Анторян, Роберт Овакимович

Роберт Анторян
Общая информация
Полное имя	Роберт Овакимович Анторян
Родился	22 февраля 1942(1942-02-22) (82 года) Тбилиси, СССР
Рост	173 см
Вес	72 кг
Карьера футболиста
Амплуа	нападающий
Клубная карьера**
1960—1963	Кайрат	38 (1)
1963	АДК	? (3)
1964	Арарат (Ереван)	? (?)
1964—1965	Динамо (Целиноград)	? (6)
1966	Кайрат	? (?)
1966—1968	Шахтёр (Караганда)	70 (23)
1968	Цементник	? (2)
1968	Восток	17 (2)
1969—1970	Шахтёр (Караганда)	12 (1)
1971—1972	Алатау (Джамбул)	8 (1)
Тренерская карьера
1978	Актюбинец	начальник команды
1984—1985	Актюбинец
1999	Шахтёр-Испат-Кармет
Информация о судье
Гражданство	Казахстан Казахстан
Город	Алма-Ата
Карьера судьи
Национальные чемпионаты*
1980-1981	Вторая лига СССР по футболу	3
1983	Первая лига СССР по футболу	1
* Количество игр указано только для высшей лиги национального чемпионата. ** Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

Роберт Овакимович Анторян (22 февраля 1942, Тбилиси, Грузинская ССР, СССР) — советский и казахстанский футболист, тренер и футбольный арбитр.

Карьера

Клубная

Начальные годы

Родился и вырос в Тбилиси. Семья Анторяна жила в самом центре города. Отец Анторяна - Оваким Арутюнович являлся беженцем из Турции, сбежавший из-за геноцида армян и поселившийся в приграничном городке Ахалкалаки. После переезда в Тбилиси отец Анторяна занимался изготовлением обуви. Позже Оваким Арутюнович по сфабрикованному обвинению был приговорён к восьми годам лишения свободы. Мать - Наталья Акоповна (в девичестве Джанкулашвили), являлась домохозяйкой, полностью посвятившая себя воспитанию детей. В футбол Анторян играл с детства. Поначалу он играл только во дворе, из-за запрета отца заниматься футболом профессионально.

Первой футбольной секцией Анторяна стала знаменитая футбольная школа №35. Позже с тремя игроками школы был переведён в Футбольную школу молодёжи, где директором был знаменитый арбитр Григорий Константинович Баканидзе. Анторяна в это время тренировали Баканидзе и заслуженный тренер СССР Асер Маркович Гальперин, замещавший во время ухода Баканидзе судить матчи.

В девятом классе в матче со школой "Юный динамовец" в столкновении с защитником Анторян получил тяжёлое сотрясение мозга. После этого игрового момента был на поле ещё двадцать минут, а потом потерял сознание и очнулся уже в больнице.

Кайрат

В это время отец Анторяна, вернувшись из колонии, поехал в Москву советоваться с родным дядей супруги девятого чемпиона мира по шахматам Тиграна Петросяна. В гостинице Оваким Арутюнович познакомился с казахстанцем, оказавшимся дальним родственником Динмухамеда Кунаева. Новый знакомый, курировавший бытовое обслуживание в Кустанайской области, узнав о проблемах отца, позвал его к себе, пообещав любое содействие. Так отец Анторяна стал работать в Кустанае.

Узнав об этом, мать Анторяна телеграммой позвала Овакима Арутюновича в Тбилиси, и попросила забрать сына с собой. В июле 1958 года отец Анторяна прилетел и забрал Роберта с собой в Кустанай. Окончив тогда школу, Анторян сразу заиграл в основном составе местного "Динамо". Летом 1959 года родственника Кунаева перевели в Алма-Ату, а следом поехал и отец Анторяна. Вернувшись после выездного матча домой, Роберт увидел на столе деньги, билет и записку, в которой папа звал его с собой в столицу Казахстана. Потом Анторян играл в группе подготовки "Кайрата", а в сентябре 1959 года Владимир Болотов пригласил его в главную команду. Вместе с Анторяном пришли Владислав Горбов, Диас Омаров и вратарь Олег Водопьянов. Тогда было уже известно, что в следующем сезоне "Кайрату" предстоял дебют в высшей лиге класса А чемпионата СССР. Главный тренер "Кайрата" Николай Глебов приехал в Алма-Ату из Москвы, но быстро завоевал авторитет у футболистов. Николай Яковлевич сумел за короткий срок создать боеспособный коллектив. Игроки на поле понимали и дополняли друг друга.

