Андлау (род)

Андлау
Описание герба: герб Андлау из гербовника Зибмахера
Подданство:
Священная Римская империя
Германская империя

Андлау или Андлав (нем. Andlau; нем. Andlaw) — древний немецкий дворянский род, происходящий из Эльзаса — региона на северо-востоке Франции, граничащем с Германией и Швейцарией, где есть замок и город, носящие название Андлау (нем. Andlau).

Существует несколько линий, на которые распался со временем род Андлау, которые поселились в Германии, Франции и Швейцарии.

Пётр Андлау в 1460 году был профессором канонического права и вице-канцлером Базельского университета, в 1475 году — деканом (в то время — «сениор») юридического факультета; приблизительно к 1460 году относится его сочинение De imperio Romano Germanico (изд. Фрегером, Страсбург, 1603 и 1612; Нюрнберг, 1657), составляющее первый опыт построения теории немецкого государственного права.

В 1676 году император Священной Римской империи Леопольд I даровал фамилии Андлау дворянство, возведя её в титул баронов.

В настоящее время существуют только две мужские графские линии рода:

1. линия Малая Ландаусская, с 1750 возведённая в графское достоинство Людовиком XV и навсегда поселившаяся во Франции;
2. линия Гомбургская, возведённая в 1817 году в графское Австрийской империи достоинство, представителем которой в Эльзасе и Бадене был, в частности, Оттон Андлав (р. 7 сентября 1811).

Ещё одна баронская ветвь рода Андлау, называвшаяся по имени своего поместья Андлав-Бирсек, угасла в 1876 году вместе с последним своим мужским представителем бароном Францем Андлавом. Линия эта была основана Эрнестом-Фридрихом Андлау в 1660 году, правнуком которого был барон Конрад-Карл-Фридрих Андлау (23 декабря 1765 — 25 октября 1839). Последний состоял раньше на австрийской государственной службе, потом перешел в Модену, а затем — к великому герцогу Баденскому, поручавшему ему дипломатические миссии в Вену (1809) и Париж (1810). По возвращении занимал пост министра внутренних дел (1810—1813), а весною 1813 года был назначен придворным судьёй в Фрейбурге; с этого поста он был вызван союзниками на должность губернатора Франш-Контэ, откуда возвратился в Баден в 1817 году. Конрад-Карл-Фридрих Андлау оставил двух сыновей, Франца Ксаверия и Генриха-Бернгарда.

Ссылки

• Андлав // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [www.hls-dhs-dss.ch/textes/d/D19982.php Andlau, von]  (нем.)

Отрывок, характеризующий Андлау (род)

Когда двери балагана отворились и пленные, как стадо баранов, давя друг друга, затеснились в выходе, Пьер пробился вперед их и подошел к тому самому капитану, который, по уверению капрала, готов был все сделать для Пьера. Капитан тоже был в походной форме, и из холодного лица его смотрело тоже «оно», которое Пьер узнал в словах капрала и в треске барабанов.
– Filez, filez, [Проходите, проходите.] – приговаривал капитан, строго хмурясь и глядя на толпившихся мимо него пленных. Пьер знал, что его попытка будет напрасна, но подошел к нему.
– Eh bien, qu'est ce qu'il y a? [Ну, что еще?] – холодно оглянувшись, как бы не узнав, сказал офицер. Пьер сказал про больного.
– Il pourra marcher, que diable! – сказал капитан. – Filez, filez, [Он пойдет, черт возьми! Проходите, проходите] – продолжал он приговаривать, не глядя на Пьера.
– Mais non, il est a l'agonie… [Да нет же, он умирает…] – начал было Пьер.
– Voulez vous bien?! [Пойди ты к…] – злобно нахмурившись, крикнул капитан.
Драм да да дам, дам, дам, трещали барабаны. И Пьер понял, что таинственная сила уже вполне овладела этими людьми и что теперь говорить еще что нибудь было бесполезно.
Пленных офицеров отделили от солдат и велели им идти впереди. Офицеров, в числе которых был Пьер, было человек тридцать, солдатов человек триста.
Пленные офицеры, выпущенные из других балаганов, были все чужие, были гораздо лучше одеты, чем Пьер, и смотрели на него, в его обуви, с недоверчивостью и отчужденностью. Недалеко от Пьера шел, видимо, пользующийся общим уважением своих товарищей пленных, толстый майор в казанском халате, подпоясанный полотенцем, с пухлым, желтым, сердитым лицом. Он одну руку с кисетом держал за пазухой, другою опирался на чубук. Майор, пыхтя и отдуваясь, ворчал и сердился на всех за то, что ему казалось, что его толкают и что все торопятся, когда торопиться некуда, все чему то удивляются, когда ни в чем ничего нет удивительного. Другой, маленький худой офицер, со всеми заговаривал, делая предположения о том, куда их ведут теперь и как далеко они успеют пройти нынешний день. Чиновник, в валеных сапогах и комиссариатской форме, забегал с разных сторон и высматривал сгоревшую Москву, громко сообщая свои наблюдения о том, что сгорело и какая была та или эта видневшаяся часть Москвы. Третий офицер, польского происхождения по акценту, спорил с комиссариатским чиновником, доказывая ему, что он ошибался в определении кварталов Москвы.
– О чем спорите? – сердито говорил майор. – Николы ли, Власа ли, все одно; видите, все сгорело, ну и конец… Что толкаетесь то, разве дороги мало, – обратился он сердито к шедшему сзади и вовсе не толкавшему его.
– Ай, ай, ай, что наделали! – слышались, однако, то с той, то с другой стороны голоса пленных, оглядывающих пожарища. – И Замоскворечье то, и Зубово, и в Кремле то, смотрите, половины нет… Да я вам говорил, что все Замоскворечье, вон так и есть.