Барри, Венди
Поделись знанием:
– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
| Венди Барри | |
| Wendy Barrie | |
 Венди Барри в начале 1930-х | |
| Имя при рождении: |
Маргарита Венди Дженкинс |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
| Карьера: | |
Ве́нди Ба́рри (англ. Wendy Barrie; 18 апреля 1912 — 2 февраля 1978) — британская актриса театра и кино.
Биография
Венди Барри родилась в Гонконге, её родители были англичане. Её отец был состоятельным адвокатом и обеспечил дочери учёбу в престижных учебных заведениях Великобритании и Швейцарии. С юных лет Барри мечтала о карьере актрисы, впервые на сцене она появилась в конце 1920-х годов в пьесе «Threads», в 1932 году состоялся её дебют на экране в одноимённой экранизации этой же пьесы. Урождённая Маргарита Венди Дженкинс взяла себе сценический псевдоним Венди Барри в честь девочки Венди из книг Джеймса Барри о Питере Пэне.
Барри начала работу на студии London Films, затем на Fox Film Corporation, Metro-Goldwyn-Mayer, RKO Pictures. Последний широкоэкранный фильм с участием Барри вышел в 1943 году, после, оценив перспективы развития телевидения, она стала сниматься только в телевизионных фильмах. Она перешла на DuMont Television Network, где работала ведущей разных программ, в том числе собственного ток-шоу, одного из первых в истории телевидения — «Шоу Венди Барри». Представляла компании по производству косметики Revlon и Living Lipstick, вела телеигру The $64,000 Question первые месяцы её существования, была «приглашённой звездой» в различных программах и шоу. В 1960-х перешла работать на нью-йоркское телевидение.
В конце 1960-х Барри перенесла инсульт, и это поставило крест на её карьере. Так до конца и не оправившись от удара, она скончалась на 66-м году жизни. Похоронена на кладбище Кенсико в городе Валгалла, штат Нью-Йорк. Удостоена звезды на Голливудской «Аллее славы».
Личная жизнь
Венди Барри никогда не была замужем, у неё не было детей. В конце 1930-х была одной из многочисленных любовниц гангстера Багси Сигела.
Избранная фильмография
- 1932 — Репетиция свадьбы / Wedding Rehearsal — леди Мэри Роуз Роксбари
- 1932 — / The Barton Mystery — Филлис Грей
- 1933 — Частная жизнь Генриха VIII / The Private Life of Henry VIII — Джейн Сеймур
- 1933 — Дом Трента / The House of Trent — Анжела
- 1933 — Наличные / Cash — Лилиан Гилберт
- 1933 — Это мальчик / It's a Boy — Мэри Богл
- 1934 — Дай ей кольцо / Give Her a Ring — Карен Свенсон
- 1934 — Свобода морей / Freedom of the Seas — Филлис Харкорт
- 1934 — Мужчина, которого я хочу / The Man I Want — Марион Раунд
- 1935 — Большое радиовещание в 1936 году / The Big Broadcast of 1936 — Сью
- 1935 — Перо в её шляпке / A Feather in Her Hat — Полина Андерс
- 1936 — Скорость / Speed — Джейн Митчелл (Джейн Эмери)
- 1936 — Зачарованный тобой / Under Your Spell — Синтия Дрексел
- 1937 — Крылья над Гонолулу / Wings Over Honolulu — Лаурали Кёртис
- 1937 — Тупик / Dead End — Кей
- 1937 — Сколько стоит месть? / What Price Vengeance? — Полли Мур
- 1938 — Дом разносчиков газет / Newsboys' Home — Гвен Даттон
- 1938 — Закон — это я / I Am the Law (1938 film) — Франсис Баллу
- 1939 — Святой наносит ответный удар / The Saint Strikes Back — Валери Траверс
- 1939 — Собака Баскервилей / The Hound of the Baskervilles — Берил Степлтон
- 1939 — Пятеро вернувшихся назад / Five Came Back — Элис Мельбурн
- 1940 — / The Saint Takes Over — Рут Саммерс
- 1940 — Люди против неба / Men Against the Sky — Кей Мерседес (Кей Грин)
- 1941 — Святой в Палм-Спрингс / The Saint in Palm Springs — Элна Джонсон
- 1941 — / The Gay Falcon — Хелен Рид
- 1943 — Вечность и один день / Forever and a Day — Эдит Тримбл-Помфрет
- 1943 — Подводная тревога / Submarine Alert — Энн Патерсон
- 1948 — Приключения Оки-Доки / The Adventures of Oky Doky — ТВ-программа, ведущая
- 1948 — Шоу Венди Барри / The Wendy Barrie Show — ТВ-программа, ведущая
- 1949 — Актёрская студия / Actors Studio — (в эпизоде «Кентервильское привидение»)
- 1954 — Это должно случиться с вами / It Should Happen to You — камео
- 1961 — Островитяне / The Islanders — Дора Феллино (в эпизоде «Побег из Каледо»)
- 1962 — / The Beachcomber — Элизабет Уинтерс (в эпизоде «Мистер Уинтерс»)
Напишите отзыв о статье "Барри, Венди"
Ссылки
- [www.ibdb.com/person.php?id=479839 Венди Барри] (англ.) на сайте Internet Broadway Database
- [www.findagrave.com/cgi-bin/fg.cgi?page=gr&GRid=6679075 Венди Барри] (англ.) на сайте Find a Grave
- [www.tcm.com/tcmdb/person/10527%7C154369/Wendy-Barrie/ Профиль] (англ.) на сайте Turner Classic Movies
- [www.virtual-history.com/movie/person/293/wendy-barrie Фото и литература о Венди Барри] на сайте virtual-history.com
Отрывок, характеризующий Барри, Венди
– Но два дня тому назад, – начала Наташа, – вдруг это сделалось… – Она удержала рыданья. – Я не знаю отчего, но вы увидите, какой он стал.– Ослабел? похудел?.. – спрашивала княжна.