Дебютировал в основе "Кайрата" весной 1960 года в матче против киевского Динамо. Свой дебют, Анторян охарактеризовал так:

Это произошло весной 1960 года в Киеве в игре с "Динамо". Накануне я отыграл 90 минут за дубль, помню жёсткие стыки с киевлянином Виктором Серебряниковым. А после матча тренер Борис Еркович назвал фамилии дублёров, которые завтра будут в заявке основного состава "Кайрата". В список попал и я. Честно говоря, совершенно не рассчитывал попасть в основу. За два часа до матча чуть не опоздал на автобус, который увозил команду на стадион. Мы с Владимиром Киселёвым пошли в кафе и наелись до отвала вкусных украинских галушек. На 10-й минуте матча Глебов дал мне команду выйти на замену. У Владимира Иванушкина были проблемы с коленом, и он, почувствовав боль, не смог играть. Я, 18-летний юноша, был настолько ошарашен, что от волнения даже бутсы перепутал – правую стал обувать на левую ногу. Поверьте, было от чего поймать мандраж. Огромная чаша киевского стадиона ревела, тысяч сто болельщиков, наверное, собралось. Адреналина в крови выработалось столько, что он даже во вред пошёл (улыбается). Тренер поставил задачу помогать левому защитнику Станиславу Каминскому, встречать киевлян в начале их атакующих действий. А бороться пришлось с Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем, которые часто менялись местами на поле. Ну и в атаке один момент запомнился. Правый защитник Владимир Мороз выдал мне прекрасный пас, я накрутил пару защитников динамовцев и пробил, однако неточно. Во втором тайме чувствовал себя уже увереннее, и, хотя мы проиграли 0:4, Глебов поставил мне за матч четвёрку по пятибалльной шкале. А после матча ко мне подошли капитан "Кайрата" Владимир Скулкин и Вадим Степанов и поддержали, сказав: "Роба, ты что дрожал? Ты же на тренировках из нас клоунов делаешь – мяч у тебя отобрать невозможно. Давай так и играй!" Конечно, мне, самому молодому в "Кайрате", эта поддержка здорово помогла.

Со второго круга Анторян стал уже твёрдым футболистом основы. Сезон 1961 года Роберт также начинал в числе 11 игроков стартового состава. "Кайрат" в то время придерживался действия от обороны. Тогдашний главный тренер "Кайрата" Николай Глебов Анторяну часто давал персональные задания – опекать лидеров команд-соперников.

После ухода из Кайрата

В 1963 года из-за конфликта с кураторами "Кайрата" был отчислен из клуба. Тот сезон Анторян отыграл в другом алматинском клубе - АДК.

На следующий сезон Анторян перешёл в ереванский Арарат. Играя хорошо в дубле – забивая и отдавая голевые передачи, у Анторяна ничего не получалось в основном составе. К тому же из обещанных условий руководство клуба практически ничего не выполнила. В то время Роберт уже поженился. Супругой Анторяна стала Татьяна Ильина - мастер спорта по лёгкой атлетике, входившая в сборную СССР. Не получив обещанных условий Анторян попытался объясниться с руководством "Арарата", но, столкнувшись с хамством, он вспылил и летом 1964 года уехал из Еревана.

