Александр (Иноземцев)
Александр (в миру Николай Иванович Иноземцев; 12 (24) августа 1887, Тобольск — 9 февраля 1948, Мюнхен) — архиепископ Полесский и Пинский.
Биография
Окончил Тобольское духовное училище и Тобольскую Духовную Семинарию.
В 1909 году поступил в Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где 11 февраля 1912 году епископом Георгием (Ярошевским) пострижен в монашество, 26 февраля — рукоположён во иеродиакона и 22 марта — во иеромонаха.
В 1913 году окончил Академию со степенью кандидата богословия и оставлен помощником инспектора.
В сентябре 1918 года указом Патриарха Тихона возведён в сан архимандрита и направлен епархиальным миссионером в Минск.
В декабре 1918 года, с отступлением немецких войск из Белоруссии, выехал на Украину. сопровождавший архиепископа Георгия (Ярошевского), который, покинув Харьков с Белой армией, в конце 1919 года оказался в Екатеринодаре. Затем вместе с рядом других архиереев на поезде добрался до Новороссийска, а оттуда на пароходе «Иртыш» 16 января 1920 года отплыл в Константинополь.
Потом переехал в Салоники (Греция), в Белград (Югославия), куда прибыл 5 февраля 1920 года, и в Бари в Италии. В августе 1921 года переехал в Польшу.
Секретарь собора православной митрополии в Польше, состоявшегося 24 января 1922 года в Варшаве. Был активным сторонником антиканонической автокефалии Православной Церкви в Польше.
4 июня 1922 года хиротонисан в Польше во епископа Люблинского митрополитом Георгием (Ярошевским) и епископом Дионисием (Валединским)[1], вопреки мнению архиепископа Елевферия (Богоявленского) и епископа Владимира (Тихоницкого).
12 июня 1922 года становится временным управляющим Пинской и Новогрудской епархией.
В 1922 года упомянут как член Священного синода православной митрополии в Польше.
С конца 1922 года — епископ Пинский и Полесский. С 11 декабря 1925 года — епископ Полесский и Пинский
3 июня 1927 года возведен в сан архиепископа.
После присоединения западной Украины и западной Белоруссии к СССР перешёл юрисдикцию Русской православной церкви[2]. Вскоре уволен на покой согласно его прошению на имя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия.
После нападения 22 июня 1941 года фашистской Германии на СССР и оккупации Украины и Белоруссии вошёл в юрисдикцию Дионисия (Валединского).
8-10 февраля 1942 года в Пинске проходит самочинный «Собор автокефальных украинских епископов» в составе Поликарпа (Сикорского) и Александра (Иноземцева), которые рукополагают трёх «архиереев». «Собоp», сославшись на 52 апостольское правило, объявил о принятии «в сущем сане» в лоно новой автокефалии клириков самосвятской УАПЦ (епископов к тому времени на Украине не оставалось), возникшей в 1921 году[2].
В августе 1942 года председательствовал на Соборе в Луцке, провозгласившем автокефалию Украинской Церкви, что явилось неканоничным деянием и было осуждено Русской православной церковью. Собор объявил Александра митрополитом.
В 1944 года эвакуировался из Пинска в Мюнхен.
Перешёл в юрисдикцию Русской Православной Церкви Заграницей. 15 мая 1946 года Синод РПЦЗ в Мюнхене осудил УАПЦ и исключил Александра из церковного общения.
Трагически скончался в конце февраля 1948 года в Мюнхене, в американской гостинице при весьма загадочных обстоятельствах.
Напишите отзыв о статье "Александр (Иноземцев)"
Примечания
- ↑ A. Mironowicz, Kościół prawosławny na ziemiach polskich w XIX i XX wieku, Wydawnictwo Uniwersytetu w Białymstoku, Białystok 2005, ISBN 83-7431-046-4.
- ↑ 1 2 В. И. Петрушко [orthodox-lviv.narod.ru/books/raskol/raskol_1.htm Автокефалисткие расколы на Украине в постсоветский период 1989—1997]
Ссылки
- www.ortho-rus.ru/cgi-bin/ps_file.cgi?2_2661
- zarubezhje.narod.ru/av/a_050.htm
- [www.pravenc.ru/text/64254.html АЛЕКСАНДР] // Православная энциклопедия. Том I. — М.: Церковно-научный центр «Православная энциклопедия», 2000. — С. 494. — 752 с. — 40 000 экз. — ISBN 5-89572-006-4
Отрывок, характеризующий Александр (Иноземцев)
– Готов, ваше сиятельство, – сказал адъютант.Растопчин опять подошел к двери балкона.
