Байчи-Жилински, Эндре

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эндре Байчи-Жилински
венг. Bajcsy-Zsilinszky Endre

Памятник Эндре Байчи-Жилински на площади Ференца Деака в Будапеште
Род деятельности:

венгерский политик, журналист и участник антифашистского движения

Место рождения:

Сарваш

Место смерти:

Шопронкёхида

Эндре Байчи-Жилински (венг. Bajcsy-Zsilinszky Endre; 6 июля 1886, Сарваш — 24 декабря 1944, Шопронкёхида) — венгерский политик, журналист, участник фашистского, а затем антифашистского движения.



Биография

В молодости состоял в партии «Защиты расы», позднее порвал с ней. С 1922 года — депутат государственного собрания. Один из соучредителей Национал-радикальной партии Венгрии (1930), депутат от этой партии в Венгерском парламенте.

С 1939 года — член и один из лидеров Партии мелких сельских хозяев, избирался от неё в парламент. Основатель и редактор нескольких венгерских изданий. Выступал против присоединения Венгрии к Антикоминтерновскому пакту, союза с нацистской Германией и участия Венгрии во Второй мировой войне.

После переворота Салаши ушёл в подполье, был одним из организаторов Венгерского фронта (1944), возглавлял одно из его течений. В ноябре 1944 организовал военный штаб Венгерского фронта. Арестован нилашистами и повешен 24 декабря 1944. 27 мая 1945 состоялось торжественное перезахоронение его останков в Тарпе. Имя Байчи-Жилински носит одна из центральных улиц венгерской столицы и станция Будапештского метрополитена. Изображен на венгерской почтовой марке 1945 года.

Напишите отзыв о статье "Байчи-Жилински, Эндре"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Байчи-Жилински, Эндре

Солдаты французской армии шли убивать русских солдат в Бородинском сражении не вследствие приказания Наполеона, но по собственному желанию. Вся армия: французы, итальянцы, немцы, поляки – голодные, оборванные и измученные походом, – в виду армии, загораживавшей от них Москву, чувствовали, что le vin est tire et qu'il faut le boire. [вино откупорено и надо выпить его.] Ежели бы Наполеон запретил им теперь драться с русскими, они бы его убили и пошли бы драться с русскими, потому что это было им необходимо.
Когда они слушали приказ Наполеона, представлявшего им за их увечья и смерть в утешение слова потомства о том, что и они были в битве под Москвою, они кричали «Vive l'Empereur!» точно так же, как они кричали «Vive l'Empereur!» при виде изображения мальчика, протыкающего земной шар палочкой от бильбоке; точно так же, как бы они кричали «Vive l'Empereur!» при всякой бессмыслице, которую бы им сказали. Им ничего больше не оставалось делать, как кричать «Vive l'Empereur!» и идти драться, чтобы найти пищу и отдых победителей в Москве. Стало быть, не вследствие приказания Наполеона они убивали себе подобных.
И не Наполеон распоряжался ходом сраженья, потому что из диспозиции его ничего не было исполнено и во время сражения он не знал про то, что происходило впереди его. Стало быть, и то, каким образом эти люди убивали друг друга, происходило не по воле Наполеона, а шло независимо от него, по воле сотен тысяч людей, участвовавших в общем деле. Наполеону казалось только, что все дело происходило по воле его. И потому вопрос о том, был ли или не был у Наполеона насморк, не имеет для истории большего интереса, чем вопрос о насморке последнего фурштатского солдата.
Тем более 26 го августа насморк Наполеона не имел значения, что показания писателей о том, будто вследствие насморка Наполеона его диспозиция и распоряжения во время сражения были не так хороши, как прежние, – совершенно несправедливы.
Выписанная здесь диспозиция нисколько не была хуже, а даже лучше всех прежних диспозиций, по которым выигрывались сражения. Мнимые распоряжения во время сражения были тоже не хуже прежних, а точно такие же, как и всегда. Но диспозиция и распоряжения эти кажутся только хуже прежних потому, что Бородинское сражение было первое, которого не выиграл Наполеон. Все самые прекрасные и глубокомысленные диспозиции и распоряжения кажутся очень дурными, и каждый ученый военный с значительным видом критикует их, когда сражение по ним не выиграно, и самью плохие диспозиции и распоряжения кажутся очень хорошими, и серьезные люди в целых томах доказывают достоинства плохих распоряжений, когда по ним выиграно сражение.