Неудачное возвращение

После ухода из Еревана Анторяна пригласили в целиноградское Динамо. Здесь он отыграл два сезона и был приглашён Владимиром Котляровым на сборы в "Кайрат". Продержав 4 месяца Котляров так и не заявил Анторяна на следующий сезон. Чуть не оставшись на следующий сезон без игровой практики, Анторяна выручил Анатолий Полосин, тогда тренировавший команду класса Б из Темиртау. Вскоре за Анторяном из Караганды приехал капитан "Шахтёра", занимавший ещё и должность начальника команды Рафаэль Сарумов, и уговорил переехать к ним. За переход Анторяна главный тренер "Шахтёра" Игорь Волчок отдал Полосину нескольких игроков.

Шахтёр

Игорь Семёнович сразу поставил Анторяна в основу, где он много забивал. Выступив хорошо, в 1967 году "Шахтёр" в своей подгруппе класса А занял первое место и вышел в финальный раунд. В финальном раунде "Шахтёру" противостоял кировабадский Динамо и киевский СКА. Проиграв кировабадцам "Шахтёр" не смог выйти в первую группу класса А.

В 1968 году главным тренером "Шахтёра" стал Владимир Котляров, и Анторян из-за раннего конфликта с этим тренером, сразу же ушёл из клуба и отыграл сезон в усть-каменогорском Востоке. В 1969 году Роберт вернулся в Караганду, когда команду возглавил Анатолий Полосин. Но сезон для Анторяна получился скомканным, и Роберт не всегда попадал в состав.

Алатау

В 1971 году из-за малой игровой практики в "Шахтёре", перешёл в джамбульский Алатау. В первый сезон Анторян с клубом завоевал второе место в своей зоне во второй лиге СССР. В 1973 году окончил профессиональную карьеру из-за развода с женой - Татьяной Ильиной.

После окончания карьеры

После развода у Анторяна возникали проблемы с трудоустройством. Бывшая тёща ополчилась против него и соответственно настраивала Татьяну против бывшего мужа. Знакомый бывшей жены Анторяна - Михаил Иванович Ильин был зампредсовмина Казахской ССР. Дошло до того, что, когда Роберт устроился в среднюю школу преподавателем физкультуры, директор через неделю вызвала его и попросила уволиться по собственному желанию, добавив, что в противном случае проблемы возникнут у неё. После этого случая Анторян пошёл к бывшему председателю Спорткомитета республики Каркену Ахметовичу Ахметову, который к тому времени работал в Совмине, и, который очень тепло относился к Роберту. Тогда прямо из своего кабинета Ахметов позвонил председателю федерации футбола республики Михаилу Черданцеву, и попросил его устроить Анторяна на работу.

По приказу Черданцева Анторян был назначен тренером кокчетавского Торпедо, которая в своей зоне второй лиги шла на предпоследнем 15-м месте. Придя в клуб Роберт обновил состав клуба, подобрав несколько игроков из института физкультуры и СКА. Наладив игру, команда Анторяна смогла подняться в турнирной таблице и не выбыть из второй лиги.

После развала СССР Анторян занимался разными делами, даже бизнесом. В это время Роберта периодически привлекали к судейству на первенство Алматы.

В 1999 году тогдашний аким Карагандинской области Мажит Есенбаев пригласил Анторяна в "Шахтёр". В это время Роберт оказался заложником сложных взаимоотношений акима и представителя спонсора клуба. Из-за непонятной ситуации Анторяну управлять командой было крайне сложно. Не достигнув поставленной задачи, а также из-за ухода Есенбаева из должности акима Роберт подал в отставку.

В 2012 году Анторян тренировал любительский футбольный клуб "Бруск", созданный при курдском культурном центре.