– Да чего они хотят? – спросил он у полицеймейстера.
– Ваше сиятельство, они говорят, что собрались идти на французов по вашему приказанью, про измену что то кричали. Но буйная толпа, ваше сиятельство. Я насилу уехал. Ваше сиятельство, осмелюсь предложить…
– Извольте идти, я без вас знаю, что делать, – сердито крикнул Растопчин. Он стоял у двери балкона, глядя на толпу. «Вот что они сделали с Россией! Вот что они сделали со мной!» – думал Растопчин, чувствуя поднимающийся в своей душе неудержимый гнев против кого то того, кому можно было приписать причину всего случившегося. Как это часто бывает с горячими людьми, гнев уже владел им, но он искал еще для него предмета. «La voila la populace, la lie du peuple, – думал он, глядя на толпу, – la plebe qu'ils ont soulevee par leur sottise. Il leur faut une victime, [„Вот он, народец, эти подонки народонаселения, плебеи, которых они подняли своею глупостью! Им нужна жертва“.] – пришло ему в голову, глядя на размахивающего рукой высокого малого. И по тому самому это пришло ему в голову, что ему самому нужна была эта жертва, этот предмет для своего гнева.
– Готов экипаж? – в другой раз спросил он.
– Готов, ваше сиятельство. Что прикажете насчет Верещагина? Он ждет у крыльца, – отвечал адъютант.
– А! – вскрикнул Растопчин, как пораженный каким то неожиданным воспоминанием.
И, быстро отворив дверь, он вышел решительными шагами на балкон. Говор вдруг умолк, шапки и картузы снялись, и все глаза поднялись к вышедшему графу.
– Здравствуйте, ребята! – сказал граф быстро и громко. – Спасибо, что пришли. Я сейчас выйду к вам, но прежде всего нам надо управиться с злодеем. Нам надо наказать злодея, от которого погибла Москва. Подождите меня! – И граф так же быстро вернулся в покои, крепко хлопнув дверью.
По толпе пробежал одобрительный ропот удовольствия. «Он, значит, злодеев управит усех! А ты говоришь француз… он тебе всю дистанцию развяжет!» – говорили люди, как будто упрекая друг друга в своем маловерии.
Через несколько минут из парадных дверей поспешно вышел офицер, приказал что то, и драгуны вытянулись. Толпа от балкона жадно подвинулась к крыльцу. Выйдя гневно быстрыми шагами на крыльцо, Растопчин поспешно оглянулся вокруг себя, как бы отыскивая кого то.
– Где он? – сказал граф, и в ту же минуту, как он сказал это, он увидал из за угла дома выходившего между, двух драгун молодого человека с длинной тонкой шеей, с до половины выбритой и заросшей головой. Молодой человек этот был одет в когда то щегольской, крытый синим сукном, потертый лисий тулупчик и в грязные посконные арестантские шаровары, засунутые в нечищеные, стоптанные тонкие сапоги. На тонких, слабых ногах тяжело висели кандалы, затруднявшие нерешительную походку молодого человека.
– А ! – сказал Растопчин, поспешно отворачивая свой взгляд от молодого человека в лисьем тулупчике и указывая на нижнюю ступеньку крыльца. – Поставьте его сюда! – Молодой человек, брянча кандалами, тяжело переступил на указываемую ступеньку, придержав пальцем нажимавший воротник тулупчика, повернул два раза длинной шеей и, вздохнув, покорным жестом сложил перед животом тонкие, нерабочие руки.
Несколько секунд, пока молодой человек устанавливался на ступеньке, продолжалось молчание. Только в задних рядах сдавливающихся к одному месту людей слышались кряхтенье, стоны, толчки и топот переставляемых ног.
Растопчин, ожидая того, чтобы он остановился на указанном месте, хмурясь потирал рукою лицо.
– Ребята! – сказал Растопчин металлически звонким голосом, – этот человек, Верещагин – тот самый мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись. Исхудалое, с безнадежным выражением, изуродованное бритою головой молодое лицо его было опущено вниз. При первых словах графа он медленно поднял голову и поглядел снизу на графа, как бы желая что то сказать ему или хоть встретить его взгляд. Но Растопчин не смотрел на него. На длинной тонкой шее молодого человека, как веревка, напружилась и посинела жила за ухом, и вдруг покраснело лицо.
