Дионисий (митрополит Варшавский)

Митрополит Дионисий Metropolita Dionizy<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Митрополит Варшавский и всея Польши Дионисий (Валединский)</td></tr>
2-й Митрополит Варшавский и Волынский и всея Православныя Церкви в Польше
27 февраля 1923 — 17 апреля 1948
Церковь:	Польская православная церковь
Предшественник:	Георгий (Ярошевский)
Преемник:	Тимофей (Шрёттер)
Архиепископ Волынский и Кременецкий
1922 — 13 марта 1923
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Фаддей (Успенский) (в/у)
Преемник:	Алексий (Громадский)
Епископ Кременецкий, викарий Волынской епархии
21 апреля 1913 — 1922
Церковь:	Русская православная церковь
Предшественник:	Никон (Бессонов)
Преемник:	Амвросий (Казанский)
Имя при рождении:	Константин Николаевич Валединский
Рождение:	4 (16) мая 1876(1876-05-16) Муром, Российская империя
Смерть:	15 марта 1960(1960-03-15) (83 года) Лодзь, Польша
Принятие священного сана:	1899 год
Принятие монашества:	1897 год
Епископская хиротония:	21 апреля 1913 года
Митрополит Дионисий на Викискладе

Митрополит Диони́сий (польск. Metropolit Dionizy в миру Константи́н Никола́евич Валеди́нский или в иной транскрипции — Валедни́цкий, польск. Konstanty Nikołajewicz Waledyński; 4 (16) мая 1876, Муром, Российская империя — 15 марта 1960, Варшава, Польша) — архиерей Православной российской церкви, магистр богословия; первый предстоятель Польской православной церкви с титулом митрополит Варшавским и Волынским и всея Православныя Церкви в Польше, духовный писатель.

Биография

Родился 4 (16) мая 1876 года в Муроме, в семье потомственных священнослужителей. В крещении назван Константином в честь св. благ. князя Константина Муромского (память 8 (21) мая. С самого раннего возраста в качестве пономаря и чтеца на клиросе помогал своему отцу в Смоленской церкви города Мурома.

В 1885 году он был зачислен в подготовительный класс Муромского духовного училища, а в 1890 году закончил училище по I-му разряду и, как «показавший отличные знания по всем предметам», был удостоен права зачисления в первый класс семинарии без экзаменов.

С 1890 по 1895 годы обучался во Владимирской духовной семинарии, но после инцидента с попыткой убийства инспектора, вместе с другими студентами был отчислен из учебного заведения с правом поступления в другую семинарию. Перевёлся в Уфимскую духовную семинарию, которую закончил в 1896 году.

В том же году поступил в Казанскую духовную академию, где в 1897 году был пострижен в монашество с наречением имени Дионисий и рукоположен ректором академии епископом Антонием (Храповицким) в сан иеродиакона, а в 1899 году — в сан иеромонаха. В 1900 году окончил академию со степенью кандидата богословия за диссертацию «Идеалы православно-русского инородческого миссионерства» и был оставлен при академии магистрантом и профессорским стипендиатом на кафедре калмыцкого языка.

Преподавательская деятельность

В 1901 году назначен преподавателем церковной истории в Таврическую духовную семинарию и по получении ученой степени магистра богословия, был переведён в Холмскую духовную семинарию на должность инспектора.

В 1902 году он был возведён в сан архимандрита и назначен ректором Холмской духовной семинарии. С 1911 года служил в качестве настоятеля русской посольской церкви в Риме, где написал и издал книгу «Спутник русского православного богомольца в Риме. Описание Рима, священных мест и находящихся в них вселенских святынь».

Епископ, епархиальное служение

В 1913 году решением Святейшего Синода был избран епископом Кременецким, викарием Волынской епархии, а 21 апреля 1913 года, в Фомино воскресенье, в Великой церкви Почаевской Лавры сонмом иерархов во главе с патриархом Антиохийским Григорием IV, пребывавшим в этот период в России с официальным визитом, была совершена его архиерейская хиротония.

В августе 1918 года Указом Патриарха Тихона, ему была поручена организация новообразованной Полесской епархии с кафедрой в городе Пинске.

В 1918 году принимал участие во Всеукраинском церковном Соборе, где на него было оказано сильное давление, дабы принудить его объявить украинскую церковную автокефалию. Однако, епископ Дионисий предпочёл возвратился в Кременец, к месту своего служения, викарным архиереем Волынской епархии.

