Балухатый, Сергей Дмитриевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Сергей Дмитриевич Балухатый
Дата рождения:

12 (24) марта 1893(1893-03-24)

Место рождения:

Феодосия, Таврическая губерния, Российская империя

Дата смерти:

2 апреля 1945(1945-04-02) (52 года)

Место смерти:

Ленинград, СССР

Страна:

Российская империя, СССР

Научная сфера:

литературоведение

Место работы:

Самарский государственный университет, Ленинградский государственный университет, Пушкинский дом, Саратовский государственный университет

Учёное звание:

профессор, член-корреспондент АН СССР (1943)

Альма-матер:

Санкт-Петербургский университет

Известен как:

начинатель Чеховианы[1]

Серге́й Дми́триевич Балуха́тый (12 (24) марта 1893, Феодосия — 2 апреля 1945, Ленинград) — советский литературовед, библиограф, член-корреспондент АН СССР (1943).

В 19191923 профессор Самарского, затем, до конца жизни — Ленинградского университетов. С 1930 руководил отделом русской литературы XX века в Институте русской литературы АН СССР (Пушкинский дом). Исследования С. Д. Балухатого посвящены, главным образом, творчеству М. Горького и А. П. Чехова.

Скончался 2 апреля 1945 года в Ленинграде. Похоронен на Литераторских мостках на Волковском кладбище[2].





Семья

Напишите отзыв о статье "Балухатый, Сергей Дмитриевич"

Примечания

  1. Н. Образцова [www.library.taganrog.ru/obraztsova/chehoviana.html Так начиналась Чеховиана] // Вехи Таганрога. — 2007. — № 33. — С. 78-80.
  2. 1 2 [volkovka.ru/nekropol/view/item/id/462/catid/4 Могила С. Д. и Л. Ф. Балухатых на Волковском кладбище]

Сочинения

  • Критика о М. Горьком. Библиография статей и книг. 1893—1932, М., 1934;
  • Литературная работа М. Горького. Список первопечатных текстов и авторизованных изданий 1892—1934, М.-Л., 1936;
  • Чехов-драматург, Л., 1936;
  • Вопросы изучения драматургии М. Горького, М.-Л., 1938;
  • Горьковский семинарий, Л., 1946.

Ссылки

Предшественник:
Гуковский, Григорий Александрович (и. о.)
декан филологического факультета ЛГУ
1943—1945
Преемник:
Алексеев, Михаил Павлович

Отрывок, характеризующий Балухатый, Сергей Дмитриевич

– До чего… до чего довели! – проговорил вдруг Кутузов взволнованным голосом, очевидно, ясно представив себе, из рассказа князя Андрея, положение, в котором находилась Россия. – Дай срок, дай срок, – прибавил он с злобным выражением лица и, очевидно, не желая продолжать этого волновавшего его разговора, сказал: – Я тебя вызвал, чтоб оставить при себе.
– Благодарю вашу светлость, – отвечал князь Андрей, – но я боюсь, что не гожусь больше для штабов, – сказал он с улыбкой, которую Кутузов заметил. Кутузов вопросительно посмотрел на него. – А главное, – прибавил князь Андрей, – я привык к полку, полюбил офицеров, и люди меня, кажется, полюбили. Мне бы жалко было оставить полк. Ежели я отказываюсь от чести быть при вас, то поверьте…
Умное, доброе и вместе с тем тонко насмешливое выражение светилось на пухлом лице Кутузова. Он перебил Болконского:
– Жалею, ты бы мне нужен был; но ты прав, ты прав. Нам не сюда люди нужны. Советчиков всегда много, а людей нет. Не такие бы полки были, если бы все советчики служили там в полках, как ты. Я тебя с Аустерлица помню… Помню, помню, с знаменем помню, – сказал Кутузов, и радостная краска бросилась в лицо князя Андрея при этом воспоминании. Кутузов притянул его за руку, подставляя ему щеку, и опять князь Андрей на глазах старика увидал слезы. Хотя князь Андрей и знал, что Кутузов был слаб на слезы и что он теперь особенно ласкает его и жалеет вследствие желания выказать сочувствие к его потере, но князю Андрею и радостно и лестно было это воспоминание об Аустерлице.
– Иди с богом своей дорогой. Я знаю, твоя дорога – это дорога чести. – Он помолчал. – Я жалел о тебе в Букареште: мне послать надо было. – И, переменив разговор, Кутузов начал говорить о турецкой войне и заключенном мире. – Да, немало упрекали меня, – сказал Кутузов, – и за войну и за мир… а все пришло вовремя. Tout vient a point a celui qui sait attendre. [Все приходит вовремя для того, кто умеет ждать.] A и там советчиков не меньше было, чем здесь… – продолжал он, возвращаясь к советчикам, которые, видимо, занимали его. – Ох, советчики, советчики! – сказал он. Если бы всех слушать, мы бы там, в Турции, и мира не заключили, да и войны бы не кончили. Всё поскорее, а скорое на долгое выходит. Если бы Каменский не умер, он бы пропал. Он с тридцатью тысячами штурмовал крепости. Взять крепость не трудно, трудно кампанию выиграть. А для этого не нужно штурмовать и атаковать, а нужно терпение и время. Каменский на Рущук солдат послал, а я их одних (терпение и время) посылал и взял больше крепостей, чем Каменский, и лошадиное мясо турок есть заставил. – Он покачал головой. – И французы тоже будут! Верь моему слову, – воодушевляясь, проговорил Кутузов, ударяя себя в грудь, – будут у меня лошадиное мясо есть! – И опять глаза его залоснились слезами.
– Однако до лжно же будет принять сражение? – сказал князь Андрей.
– До лжно будет, если все этого захотят, нечего делать… А ведь, голубчик: нет сильнее тех двух воинов, терпение и время; те всё сделают, да советчики n'entendent pas de cette oreille, voila le mal. [этим ухом не слышат, – вот что плохо.] Одни хотят, другие не хотят. Что ж делать? – спросил он, видимо, ожидая ответа. – Да, что ты велишь делать? – повторил он, и глаза его блестели глубоким, умным выражением. – Я тебе скажу, что делать, – проговорил он, так как князь Андрей все таки не отвечал. – Я тебе скажу, что делать и что я делаю. Dans le doute, mon cher, – он помолчал, – abstiens toi, [В сомнении, мой милый, воздерживайся.] – выговорил он с расстановкой.