– Нет, не то, но хуже. Вы увидите. Ах, Мари, Мари, он слишком хорош, он не может, не может жить… потому что…
Когда Наташа привычным движением отворила его дверь, пропуская вперед себя княжну, княжна Марья чувствовала уже в горле своем готовые рыданья. Сколько она ни готовилась, ни старалась успокоиться, она знала, что не в силах будет без слез увидать его.
Княжна Марья понимала то, что разумела Наташа словами: сним случилось это два дня тому назад. Она понимала, что это означало то, что он вдруг смягчился, и что смягчение, умиление эти были признаками смерти. Она, подходя к двери, уже видела в воображении своем то лицо Андрюши, которое она знала с детства, нежное, кроткое, умиленное, которое так редко бывало у него и потому так сильно всегда на нее действовало. Она знала, что он скажет ей тихие, нежные слова, как те, которые сказал ей отец перед смертью, и что она не вынесет этого и разрыдается над ним. Но, рано ли, поздно ли, это должно было быть, и она вошла в комнату. Рыдания все ближе и ближе подступали ей к горлу, в то время как она своими близорукими глазами яснее и яснее различала его форму и отыскивала его черты, и вот она увидала его лицо и встретилась с ним взглядом.
Он лежал на диване, обложенный подушками, в меховом беличьем халате. Он был худ и бледен. Одна худая, прозрачно белая рука его держала платок, другою он, тихими движениями пальцев, трогал тонкие отросшие усы. Глаза его смотрели на входивших.
Увидав его лицо и встретившись с ним взглядом, княжна Марья вдруг умерила быстроту своего шага и почувствовала, что слезы вдруг пересохли и рыдания остановились. Уловив выражение его лица и взгляда, она вдруг оробела и почувствовала себя виноватой.
«Да в чем же я виновата?» – спросила она себя. «В том, что живешь и думаешь о живом, а я!..» – отвечал его холодный, строгий взгляд.
В глубоком, не из себя, но в себя смотревшем взгляде была почти враждебность, когда он медленно оглянул сестру и Наташу.
Он поцеловался с сестрой рука в руку, по их привычке.
– Здравствуй, Мари, как это ты добралась? – сказал он голосом таким же ровным и чуждым, каким был его взгляд. Ежели бы он завизжал отчаянным криком, то этот крик менее бы ужаснул княжну Марью, чем звук этого голоса.
– И Николушку привезла? – сказал он также ровно и медленно и с очевидным усилием воспоминанья.
– Как твое здоровье теперь? – говорила княжна Марья, сама удивляясь тому, что она говорила.
– Это, мой друг, у доктора спрашивать надо, – сказал он, и, видимо сделав еще усилие, чтобы быть ласковым, он сказал одним ртом (видно было, что он вовсе не думал того, что говорил): – Merci, chere amie, d'etre venue. [Спасибо, милый друг, что приехала.]
Княжна Марья пожала его руку. Он чуть заметно поморщился от пожатия ее руки. Он молчал, и она не знала, что говорить. Она поняла то, что случилось с ним за два дня. В словах, в тоне его, в особенности во взгляде этом – холодном, почти враждебном взгляде – чувствовалась страшная для живого человека отчужденность от всего мирского. Он, видимо, с трудом понимал теперь все живое; но вместе с тем чувствовалось, что он не понимал живого не потому, чтобы он был лишен силы понимания, но потому, что он понимал что то другое, такое, чего не понимали и не могли понять живые и что поглощало его всего.
– Да, вот как странно судьба свела нас! – сказал он, прерывая молчание и указывая на Наташу. – Она все ходит за мной.
Княжна Марья слушала и не понимала того, что он говорил. Он, чуткий, нежный князь Андрей, как мог он говорить это при той, которую он любил и которая его любила! Ежели бы он думал жить, то не таким холодно оскорбительным тоном он сказал бы это. Ежели бы он не знал, что умрет, то как же ему не жалко было ее, как он мог при ней говорить это! Одно объяснение только могло быть этому, это то, что ему было все равно, и все равно оттого, что что то другое, важнейшее, было открыто ему.
Разговор был холодный, несвязный и прерывался беспрестанно.
– Мари проехала через Рязань, – сказала Наташа. Князь Андрей не заметил, что она называла его сестру Мари. А Наташа, при нем назвав ее так, в первый раз сама это заметила.
– Ну что же? – сказал он.
– Ей рассказывали, что Москва вся сгорела, совершенно, что будто бы…
Наташа остановилась: нельзя было говорить. Он, очевидно, делал усилия, чтобы слушать, и все таки не мог.
– Да, сгорела, говорят, – сказал он. – Это очень жалко, – и он стал смотреть вперед, пальцами рассеянно расправляя усы.
– А ты встретилась с графом Николаем, Мари? – сказал вдруг князь Андрей, видимо желая сделать им приятное. – Он писал сюда, что ты ему очень полюбилась, – продолжал он просто, спокойно, видимо не в силах понимать всего того сложного значения, которое имели его слова для живых людей. – Ежели бы ты его полюбила тоже, то было бы очень хорошо… чтобы вы женились, – прибавил он несколько скорее, как бы обрадованный словами, которые он долго искал и нашел наконец. Княжна Марья слышала его слова, но они не имели для нее никакого другого значения, кроме того, что они доказывали то, как страшно далек он был теперь от всего живого.
