Волковское кладбище

Кладбище
Волковское кладбище
Церковь Святого Иова
Страна	Россия
Дата основания	11 мая 1756 года

Во́лковское кладбище; ранее официально Волково кладбище — кладбище, расположенное во Фрунзенском районе Санкт-Петербурга. Располагается между Касимовской, Камчатской, Самойловой, Мгинской улицами, Расстанным переулком, Нефтяной дорогой и Волковским проспектом. Состоит из православного кладбища и лютеранского кладбища — двух больших участков, между которыми протекает река Волковка. По площади занимает 26 гектаров.

Кладбище известно «Литераторскими мостками» — участком, на котором захоронено много русских и советских писателей, музыкантов, актёров, архитекторов, учёных и общественных деятелей, а также мать В. И. Ленина и его сёстры.

Православное кладбище

Волково кладбище было основано по указу Сената 11 мая 1756 года, в связи с закрытием по приказу императрицы Елизаветы Петровны кладбища при церкви Иоанна Предтечи. Своё название кладбище получило из-за находившейся рядом (на другом берегу Волковки, в то время называвшейся Чёрной речкой) Волковой деревни, которая, в свою очередь, получила своё название из-за большого числа волков, населявших окружающую местность. Согласно документам того времени, волки нередко нападали стаями на одиноко идущих людей в этой местности даже в XVIII веке.

На содержание кладбища выделялось немного средств, оно предназначалось для малоимущих людей, поэтому благоустройством кладбища никто не занимался. Кроме того, не велось надзора за тем, кто и где устраивает захоронение. По этой причине, на кладбище отсутствовали дорожки, во многих местах их невозможно было провести, не задев могил.

В 1759 году на территории кладбища была построена деревянная церковь, которую 3 декабря освятили во имя Спаса Нерукотворного Образа. К 1795 году она обветшала и была разобрана.

В октябре 1777 года построена деревянная церковь «в память обновления храма Воскресения Христова в Иерусалиме». Эта церковь сгорела 1 января 1782 года, и в том же году на её месте под руководством архитектора И. Е. Старова началось строительство каменной Воскресенской церкви, которое завершилось в 1785 году.

В 1808 году указом императора Александра I территория кладбища была существенно увеличена.

В 1812 году кладбище было обустроено: были выкопаны канавы, посажены деревья.

В 1832—1834 годах по проекту П. Ф. Воцкого сооружена колокольня и ворота.

С 1837 по 1842 год велось строительство главой каменной церкви Спаса Нерукотворного под руководством архитекторов Ф. И. Руска и В. И. Беретти.

С 1850 по 1852 год по проекту Ф. И. Руски строилась новая каменная церковь, которую освятил во имя Всех Святых митрополит Никанор 26 августа 1852 года. Строительство велось на средства купца П. И. Пономарёва, поэтому в народе её прозвали Пономарёвской.

В 1885 году началось строительство церкви Святого праведного Иова. Церковь строилась на средства П. М. Крюковой над могилой её мужа. Архитектор И. А. Аристархов, работавший над созданием этого храма, умер до окончания строительства, и был похоронен в подцерковье. Строительство закончилось в 1887 году. В советское время и в годы блокады храм не закрывался, и действует по сей день.

В 1910—1913 году на территории кладбища по проекту А. П. Аплаксина была построена церковь Успения Пресвятой Богородицы.

В 1920—1930 годы кладбище претерпело значительные изменения. Было разрушено много склепов и памятников, часть могил были перенесена, в 1932 году была разрушена Успенская церковь, в 1935 году — Всесвятская. Спасскую церковь в 1937 году перестроили под цеха завода «Монументскульптура». Храм Воскресения Словущего закрыли 28 января 1936 года, через полгода после организации музея-некрополя «Литераторские мостки», которому и передали здание. С 2008 года храм стал снова действующим.

В годы блокады на кладбище устраивались массовые захоронения, место которых отмечено памятником. В настоящее время кладбище имеет статус действующего, на нём продолжают хоронить людей.

Литераторские мостки

Кладбищенские дорожки от сырости и грязи накрывали деревянными настилами, или иначе, «мостками». Людей, принадлежащих к определённым сословиям или национальностям, старались хоронить рядом, а эти участки получили название «Цыганские мостки», «Немецкие мостки» и т. д.