Достижения

• Чемпион Первой лиги СССР: 1967
• Серебряный призёр Первой лиги СССР: 1969

Ссылки

• [kaz-football.kz/fame/gf-antoryan.shtml Роберт АНТОРЯН: "У тех, кто помнит прошлое, есть и будущее"]
• [footballfacts.ru/players/384241 Профиль на сайте FootballFacts.ru]

Отрывок, характеризующий Анторян, Роберт Овакимович

– A celui qui s'est le plus vaillament conduit dans cette derieniere guerre, [Тому, кто храбрее всех показал себя во время войны,] – прибавил Наполеон, отчеканивая каждый слог, с возмутительным для Ростова спокойствием и уверенностью оглядывая ряды русских, вытянувшихся перед ним солдат, всё держащих на караул и неподвижно глядящих в лицо своего императора.
– Votre majeste me permettra t elle de demander l'avis du colonel? [Ваше Величество позволит ли мне спросить мнение полковника?] – сказал Александр и сделал несколько поспешных шагов к князю Козловскому, командиру батальона. Бонапарте стал между тем снимать перчатку с белой, маленькой руки и разорвав ее, бросил. Адъютант, сзади торопливо бросившись вперед, поднял ее.
– Кому дать? – не громко, по русски спросил император Александр у Козловского.
– Кому прикажете, ваше величество? – Государь недовольно поморщился и, оглянувшись, сказал:
– Да ведь надобно же отвечать ему.
Козловский с решительным видом оглянулся на ряды и в этом взгляде захватил и Ростова.
«Уж не меня ли?» подумал Ростов.
– Лазарев! – нахмурившись прокомандовал полковник; и первый по ранжиру солдат, Лазарев, бойко вышел вперед.
– Куда же ты? Тут стой! – зашептали голоса на Лазарева, не знавшего куда ему итти. Лазарев остановился, испуганно покосившись на полковника, и лицо его дрогнуло, как это бывает с солдатами, вызываемыми перед фронт.
Наполеон чуть поворотил голову назад и отвел назад свою маленькую пухлую ручку, как будто желая взять что то. Лица его свиты, догадавшись в ту же секунду в чем дело, засуетились, зашептались, передавая что то один другому, и паж, тот самый, которого вчера видел Ростов у Бориса, выбежал вперед и почтительно наклонившись над протянутой рукой и не заставив ее дожидаться ни одной секунды, вложил в нее орден на красной ленте. Наполеон, не глядя, сжал два пальца. Орден очутился между ними. Наполеон подошел к Лазареву, который, выкатывая глаза, упорно продолжал смотреть только на своего государя, и оглянулся на императора Александра, показывая этим, что то, что он делал теперь, он делал для своего союзника. Маленькая белая рука с орденом дотронулась до пуговицы солдата Лазарева. Как будто Наполеон знал, что для того, чтобы навсегда этот солдат был счастлив, награжден и отличен от всех в мире, нужно было только, чтобы его, Наполеонова рука, удостоила дотронуться до груди солдата. Наполеон только прило жил крест к груди Лазарева и, пустив руку, обратился к Александру, как будто он знал, что крест должен прилипнуть к груди Лазарева. Крест действительно прилип.
Русские и французские услужливые руки, мгновенно подхватив крест, прицепили его к мундиру. Лазарев мрачно взглянул на маленького человечка, с белыми руками, который что то сделал над ним, и продолжая неподвижно держать на караул, опять прямо стал глядеть в глаза Александру, как будто он спрашивал Александра: всё ли еще ему стоять, или не прикажут ли ему пройтись теперь, или может быть еще что нибудь сделать? Но ему ничего не приказывали, и он довольно долго оставался в этом неподвижном состоянии.
Государи сели верхами и уехали. Преображенцы, расстроивая ряды, перемешались с французскими гвардейцами и сели за столы, приготовленные для них.
Лазарев сидел на почетном месте; его обнимали, поздравляли и жали ему руки русские и французские офицеры. Толпы офицеров и народа подходили, чтобы только посмотреть на Лазарева. Гул говора русского французского и хохота стоял на площади вокруг столов. Два офицера с раскрасневшимися лицами, веселые и счастливые прошли мимо Ростова.
– Каково, брат, угощенье? Всё на серебре, – сказал один. – Лазарева видел?
