Белая книга 1939 года

Белая книга 1939 года — отчёт министра колоний Великобритании Малькольма Макдональда британскому парламенту о политике правительства в отношении Британского мандата в Палестине.

«Белая книга 1939 года» была опубликована 17 мая 1939 года после провала Сент-Джеймсской конференции.

Основные утверждения книги

• Палестина не может принадлежать только евреям или только арабам.
• В течение 10 лет после опубликования книги в Палестине будет создано единое двунациональное государство евреев и арабов.
• Квота иммиграции евреев на ближайшие пять лет будет равна 75000 человек. На первом этапе иммиграция составит 25 тысяч человек (чтобы помочь европейским евреям), и в течение 5 лет будет разрешена иммиграция по 10 тысяч евреев каждый год, в общей сложности 75 тысяч человек. Помимо этого увеличение квот иммиграции будет зависеть от арабского согласия.
• Ограничение на покупку земли евреями (до 95 % земли Палестины будет запрещена в продажу евреям по причине естественного прироста арабского населения)

В результате публикации этого документа Великобритания по сути отказывалась выполнять свои обязательства в отношении еврейского народа, вытекавшие из декларации Бальфура и условий мандата. Провозглашение такой политики в период распространения нацистского господства в Европе, на пороге Второй мировой войны, когда началось массовое бегство евреев из Европы, помешало предотвратить Холокост, а также послужило толчком для начала активной борьбы ишува против британского мандатного режима в Палестине. А закон о передаче земли в 1940 году, сделал практически невозможной покупку евреями земли у арабов.

Реакция на «Белую книгу»

Опубликование книги привело к нелегальной иммиграции (см. Патриа, Исход, Струма).

Поддерживая Англию в её борьбе против гитлеровской Германии, сионистские лидеры одновременно подчеркивали необходимость отмены британского мандатного режима в связи с налагаемыми «Белой книгой» ограничениями.

Давид Бен-Гурион объявил о развертывании борьбы против решений «Белой книги», за продолжение иммиграции, строительства и заселения Палестины и резко выступал против политики Англии и призывал к борьбе с ней путём организации демонстраций, усиления нелегальной репатриации и заселения земель, приобретение которых евреям было запрещено.

Когда вспыхнула Вторая мировая война, Бен-Гурион так формулировал политику сионистского движения: «Мы будем оказывать помощь Британии в войне так, как будто нет Белой книги, и бороться против Белой книги, как будто нет войны».

Методами этой борьбы он считал организацию массовой нелегальной иммиграции евреев, уцелевших после Катастрофы в Европе, проведение усиленной разъяснительной кампании во всем мире против политики Британии в палестинском вопросе, создание новых поселений вопреки запретам мандатных властей, а в исключительных случаях — и диверсионные акты Хаганы против мандатных учреждений. При этом он требовал соблюдения строгой централизованности в руководстве борьбой с Британией и был бескомпромиссным противником сепаратных действий подпольных военных еврейских организации Эцел и Лехи, провозгласивших вооруженное восстание против Англии.

Книга также вызвала резкую критику в Британии, как со стороны оппозиции, так и правящей партии, которые выступали против политики Макдональда. Среди наиболее известных противников были бывший Верховный комиссар Палестины Сэр Герберт Самуэль и Уинстон Черчилль.

Ссылки

• [avalon.law.yale.edu/20th_century/brwh1939.asp British White Paper of 1939] at Yale University
• [hansard.millbanksystems.com/lords/1939/may/23/palestine 23 May 1939 debate] in the House of Lords
• J. C. Hurewitz, The Struggle for Palestine, Schoken Books, 1976
• [www.jewishvirtuallibrary.org/jsource/History/peel1.html The Peel Commission Report (July 1937)]. — на сайте «Еврейской виртуальной библиотеки» (JVL). Проверено 28 апреля 2024.  (англ.)
• [www.eleven.co.il/article/10476 Белая книга] — статья из Электронной еврейской энциклопедии