В 1848 году на кладбище был похоронен Белинский. В 1861 году рядом похоронили критика Добролюбова, затем публициста Дмитрия Писарева (1868). Постепенно вблизи этих могил стали хоронить других литераторов, а этот участок получил название «Литераторские мостки». 9 июня 1918 года рядом с могилой Белинского был похоронен известный революционер, философ и публицист Г. В. Плеханов. Здесь также похоронены писатели: Гончаров,Тургенев, Салтыков-Щедрин, Лесков, Куприн, ученые: Менделеев, Павлов и Крылов а также многие другие деятели искусства и науки.

В настоящее время здесь хоронят выдающихся жителей Санкт-Петербурга, получивших признание в области искусства и науки.

Лютеранское кладбище

В настоящее время лютеранским кладбищем называется участок восточнее православного кладбища, однако исторически он состоит из пяти участков: лютеранского, старообрядческого, единоверческого и двух еврейских.

Лютеранское кладбище

Лютеранское кладбище было основано во второй половине XVIII века напротив православного за речкой Волковкой. Кладбище предназначалось для захоронения лютеран, которые составляли в то время значительную часть населения Санкт-Петербурга. Прошение о выделении места под кладбище было подано от конвента Петрикирхе ещё в 1741 году, но место в сто двадцать сажен длиной и восемьдесят шириной под кладбище было выделено только в 1773 году после закрытия Сампсониевского кладбища. Первым, кто был похоронен на этом кладбище, оказался немецкий купец Иоганн Гебхард Бретфельд, умерший 30 мая 1773 года. По этой причине долгое время кладбище называлось Бретфельдовым. Обустройством кладбища занималась община Петрикирхе, поэтому преимуществом при выборе мест и в цене за место захоронения имели в первую очередь прихожане церквей Святого Петра и Святой Анны. Община Петрикирхе серьёзно подошла к организации похоронных дел. Кладбище было поделено на линии и разряды, захоронение в которых отличалось по цене. Все могилы нумеровались и регистрировались, отмечались все захоронения и памятники, вёлся подробный архив. Кроме того, на кладбище была введена уникальная система координат, позволяющая точно фиксировать места захоронений. Благодаря этому даже теперь можно точно установить место погребения как минимум 40 000 людей по сохранившейся документации, которая в настоящее время хранится в Центральном Государственном историческом архиве Санкт-Петербурга. Книги захоронений включают в себя записи с 1820 по 1935 годы.

В 1790 году на средства Петрикирхе была построен мост через речку и новая дорога к кладбищу.

В 1842 году построены каменные ворота с деревянной оградой.

В 1877 году по проекту архитектора И. Вольфа было начато строительство часовни, которую освятили 21 мая 1879 года.

В 1900 году были построены новые, более высокие, ворота, необходимость в которых была вызвана увеличившейся высотой катафалков. Архитектором являлся Е. Гельман, который ранее был автором проектов ряда деревянных сооружений на территории кладбища. Ансамбль кладбища приобрёл законченный вид.

В 1920-е годы все деревянные постройки, принадлежащие кладбищу, были разобраны на дрова, ворота и часовня — на кирпичи. Многие захоронения из-за отсутствия надлежащего ухода были разрушены. Позже некоторые памятники вместе с захоронениями были перенесены в некрополь Александро-Невской Лавры (например, захоронение Росси), некоторые были перенесены отдельно, как образцы художественных надгробий.

В 1990-е годы начались работы по обследованию кладбища по инициативе Санкт-Петербургского немецкого общества. В 1996 году работы закончились. В ходе этих исследований было описано более 2000 памятников, 3800 захороненных лиц, все данные занесены в компьютерную базу.

25 января 1998 года на Волковском лютеранском кладбище неизвестными было разрушено 82 могильных памятника.

Старообрядческое кладбище

Старообрядческое кладбище было основано купцами Воробьевым и Волковым в 1787 году. Оно располагалось севернее лютеранского. 31 августа 1834 года к лютеранскому кладбищу примкнули участки Волковой деревни, отделяющие старообрядческое и лютеранское кладбища. В настоящий момент оба кладбища составляют единое целое. В 1884 году на территории старообрядческого кладбища по проекту архитекторов Ф. И. Габерцетеля и А. О. Томишко были построены мужская и женская богадельни с молельными, закрытые в 1930-е годы, а позже перестроенные под диспансер. К началу 1990-х годов на кладбище не сохранилось старинных памятников

Единоверческое кладбище

Единоверческое кладбище было основано в конце XVIII века. В 1818 году по проекту архитектора Беретти на нём была построена Благовещенская церковь, которая была закрыта в 1931 году, а позже, как и другие, была уничтожена. Кладбище также слилось с лютеранским в XX веке.