– Видел.
– Завтра, говорят, преображенцы их угащивать будут.
– Нет, Лазареву то какое счастье! 10 франков пожизненного пенсиона.
– Вот так шапка, ребята! – кричал преображенец, надевая мохнатую шапку француза.
– Чудо как хорошо, прелесть!
– Ты слышал отзыв? – сказал гвардейский офицер другому. Третьего дня было Napoleon, France, bravoure; [Наполеон, Франция, храбрость;] вчера Alexandre, Russie, grandeur; [Александр, Россия, величие;] один день наш государь дает отзыв, а другой день Наполеон. Завтра государь пошлет Георгия самому храброму из французских гвардейцев. Нельзя же! Должен ответить тем же.
Борис с своим товарищем Жилинским тоже пришел посмотреть на банкет преображенцев. Возвращаясь назад, Борис заметил Ростова, который стоял у угла дома.
– Ростов! здравствуй; мы и не видались, – сказал он ему, и не мог удержаться, чтобы не спросить у него, что с ним сделалось: так странно мрачно и расстроено было лицо Ростова.
– Ничего, ничего, – отвечал Ростов.
– Ты зайдешь?
– Да, зайду.
Ростов долго стоял у угла, издалека глядя на пирующих. В уме его происходила мучительная работа, которую он никак не мог довести до конца. В душе поднимались страшные сомнения. То ему вспоминался Денисов с своим изменившимся выражением, с своей покорностью и весь госпиталь с этими оторванными руками и ногами, с этой грязью и болезнями. Ему так живо казалось, что он теперь чувствует этот больничный запах мертвого тела, что он оглядывался, чтобы понять, откуда мог происходить этот запах. То ему вспоминался этот самодовольный Бонапарте с своей белой ручкой, который был теперь император, которого любит и уважает император Александр. Для чего же оторванные руки, ноги, убитые люди? То вспоминался ему награжденный Лазарев и Денисов, наказанный и непрощенный. Он заставал себя на таких странных мыслях, что пугался их.
Запах еды преображенцев и голод вызвали его из этого состояния: надо было поесть что нибудь, прежде чем уехать. Он пошел к гостинице, которую видел утром. В гостинице он застал так много народу, офицеров, так же как и он приехавших в статских платьях, что он насилу добился обеда. Два офицера одной с ним дивизии присоединились к нему. Разговор естественно зашел о мире. Офицеры, товарищи Ростова, как и большая часть армии, были недовольны миром, заключенным после Фридланда. Говорили, что еще бы подержаться, Наполеон бы пропал, что у него в войсках ни сухарей, ни зарядов уж не было. Николай молча ел и преимущественно пил. Он выпил один две бутылки вина. Внутренняя поднявшаяся в нем работа, не разрешаясь, всё также томила его. Он боялся предаваться своим мыслям и не мог отстать от них. Вдруг на слова одного из офицеров, что обидно смотреть на французов, Ростов начал кричать с горячностью, ничем не оправданною, и потому очень удивившею офицеров.
– И как вы можете судить, что было бы лучше! – закричал он с лицом, вдруг налившимся кровью. – Как вы можете судить о поступках государя, какое мы имеем право рассуждать?! Мы не можем понять ни цели, ни поступков государя!
– Да я ни слова не говорил о государе, – оправдывался офицер, не могший иначе как тем, что Ростов пьян, объяснить себе его вспыльчивости.
Но Ростов не слушал.
– Мы не чиновники дипломатические, а мы солдаты и больше ничего, – продолжал он. – Умирать велят нам – так умирать. А коли наказывают, так значит – виноват; не нам судить. Угодно государю императору признать Бонапарте императором и заключить с ним союз – значит так надо. А то, коли бы мы стали обо всем судить да рассуждать, так этак ничего святого не останется. Этак мы скажем, что ни Бога нет, ничего нет, – ударяя по столу кричал Николай, весьма некстати, по понятиям своих собеседников, но весьма последовательно по ходу своих мыслей.
– Наше дело исполнять свой долг, рубиться и не думать, вот и всё, – заключил он.
– И пить, – сказал один из офицеров, не желавший ссориться.
– Да, и пить, – подхватил Николай. – Эй ты! Еще бутылку! – крикнул он.