На территории независимой Польши

В 1919 году по Версальскому трактату было образовано суверенное Польское государство. В период войны 1914—1918 годов православное население привисленского и северо-западного краев в подавляющем большинстве вместе с духовенством было эвакуировано вглубь России. На местах оставались не более 10 священников и иеромонахов. Из епископов оставались лишь двое: Виленский архиепископ Тихон (Беллавин) с резиденцией в г. Дисне, на севере Виленской губернии и епископ Кременецкий Дионисий (Валединский). Когда в 1918 году началась реэвакуация, в Вильну прибыл епископ Ковенский Елевферий (Богоявленский), до того проживавший в г. Дисне, прибыл также в свою епархию — г. Гродно епископ Белостокский Владимир (Тихоницкий). В августе 1921 года в Варшаве планировось проведение Съезда представителей православных приходов в Польше. В повестку дня Съезда должны были войти такие вопросы как: правовое положение Православной Церкви в Польше, организация церковно-общественных органов, организация приходов и др. Съезд не состоялся. Против его созыва выступил епископ Дионисий, опубликовав в газете свой отклик. Вскоре Кременецкая епархия отошла к Польше и епископ Дионисий оказался в юрисдикции назначенного Патриархом Тихоном архиепископа Варшавского Георгия (Ярошевского), возведённого вслед за тем Патриархом в сан митрополита.

В 1922 году состоялся польский церковный Собор с участием епископов отошедших к Польше православных епархий. Вопреки воле Патриарха Тихона, Собор принял конкордат с правительством Польши, а епископ Дионисий (Валединский) был назначен правящим архиереем Волынской епархии с возведением в сан архиепископа Волынского и Кременецкого.

После трагической кончины митрополита Варшавского Георгия (Ярошевского), архиепископ Дионисий (Валединский) 27 февраля 1923 года был избран митрополитом Варшавским и Волынским и всея Православныя Церкви в Польше, а также священноархимандритом Свято-Успенской Почаевской лавры. Избрание митрополита Дионисия (Валединского) Первоиерархом Польской Православной Церкви было представлено на утверждение Константинопольского Патриарха. Утвердив его на этом посту, 13 марта 1923 года Патриарх Константинопольской сообщил, что он «препровождает ему все отличия, своевременно присвоенные нашим Братом Тихоном Вашему Предшественнику, как митрополиту Варшавскому и Волынскому и всей Православной Церкви в Польши». После переговоров с преемником Патриарха Константинопольского Мелетия IV (Метаксакиса) Патриархом Григорием VII, несмотря на несогласие Патриарха Тихона, в ноябре 1924 года было объявлено об автокефалии Польской Православной Церкви, которую сразу признали часть Православных Церквей. В период оккупации Польши Германией, в 1939 году митрополит Дионисий был арестован гестапо, но затем был освобождён немцами. В сентябре 1940 года он вернулся к управление Церковью в Генерал-губернаторстве. Церковь в Генерал-губернаторстве была разделена на три епархии — Варшавскую, Холмско-Подляшскую и Краковско-Лемковскую. На Холмскую кафедру митрополитом Дионисием 2 ноября 1940 года был рукоположен Иларион (Огиенко), на Краковскую 9 февраля 1941 года — Палладий (Выдыбида-Руденко).

В период немецкой оккупации Украины явился учредителем Украинской автокефальной православной церкви..

С наступлением советских войск в июле 1944 года эвакуировался по предписанию немецких властей. Вернулся в Польшу 25 апреля 1945 года и вступил в управление Церковью. В обращении от 5 июня 1945 года призвал духовенство к молитве за «демократическую Польшу, её власти и воинство». Однако польские коммунистические власти последовательно стремились к смещению митрополита с занимаемой должности. 27 марта 1947 года он был вызван в Министерство общественной администрации, где от него потребовали «добровольно» оставить митрополичью кафедру. В связи с его отказом, после консультаций с властями СССР, польское правительство приняло решение отправить митрополита под домашний арест.

Власти создали временную Правящую коллегию по делам управления Польской Автокефальной Православной Церкви под председательством архиепископа Белостокского и Бельского Тимофея (Шрёттера). В июне 1948 года церковная делегация во главе с архиепископом Тимофеем посетила Москву; в ходе визита 22 июня последовало постановление Патриарха Алексия I и Священного Синода о восстановлении канонического общения с Польской Православной Церковью и предоставлении ей самостоятельного управления. По утверждении этого Постановления Польская Православная Церковь обрела свою каноническую автокефалию. «Оказавшись в положении пастыря, оставленного овцами», митрополит 22 августа 1948 г. направил Патриарху Алексию письмо, в котором просил не лишать его «литургического и канонического общения с Великой Матерью-Церковью Российской». Определением от 9 ноября 1948 года Патриарх Алексий I и Святейший Синод постановил «считать восстановленным каноническое общение митрополита Дионисия с Матерью-Русской Церковью, сохранив за ним сан митрополита, но без титула „Блаженнейший“, полученного им в период выхода из юрисдикции Московской Патриархии».

