискакивает адъютант от Милорадовича и спрашивает, завязывать ли сейчас дело с французами или отступить. Ему надо сейчас, сию минуту, отдать приказанье. А приказанье отступить сбивает нас с поворота на Калужскую дорогу. И вслед за адъютантом интендант спрашивает, куда везти провиант, а начальник госпиталей – куда везти раненых; а курьер из Петербурга привозит письмо государя, не допускающее возможности оставить Москву, а соперник главнокомандующего, тот, кто подкапывается под него (такие всегда есть, и не один, а несколько), предлагает новый проект, диаметрально противоположный плану выхода на Калужскую дорогу; а силы самого главнокомандующего требуют сна и подкрепления; а обойденный наградой почтенный генерал приходит жаловаться, а жители умоляют о защите; посланный офицер для осмотра местности приезжает и доносит совершенно противоположное тому, что говорил перед ним посланный офицер; а лазутчик, пленный и делавший рекогносцировку генерал – все описывают различно положение неприятельской армии. Люди, привыкшие не понимать или забывать эти необходимые условия деятельности всякого главнокомандующего, представляют нам, например, положение войск в Филях и при этом предполагают, что главнокомандующий мог 1 го сентября совершенно свободно разрешать вопрос об оставлении или защите Москвы, тогда как при положении русской армии в пяти верстах от Москвы вопроса этого не могло быть. Когда же решился этот вопрос? И под Дриссой, и под Смоленском, и ощутительнее всего 24 го под Шевардиным, и 26 го под Бородиным, и в каждый день, и час, и минуту отступления от Бородина до Филей.


Русские войска, отступив от Бородина, стояли у Филей. Ермолов, ездивший для осмотра позиции, подъехал к фельдмаршалу.
– Драться на этой позиции нет возможности, – сказал он. Кутузов удивленно посмотрел на него и заставил его повторить сказанные слова. Когда он проговорил, Кутузов протянул ему руку.
– Дай ка руку, – сказал он, и, повернув ее так, чтобы ощупать его пульс, он сказал: – Ты нездоров, голубчик. Подумай, что ты говоришь.
Кутузов на Поклонной горе, в шести верстах от Дорогомиловской заставы, вышел из экипажа и сел на лавку на краю дороги. Огромная толпа генералов собралась вокруг него. Граф Растопчин, приехав из Москвы, присоединился к ним. Все это блестящее общество, разбившись на несколько кружков, говорило между собой о выгодах и невыгодах позиции, о положении войск, о предполагаемых планах, о состоянии Москвы, вообще о вопросах военных. Все чувствовали, что хотя и не были призваны на то, что хотя это не было так названо, но что это был военный совет. Разговоры все держались в области общих вопросов. Ежели кто и сообщал или узнавал личные новости, то про это говорилось шепотом, и тотчас переходили опять к общим вопросам: ни шуток, ни смеха, ни улыбок даже не было заметно между всеми этими людьми. Все, очевидно, с усилием, старались держаться на высота положения. И все группы, разговаривая между собой, старались держаться в близости главнокомандующего (лавка которого составляла центр в этих кружках) и говорили так, чтобы он мог их слышать. Главнокомандующий слушал и иногда переспрашивал то, что говорили вокруг него, но сам не вступал в разговор и не выражал никакого мнения. Большей частью, послушав разговор какого нибудь кружка, он с видом разочарования, – как будто совсем не о том они говорили, что он желал знать, – отворачивался. Одни говорили о выбранной позиции, критикуя не столько самую позицию, сколько умственные способности тех, которые ее выбрали; другие доказывали, что ошибка была сделана прежде, что надо было принять сраженье еще третьего дня; третьи говорили о битве при Саламанке, про которую рассказывал только что приехавший француз Кросар в испанском мундире. (Француз этот вместе с одним из немецких принцев, служивших в русской армии, разбирал осаду Сарагоссы, предвидя возможность так же защищать Москву.) В четвертом кружке граф Растопчин говорил о том, что он с московской дружиной готов погибнуть под стенами столицы, но что все таки он не может не сожалеть о той неизвестности, в которой он был оставлен, и что, ежели бы он это знал прежде, было бы другое… Пятые, выказывая глубину своих стратегических соображений, говорили о том направлении, которое должны будут принять войска. Шестые говорили совершенную бессмыслицу. Лицо Кутузова становилось все озабоченнее и печальнее. Из всех разговоров этих Кутузов видел одно: защищать Москву не было никакой физической возможности в полном значении этих слов, то есть до такой степени не было возможности, что ежели бы какой нибудь безумный главнокомандующий отдал приказ о даче сражения, то произошла бы путаница и сражения все таки бы не было; не было бы потому, что все высшие начальники не только признавали эту позицию невозможной, но в разговорах своих обсуждали только то, что произойдет после несомненного оставления этой позиции. Как же могли начальники вести свои войска на поле сражения, которое они считали невозможным? Низшие начальники, даже солдаты (которые тоже рассуждают), также признавали позицию невозможной и потому не могли идти драться с уверенностью поражения. Ежели Бенигсен настаивал на защите этой позиции и другие еще обсуждали ее, то вопрос этот уже не имел значения сам по себе, а имел значение только как предлог для спора и интриги. Это понимал Кутузов.
Бенигсен, выбрав позицию, горячо выставляя свой русский патриотизм (которого не мог, не морщась, выслушивать Кутузов), настаивал на защите Москвы. Кутузов ясно как день видел цель Бенигсена: в случае неудачи защиты – свалить вину на Кутузова, доведшего войска без сражения до Воробьевых гор, а в случае успеха – себе приписать его; в случае же отказа – очистить себя в преступлении оставления Москвы. Но этот вопрос интриги не занимал теперь старого человека. Один страшный вопрос занимал его. И на вопрос этот он ни от кого не слышал ответа. Вопрос состоял для него теперь только в том: «Неужели это я допустил до Москвы Наполеона, и когда же я это сделал? Когда это решилось? Неужели вчера, когда я послал к Платову приказ отступить, или третьего дня вечером, когда я задремал и приказал Бенигсену распорядиться? Или еще прежде?.. но когда, когда же решилось это страшное дело? Москва должна быть оставлена. Войска должны отступить, и надо отдать это приказание». Отдать это страшное приказание казалось ему одно и то же, что отказаться от командования армией. А мало того, что он любил власть, привык к ней (почет, отдаваемый князю Прозоровскому, при котором он состоял в Турции, дразнил его), он был убежден, что ему было предназначено спасение России и что потому только, против воли государя и по воле народа, он был избрал главнокомандующим. Он был убежден, что он один и этих трудных условиях мог держаться во главе армии, что он один во всем мире был в состоянии без ужаса знать своим противником непобедимого Наполеона; и он ужасался мысли о том приказании, которое он должен был отдать. Но надо было решить что нибудь, надо было прекратить эти разговоры вокруг него, которые начинали принимать слишком свободный характер.