В 1808 году император Александр ездил в Эрфурт для нового свидания с императором Наполеоном, и в высшем Петербургском обществе много говорили о величии этого торжественного свидания.
В 1809 году близость двух властелинов мира, как называли Наполеона и Александра, дошла до того, что, когда Наполеон объявил в этом году войну Австрии, то русский корпус выступил за границу для содействия своему прежнему врагу Бонапарте против прежнего союзника, австрийского императора; до того, что в высшем свете говорили о возможности брака между Наполеоном и одной из сестер императора Александра. Но, кроме внешних политических соображений, в это время внимание русского общества с особенной живостью обращено было на внутренние преобразования, которые были производимы в это время во всех частях государственного управления.
Жизнь между тем, настоящая жизнь людей с своими существенными интересами здоровья, болезни, труда, отдыха, с своими интересами мысли, науки, поэзии, музыки, любви, дружбы, ненависти, страстей, шла как и всегда независимо и вне политической близости или вражды с Наполеоном Бонапарте, и вне всех возможных преобразований.
Князь Андрей безвыездно прожил два года в деревне. Все те предприятия по именьям, которые затеял у себя Пьер и не довел ни до какого результата, беспрестанно переходя от одного дела к другому, все эти предприятия, без выказыванья их кому бы то ни было и без заметного труда, были исполнены князем Андреем.
Он имел в высшей степени ту недостававшую Пьеру практическую цепкость, которая без размахов и усилий с его стороны давала движение делу.
Одно именье его в триста душ крестьян было перечислено в вольные хлебопашцы (это был один из первых примеров в России), в других барщина заменена оброком. В Богучарово была выписана на его счет ученая бабка для помощи родильницам, и священник за жалованье обучал детей крестьянских и дворовых грамоте.
Одну половину времени князь Андрей проводил в Лысых Горах с отцом и сыном, который был еще у нянек; другую половину времени в богучаровской обители, как называл отец его деревню. Несмотря на выказанное им Пьеру равнодушие ко всем внешним событиям мира, он усердно следил за ними, получал много книг, и к удивлению своему замечал, когда к нему или к отцу его приезжали люди свежие из Петербурга, из самого водоворота жизни, что эти люди, в знании всего совершающегося во внешней и внутренней политике, далеко отстали от него, сидящего безвыездно в деревне.
Кроме занятий по именьям, кроме общих занятий чтением самых разнообразных книг, князь Андрей занимался в это время критическим разбором наших двух последних несчастных кампаний и составлением проекта об изменении наших военных уставов и постановлений.
Весною 1809 года, князь Андрей поехал в рязанские именья своего сына, которого он был опекуном.
Пригреваемый весенним солнцем, он сидел в коляске, поглядывая на первую траву, первые листья березы и первые клубы белых весенних облаков, разбегавшихся по яркой синеве неба. Он ни о чем не думал, а весело и бессмысленно смотрел по сторонам.
Проехали перевоз, на котором он год тому назад говорил с Пьером. Проехали грязную деревню, гумны, зеленя, спуск, с оставшимся снегом у моста, подъём по размытой глине, полосы жнивья и зеленеющего кое где кустарника и въехали в березовый лес по обеим сторонам дороги. В лесу было почти жарко, ветру не слышно было. Береза вся обсеянная зелеными клейкими листьями, не шевелилась и из под прошлогодних листьев, поднимая их, вылезала зеленея первая трава и лиловые цветы. Рассыпанные кое где по березнику мелкие ели своей грубой вечной зеленью неприятно напоминали о зиме. Лошади зафыркали, въехав в лес и виднее запотели.
Лакей Петр что то сказал кучеру, кучер утвердительно ответил. Но видно Петру мало было сочувствования кучера: он повернулся на козлах к барину.