Еврейские кладбища

Старое еврейское кладбище, устроенное в 1802 (1809) году, располагалось между речкой Волковкой и западной границей лютеранского кладбища. Новое еврейское кладбище, устроенное в 1859 (1862) году, располагается вдоль западной стороны бывшей Нобелевской улицы, примыкая к юго-восточной части лютеранского кладбища. Площадь каждого из этих еврейских кладбищ — приблизительно 0,2 гектара. В 1916 году часть надгробий со старого кладбища была перенесена на новое в связи с прокладкой трамвайных путей по набережной реки Волковки. К настоящему времени на новом кладбище сохранилось несколько надгробий, на старейшем из них — доктора Генриха Курицкого — указан 1867 год.

См. также

• Ново-Волковское кладбище

Литература

• Алфавитный указатель исторических могил, находящихся на кладбищах гор. Петрограда и его окрестностей // [vivaldi.nlr.ru/bx000020038/view#page=1872 Отдел IV: Алфавитный указатель исторических могил…] // Весь Петроград на 1917 год, адресная и справочная книга г. Петрограда. — Пг.: Товарищество А. С. Суворина — «Новое время», 1917. — С. 486—489. — ISBN 5-94030-052-9.
• Горбачевич К. С., Хабло Е. П. Почему так названы? О происхождении названий улиц, площадей, островов, рек и мостов Ленинграда. — 3-е изд., испр. и доп. — Л.: Лениздат, 1985. — С. 76. — 511 с.
• Санкт-Петербург. Петроград. Ленинград: Энциклопедический справочник. — М.: Большая Российская энциклопедия, 1992. — 687 с.:ил. — ISBN 5-85270-037-1

Ссылки

• [www.volkovka.ru/ Сайт Волковского кладбища, история кладбища, некрополь]
• [www.spbin.ru/encyclopedia/cemetries/volkovskoye.htm ВОЛКОВСКОЕ ПРАВОСЛАВНОЕ КЛАДБИЩЕ]
• [funeral-spb.ru/necropols/volkovskoep/index.html Волковское православное кладбище]
• [www.opeterburge.ru/cemetery_477.html Волковское кладбище]
• [volkov.funeralassociation.ru/ Волковское кладбище]
• [www.requiem.ru/history/doc127/ Кладбища Санкт-Петербурга: проблемы в историческом аспекте]
• [encspb.ru/object/2804008836 Волковские кладбища]
• [www.d-inter.ru/RG-ACAD/ru/cmtry/wol.htm ВОЛКОВСКОЕ ЛЮТЕРАНСКОЕ КЛАДБИЩЕ]
• [www.statiy.ru/index.php?mod=articles&act=show&id_article=43249 Тайны могильных плит у памятника Ленину]