Отрывок, характеризующий Белая книга 1939 года

Наступил последний день Москвы. Была ясная веселая осенняя погода. Было воскресенье. Как и в обыкновенные воскресенья, благовестили к обедне во всех церквах. Никто, казалось, еще не мог понять того, что ожидает Москву.
Только два указателя состояния общества выражали то положение, в котором была Москва: чернь, то есть сословие бедных людей, и цены на предметы. Фабричные, дворовые и мужики огромной толпой, в которую замешались чиновники, семинаристы, дворяне, в этот день рано утром вышли на Три Горы. Постояв там и не дождавшись Растопчина и убедившись в том, что Москва будет сдана, эта толпа рассыпалась по Москве, по питейным домам и трактирам. Цены в этот день тоже указывали на положение дел. Цены на оружие, на золото, на телеги и лошадей всё шли возвышаясь, а цены на бумажки и на городские вещи всё шли уменьшаясь, так что в середине дня были случаи, что дорогие товары, как сукна, извозчики вывозили исполу, а за мужицкую лошадь платили пятьсот рублей; мебель же, зеркала, бронзы отдавали даром.
В степенном и старом доме Ростовых распадение прежних условий жизни выразилось очень слабо. В отношении людей было только то, что в ночь пропало три человека из огромной дворни; но ничего не было украдено; и в отношении цен вещей оказалось то, что тридцать подвод, пришедшие из деревень, были огромное богатство, которому многие завидовали и за которые Ростовым предлагали огромные деньги. Мало того, что за эти подводы предлагали огромные деньги, с вечера и рано утром 1 го сентября на двор к Ростовым приходили посланные денщики и слуги от раненых офицеров и притаскивались сами раненые, помещенные у Ростовых и в соседних домах, и умоляли людей Ростовых похлопотать о том, чтоб им дали подводы для выезда из Москвы. Дворецкий, к которому обращались с такими просьбами, хотя и жалел раненых, решительно отказывал, говоря, что он даже и не посмеет доложить о том графу. Как ни жалки были остающиеся раненые, было очевидно, что, отдай одну подводу, не было причины не отдать другую, все – отдать и свои экипажи. Тридцать подвод не могли спасти всех раненых, а в общем бедствии нельзя было не думать о себе и своей семье. Так думал дворецкий за своего барина.
Проснувшись утром 1 го числа, граф Илья Андреич потихоньку вышел из спальни, чтобы не разбудить к утру только заснувшую графиню, и в своем лиловом шелковом халате вышел на крыльцо. Подводы, увязанные, стояли на дворе. У крыльца стояли экипажи. Дворецкий стоял у подъезда, разговаривая с стариком денщиком и молодым, бледным офицером с подвязанной рукой. Дворецкий, увидав графа, сделал офицеру и денщику значительный и строгий знак, чтобы они удалились.
– Ну, что, все готово, Васильич? – сказал граф, потирая свою лысину и добродушно глядя на офицера и денщика и кивая им головой. (Граф любил новые лица.)
– Хоть сейчас запрягать, ваше сиятельство.
– Ну и славно, вот графиня проснется, и с богом! Вы что, господа? – обратился он к офицеру. – У меня в доме? – Офицер придвинулся ближе. Бледное лицо его вспыхнуло вдруг яркой краской.
– Граф, сделайте одолжение, позвольте мне… ради бога… где нибудь приютиться на ваших подводах. Здесь у меня ничего с собой нет… Мне на возу… все равно… – Еще не успел договорить офицер, как денщик с той же просьбой для своего господина обратился к графу.
– А! да, да, да, – поспешно заговорил граф. – Я очень, очень рад. Васильич, ты распорядись, ну там очистить одну или две телеги, ну там… что же… что нужно… – какими то неопределенными выражениями, что то приказывая, сказал граф. Но в то же мгновение горячее выражение благодарности офицера уже закрепило то, что он приказывал. Граф оглянулся вокруг себя: на дворе, в воротах, в окне флигеля виднелись раненые и денщики. Все они смотрели на графа и подвигались к крыльцу.
– Пожалуйте, ваше сиятельство, в галерею: там как прикажете насчет картин? – сказал дворецкий. И граф вместе с ним вошел в дом, повторяя свое приказание о том, чтобы не отказывать раненым, которые просятся ехать.