После этого к исполнению обязанностей Предстоятеля митрополит Дионисий допущен не был. В мае 1951 года митрополиту было предписано оставить Варшаву и переселиться в г. Сосновец близ Катовице. Несмотря на многочисленные ходатайства, обращенные к государственным и церковным властям, он пребывал в Сосновце до мая 1958 года. Последние неполных два года провел в Варшаве, в приходском доме при храме прп. Иоанна Лествичника на Воле.

Пребывая на покое, митрополит Дионисий поддерживал регулярную письменную связь с Патриархом Алексием I.

Скончался 15 марта 1960 года в Варшаве и похоронен на Вольском православном кладбище.

Семья

• Дед — Василий Николаевич Спекторский, протоиерей. В 1816 году окончил по II-му разряду Владимирскую духовную семинарию и был назначен священником к Смоленской церкви города Мурома, где служил до самой кончины. С 1816 по 1848 годы преподавал в Муромском духовном училище, где, среди студентов был и Николаей Павлович Валединский — его будущий зять и отец митрополита Дионисия.
  • Мать — Елизавета Васильевна Спекторская (1846, Муром — 31 июля 1921, Кременец, Польша)
• Дед — Павел Стефанович Валединский, протоиерей. В 1822 году закончил по III-му разряду Владимирскую Духовную семинарию и был определен священником Свято-Троицкой церкви с. Чистухи, Владимирского уезда, а в 1836 году был переведен к Успенской церкви с. Климова, близ Мурома, где прослужил в священном сане 37 лет и скончался в 1859 году.
  • Отец — Николай Павлович Валединский, священник. В 1853 году окончил Муромское духовное училище, а в 1860 — Владимирскую духовную семинарию и рукоположен во священника Смоленской церкви города Мурома. Скончался 30 апреля 1888 года от скоротечной чахотки и похоронен на кладбище Воскресенского монастыря.
• Брат — Павел Николаевич Валединский (1869 — ?)
• Сестра — Александра Николаевна (1878 — ?), учительница в Муроме, в эмиграции в Польше.
• Брат — Василий Николаевич (1880 — ?), выпускник Муромского духовного училища, псаломщик Георгиевской церкви Мурома.

Библиография

• Идеалы православно-русского инородческого миссионерства (магистерская диссертация). Казань. 1901. Отзывы: Антоний (Храповицкий), епископ и доцент Н. Ястребов // Православный собеседник. — 1902. — ноябрь. — С.1-9.
• Речь перед защитой магистерской диссертации иеромонаха Дионисия (Валединского). // Православный собеседник. — 1902. — июнь-август. — С.47-65.
• Святыня Барграда. — Холм. — 1912.
• Спутник русского православного богомольца в Риме. Описание Рима, священных мест и находящихся в них вселенских святынь. — Холм. — 1912.
• Речь при наречении во епископа Кременецкого 20 апреля 1913 года // Церковные ведомости. — 1913. — 18-19. — С.794-796.
• Божественное Откровение, как источник истинного богопознания. — 1937.

Ссылки

• [www.ruszarubezhje.ru/gi/d_008.htm Митрополит Дионисий (Валединский Константин Николаевич) (Dionizy (Waledynski), Dionisios)]
• [www.pravenc.ru/text/178369.html Дионисий (Валединский)] // Православная энциклопедия. — Т. XV. — М., 2007. С. 284—286.

Отрывок, характеризующий Дионисий (митрополит Варшавский)

В соседней комнате зашевелилось, и послышались шаги Толя, Коновницына и Болховитинова.
– Эй, кто там? Войдите, войди! Что новенького? – окликнул их фельдмаршал.
Пока лакей зажигал свечу, Толь рассказывал содержание известий.
– Кто привез? – спросил Кутузов с лицом, поразившим Толя, когда загорелась свеча, своей холодной строгостью.
– Не может быть сомнения, ваша светлость.
– Позови, позови его сюда!
Кутузов сидел, спустив одну ногу с кровати и навалившись большим животом на другую, согнутую ногу. Он щурил свой зрячий глаз, чтобы лучше рассмотреть посланного, как будто в его чертах он хотел прочесть то, что занимало его.
– Скажи, скажи, дружок, – сказал он Болховитинову своим тихим, старческим голосом, закрывая распахнувшуюся на груди рубашку. – Подойди, подойди поближе. Какие ты привез мне весточки? А? Наполеон из Москвы ушел? Воистину так? А?
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.


Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.


Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.



Бородинское сражение с последовавшими за ним занятием Москвы и бегством французов, без новых сражений, – есть одно из самых поучительных явлений истории.
Все историки согласны в том, что внешняя деятельность государств и народов, в их столкновениях между собой, выражается войнами; что непосредственно, вследствие больших или меньших успехов военных, увеличивается или уменьшается политическая сила государств и народов.
Как ни странны исторические описания того, как какой нибудь король или император, поссорившись с другим императором или королем, собрал войско, сразился с войском врага, одержал победу, убил три, пять, десять тысяч человек и вследствие того покорил государство и целый народ в несколько миллионов; как ни непонятно, почему поражение одной армии, одной сотой всех сил народа, заставило покориться народ, – все факты истории (насколько она нам известна) подтверждают справедливость того, что большие или меньшие успехи войска одного народа против войска другого народа суть причины или, по крайней мере, существенные признаки увеличения или уменьшения силы народов. Войско одержало победу, и тотчас же увеличились права победившего народа в ущерб побежденному. Войско понесло поражение, и тотчас же по степени поражения народ лишается прав, а при совершенном поражении своего войска совершенно покоряется.
Так было (по истории) с древнейших времен и до настоящего времени. Все войны Наполеона служат подтверждением этого правила. По степени поражения австрийских войск – Австрия лишается своих прав, и увеличиваются права и силы Франции. Победа французов под Иеной и Ауерштетом уничтожает самостоятельное существование Пруссии.
Но вдруг в 1812 м году французами одержана победа под Москвой, Москва взята, и вслед за тем, без новых сражений, не Россия перестала существовать, а перестала существовать шестисоттысячная армия, потом наполеоновская Франция. Натянуть факты на правила истории, сказать, что поле сражения в Бородине осталось за русскими, что после Москвы были сражения, уничтожившие армию Наполеона, – невозможно.
После Бородинской победы французов не было ни одного не только генерального, но сколько нибудь значительного сражения, и французская армия перестала существовать. Что это значит? Ежели бы это был пример из истории Китая, мы бы могли сказать, что это явление не историческое (лазейка историков, когда что не подходит под их мерку); ежели бы дело касалось столкновения непродолжительного, в котором участвовали бы малые количества войск, мы бы могли принять это явление за исключение; но событие это совершилось на глазах наших отцов, для которых решался вопрос жизни и смерти отечества, и война эта была величайшая из всех известных войн…
Период кампании 1812 года от Бородинского сражения до изгнания французов доказал, что выигранное сражение не только не есть причина завоевания, но даже и не постоянный признак завоевания; доказал, что сила, решающая участь народов, лежит не в завоевателях, даже на в армиях и сражениях, а в чем то другом.
Французские историки, описывая положение французского войска перед выходом из Москвы, утверждают, что все в Великой армии было в порядке, исключая кавалерии, артиллерии и обозов, да не было фуража для корма лошадей и рогатого скота. Этому бедствию не могло помочь ничто, потому что окрестные мужики жгли свое сено и не давали французам.
Выигранное сражение не принесло обычных результатов, потому что мужики Карп и Влас, которые после выступления французов приехали в Москву с подводами грабить город и вообще не выказывали лично геройских чувств, и все бесчисленное количество таких мужиков не везли сена в Москву за хорошие деньги, которые им предлагали, а жгли его.

Представим себе двух людей, вышедших на поединок с шпагами по всем правилам фехтовального искусства: фехтование продолжалось довольно долгое время; вдруг один из противников, почувствовав себя раненым – поняв, что дело это не шутка, а касается его жизни, бросил свою шпагу и, взяв первую попавшуюся дубину, начал ворочать ею. Но представим себе, что противник, так разумно употребивший лучшее и простейшее средство для достижения цели, вместе с тем воодушевленный преданиями рыцарства, захотел бы скрыть сущность дела и настаивал бы на том, что он по всем правилам искусства победил на шпагах. Можно себе представить, какая путаница и неясность произошла бы от такого описания происшедшего поединка.
Фехтовальщик, требовавший борьбы по правилам искусства, были французы; его противник, бросивший шпагу и поднявший дубину, были русские; люди, старающиеся объяснить все по правилам фехтования, – историки, которые писали об этом событии.