Отрывок, характеризующий Волковское кладбище

– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.
– Злодей ты, губитель, – прокричала в это время худая, бледная женщина с ребенком на руках и с сорванным с головы платком, вырываясь из дверей и сбегая по лестнице на двор. Ферапонтов вышел за ней и, увидав Алпатыча, оправил жилет, волосы, зевнул и вошел в горницу за Алпатычем.
– Аль уж ехать хочешь? – спросил он.
Не отвечая на вопрос и не оглядываясь на хозяина, перебирая свои покупки, Алпатыч спросил, сколько за постой следовало хозяину.
– Сочтем! Что ж, у губернатора был? – спросил Ферапонтов. – Какое решение вышло?
Алпатыч отвечал, что губернатор ничего решительно не сказал ему.
– По нашему делу разве увеземся? – сказал Ферапонтов. – Дай до Дорогобужа по семи рублей за подводу. И я говорю: креста на них нет! – сказал он.
– Селиванов, тот угодил в четверг, продал муку в армию по девяти рублей за куль. Что же, чай пить будете? – прибавил он. Пока закладывали лошадей, Алпатыч с Ферапонтовым напились чаю и разговорились о цене хлебов, об урожае и благоприятной погоде для уборки.
– Однако затихать стала, – сказал Ферапонтов, выпив три чашки чая и поднимаясь, – должно, наша взяла. Сказано, не пустят. Значит, сила… А намесь, сказывали, Матвей Иваныч Платов их в реку Марину загнал, тысяч осьмнадцать, что ли, в один день потопил.
Алпатыч собрал свои покупки, передал их вошедшему кучеру, расчелся с хозяином. В воротах прозвучал звук колес, копыт и бубенчиков выезжавшей кибиточки.
Было уже далеко за полдень; половина улицы была в тени, другая была ярко освещена солнцем. Алпатыч взглянул в окно и пошел к двери. Вдруг послышался странный звук дальнего свиста и удара, и вслед за тем раздался сливающийся гул пушечной пальбы, от которой задрожали стекла.
Алпатыч вышел на улицу; по улице пробежали два человека к мосту. С разных сторон слышались свисты, удары ядер и лопанье гранат, падавших в городе. Но звуки эти почти не слышны были и не обращали внимания жителей в сравнении с звуками пальбы, слышными за городом. Это было бомбардирование, которое в пятом часу приказал открыть Наполеон по городу, из ста тридцати орудий. Народ первое время не понимал значения этого бомбардирования.
Звуки падавших гранат и ядер возбуждали сначала только любопытство. Жена Ферапонтова, не перестававшая до этого выть под сараем, умолкла и с ребенком на руках вышла к воротам, молча приглядываясь к народу и прислушиваясь к звукам.
К воротам вышли кухарка и лавочник. Все с веселым любопытством старались увидать проносившиеся над их головами снаряды. Из за угла вышло несколько человек людей, оживленно разговаривая.
– То то сила! – говорил один. – И крышку и потолок так в щепки и разбило.
– Как свинья и землю то взрыло, – сказал другой. – Вот так важно, вот так подбодрил! – смеясь, сказал он. – Спасибо, отскочил, а то бы она тебя смазала.
Народ обратился к этим людям. Они приостановились и рассказывали, как подле самих их ядра попали в дом. Между тем другие снаряды, то с быстрым, мрачным свистом – ядра, то с приятным посвистыванием – гранаты, не переставали перелетать через головы народа; но ни один снаряд не падал близко, все переносило. Алпатыч садился в кибиточку. Хозяин стоял в воротах.
– Чего не видала! – крикнул он на кухарку, которая, с засученными рукавами, в красной юбке, раскачиваясь голыми локтями, подошла к углу послушать то, что рассказывали.
– Вот чуда то, – приговаривала она, но, услыхав голос хозяина, она вернулась, обдергивая подоткнутую юбку.
Опять, но очень близко этот раз, засвистело что то, как сверху вниз летящая птичка, блеснул огонь посередине улицы, выстрелило что то и застлало дымом улицу.
– Злодей, что ж ты это делаешь? – прокричал хозяин, подбегая к кухарке.
В то же мгновение с разных сторон жалобно завыли женщины, испуганно заплакал ребенок и молча столпился народ с бледными лицами около кухарки. Из этой толпы слышнее всех слышались стоны и приговоры кухарки:
– Ой о ох, голубчики мои! Голубчики мои белые! Не дайте умереть! Голубчики мои белые!..
Через пять минут никого не оставалось на улице. Кухарку с бедром, разбитым гранатным осколком, снесли в кухню. Алпатыч, его кучер, Ферапонтова жена с детьми, дворник сидели в подвале, прислушиваясь. Гул орудий, свист снарядов и жалостный стон кухарки, преобладавший над всеми звуками, не умолкали ни на мгновение. Хозяйка то укачивала и уговаривала ребенка, то жалостным шепотом спрашивала у всех входивших в подвал, где был ее хозяин, оставшийся на улице. Вошедший в подвал лавочник сказал ей, что хозяин пошел с народом в собор, где поднимали смоленскую чудотворную икону.
К сумеркам канонада стала стихать. Алпатыч вышел из подвала и остановился в дверях. Прежде ясное вечера нее небо все было застлано дымом. И сквозь этот дым странно светил молодой, высоко стоящий серп месяца. После замолкшего прежнего страшного гула орудий над городом казалась тишина, прерываемая только как бы распространенным по всему городу шелестом шагов, стонов, дальних криков и треска пожаров. Стоны кухарки теперь затихли. С двух сторон поднимались и расходились черные клубы дыма от пожаров. На улице не рядами, а как муравьи из разоренной кочки, в разных мундирах и в разных направлениях, проходили и пробегали солдаты. В глазах Алпатыча несколько из них забежали на двор Ферапонтова. Алпатыч вышел к воротам. Какой то полк, теснясь и спеша, запрудил улицу, идя назад.
– Сдают город, уезжайте, уезжайте, – сказал ему заметивший его фигуру офицер и тут же обратился с криком к солдатам:
– Я вам дам по дворам бегать! – крикнул он.
Алпатыч вернулся в избу и, кликнув кучера, велел ему выезжать. Вслед за Алпатычем и за кучером вышли и все домочадцы Ферапонтова. Увидав дым и даже огни пожаров, видневшиеся теперь в начинавшихся сумерках, бабы, до тех пор молчавшие, вдруг заголосили, глядя на пожары. Как бы вторя им, послышались такие же плачи на других концах улицы. Алпатыч с кучером трясущимися руками расправлял запутавшиеся вожжи и постромки лошадей под навесом.
Когда Алпатыч выезжал из ворот, он увидал, как в отпертой лавке Ферапонтова человек десять солдат с громким говором насыпали мешки и ранцы пшеничной мукой и подсолнухами. В то же время, возвращаясь с улицы в лавку, вошел Ферапонтов. Увидав солдат, он хотел крикнуть что то, но вдруг остановился и, схватившись за волоса, захохотал рыдающим хохотом.
– Тащи всё, ребята! Не доставайся дьяволам! – закричал он, сам хватая мешки и выкидывая их на улицу. Некоторые солдаты, испугавшись, выбежали, некоторые продолжали насыпать. Увидав Алпатыча, Ферапонтов обратился к нему.
– Решилась! Расея! – крикнул он. – Алпатыч! решилась! Сам запалю. Решилась… – Ферапонтов побежал на двор.
По улице, запружая ее всю, непрерывно шли солдаты, так что Алпатыч не мог проехать и должен был дожидаться. Хозяйка Ферапонтова с детьми сидела также на телеге, ожидая того, чтобы можно было выехать.
Была уже совсем ночь. На небе были звезды и светился изредка застилаемый дымом молодой месяц. На спуске к Днепру повозки Алпатыча и хозяйки, медленно двигавшиеся в рядах солдат и других экипажей, должны были остановиться. Недалеко от перекрестка, у которого остановились повозки, в переулке, горели дом и лавки. Пожар уже догорал. Пламя то замирало и терялось в черном дыме, то вдруг вспыхивало ярко, до странности отчетливо освещая лица столпившихся людей, стоявших на перекрестке. Перед пожаром мелькали черные фигуры людей, и из за неумолкаемого треска огня слышались говор и крики. Алпатыч, слезший с повозки, видя, что повозку его еще не скоро пропустят, повернулся в переулок посмотреть пожар. Солдаты шныряли беспрестанно взад и вперед мимо пожара, и Алпатыч видел, как два солдата и с ними какой то человек во фризовой шинели тащили из пожара через улицу на соседний двор горевшие бревна; другие несли охапки сена.
Алпатыч подошел к большой толпе людей, стоявших против горевшего полным огнем высокого амбара. Стены были все в огне, задняя завалилась, крыша тесовая обрушилась, балки пылали. Очевидно, толпа ожидала той минуты, когда завалится крыша. Этого же ожидал Алпатыч.
– Алпатыч! – вдруг окликнул старика чей то знакомый голос.
– Батюшка, ваше сиятельство, – отвечал Алпатыч, мгновенно узнав голос своего молодого князя.
Князь Андрей, в плаще, верхом на вороной лошади, стоял за толпой и смотрел на Алпатыча.
– Ты как здесь? – спросил он.
– Ваше… ваше сиятельство, – проговорил Алпатыч и зарыдал… – Ваше, ваше… или уж пропали мы? Отец…
– Как ты здесь? – повторил князь Андрей.
Пламя ярко вспыхнуло в эту минуту и осветило Алпатычу бледное и изнуренное лицо его молодого барина. Алпатыч рассказал, как он был послан и как насилу мог уехать.
– Что же, ваше сиятельство, или мы пропали? – спросил он опять.
Князь Андрей, не отвечая, достал записную книжку и, приподняв колено, стал писать карандашом на вырванном листе. Он писал сестре:
«Смоленск сдают, – писал он, – Лысые Горы будут заняты неприятелем через неделю. Уезжайте сейчас в Москву. Отвечай мне тотчас, когда вы выедете, прислав нарочного в Усвяж».
Написав и передав листок Алпатычу, он на словах передал ему, как распорядиться отъездом князя, княжны и сына с учителем и как и куда ответить ему тотчас же. Еще не успел он окончить эти приказания, как верховой штабный начальник, сопутствуемый свитой, подскакал к нему.