Блок, Адриен

Адриен Блок
Adriaen Courtsen Block
Род деятельности:	мореплаватель, купец, капер
Дата рождения:	ок. 1567 г.
Дата смерти:	27 апреля 1627(1627-04-27)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Адриен Блок (нидерл. Adriaen Courtsen Block; ок. 1567 — похоронен 27 апреля 1627) — голландский торговец, мореплаватель и капер, более всего известный своим изучением прибрежных и речных долин между территориями современных штатов США Нью-Джерси и Массачусетс, проведённым им в ходе четырёх плаваний с 1611 по 1614 годы, после экспедиции Генри Гудзона 1609 года. В его честь назван остров Блок, штат Род-Айленд. Он также известен как один из первых, кто активно торговали с коренными американцами — индейцами; кроме того, большую известность получила карта, составленная им во время своего последнего плавания в 1614 году, на которой многие особенные объекты региона центральной Атлантики были отмечены впервые и на которой в регионе восточного побережья Северной Америки впервые появилось название «Новые Нидерланды». Адриена Блока считают первым европейцем, который вошёл в пролив Лонг-Айленд и реку Коннектикут и определил, что Манхэттен и Лонг-Айленд являются островами.

Ранняя жизнь

Хотя большую часть своей жизни он провёл в море, Блок всю свою жизнь называл своим домом родной город Амстердам. В нём 26 октября 1603 года он женился на Нильте Хендрикс ван Хелдер, в браке с которой у него родилось пятеро детей в период с 1607 по 1615 годы. В 1606 году они переехали в дом под названием «De Twee Bontecraijen» («Две вороны в капюшонах») на амстердамской улице Oude Waal, где жили всю оставшуюся жизнь.

В 1590-х годах Блок уже принимал активное участие в морской торговле, участвуя в транспортировке древесины из Северной Европы в бедную лесом Испанию. В частности, он доставлял норвежский лес в Бильбао в апреле 1596 года. Оттуда он направился в Ривадео, чтобы купить товары для Кадиса. В апреле 1601 года он находился на одном из судов конвоя, вышедшего из Амстердама к Голландской Ост-Индии — вероятнее всего, к Молуккским островам, — и вернулся домой в 1603 году.

Весной 1604 года после доставки товаров в Лигурию Блок отплыл на Кипр для покупки товаров (рис, хлопок, орехи и так далее), которые он надеялся продать в Венеции. Эта сделка сорвалась, и он был вынужден отправиться домой в Амстердам. Находясь в Лиссабоне, он обнаружил там судно из Любека, возвращавшееся из плавания в Бразилию. У Блока было каперское свидетельство — письменное разрешение от голландских властей захватывать вражеские корабли, которым он воспользовался и, захватив корабль, отвёл его и груз в Амстердам. Хотя корабль и часть его товаров позже были возвращены его владельцам, Блок сделал на этом событии большой доход — именно с полученных от этого денег он, скорее всего, и купил свой дом на Oude Waal.

Экспедиции Блока в Новый Свет

Ранние путешествия (1611—1612)

После контакта с индейцами Гудзонова залива и долине Гудзона в 1609 году голландские купцы из Амстердама решили изучить эту область как потенциальный источник торговли бобровыми шкурами, которые были весьма прибыльным товаром для перепродажи на рынках Европы в то время.

В 1610 году корабль из Монникендама погиб в реке Гудзон, однако в 1611 году в составе группы лютеранских купцов Адриен Блок и его коллега Хендрик Христиансен вновь посетили область Гудзона, исследовали её, добыв много мехов и захватив двух сыновей местного сахема. Перспектива успешной торговли мехами побудила Генеральный штаты, высший законодательный орган Нидерландов, оформить 27 марта 1614 года заявление о том, что всем первооткрывателям новых земель, гаваней и проходов будут даны эксклюзивные финансовые средства для осуществления четырёх путешествий в эти места, которые они должны будут совершить в течение трёх лет, если первооткрыватели представят подробный отчёт о своём первом плавании туда не позднее чем через 14 дней после возвращения в Нидерланды.

Экспедиция 1614 года

В 1614 году Блок отправился в своё четвёртое плавание в нижний Гудзон на корабле «Тигр» в сопровождении нескольких других кораблей, специально оборудованных для торговли. Пришвартовавшись около южного Манхэттена, «Тигр» был случайно уничтожен пожаром. За зиму Блок и его люди с помощью местных делаваров построили корабль длиной 42 фута (13 м) и водоизмещением 16 тонн, которому дали имя «Onrust» — «Беспокойный».

На этом корабле он исследовал Ист-Ривер и был первым европейцем, плававшим по Хеллегату (сейчас — Хеллгейт) и вошедшим в пролив Лонг-Айленд. Путешествуя по Лонг-Айленд, он вошёл в реку Хьюсатоник (которую он назвал «Рекой красных холмов») и в реку Коннектикут, которую он исследовал как минимум до того места, где сегодня стоит город Хартфорд, шестьдесят миль вверх по реке. Оставив пролив Лонг-Айленд, он дошёл до острова Блок, который ныне носит его имя, и залива Наррангасетт, остров в котором он назвал Род-Айленд — возможно, из-за красного (по-голландски — «Rod») цвета местных почв. На полуострове Кейп-Код он встретился с одним из кораблей своей экспедиции и, оставив «Беспокойный», вернулся на нём в Европу.

Жизнь в колонии

Блок основал несколько колоний на территории современного Коннектикута: одной из первых был сохранившийся до наших дней Виндзор. Жизнь в колонии была трудной, так как основана она была зимой, когда река Коннектикут покрылась льдом.

Компания Новых Нидерландов

После возвращения в Нидерланды Блок составил карту своего путешествия, используя как известную к тому времени информацию, так и собственные наблюдения. На карте Блока впервые появляется название «Новые Нидерланды» — в районе между английской Вирджинией и французской Канадой; также на этой карте Лонг-Айленд впервые изображён как остров.

11 октября 1614 года Блок, Кристиансен и группа из двенадцати других торговцев представила Генеральным штатам ходатайство на получение эксклюзивных торговых привилегий в исследованном ими районе. Их новая торговая компания, получившая название «Компания Новых Нидерландов», получила эксклюзивные права на ведение торговли между 40-й и 45-й параллелями северной широты.

После возвращения в Амстердам в июле 1615 года Блок больше никогда не возвращался в Новый Свет. В 1615 году он стал генерал-комиссаром трёх военных и одиннадцати китобойных кораблей, отправленных к Шпицбергену нидерландской Северной Гренландской компанией. Он продолжал плавать до своей смерти в 1627 году. Блок был похоронен в амстердамской церкви Аудекерк в могиле рядом с его женой.

Разное

Многомилионный проект реконструкции на реке Коннектикут около Хартфорда, Коннектикут, назван «Adriaen’s Landing» в честь Блока. Средняя школа во Флашинге, район Куинс, Нью-Йорк, названа в его честь.

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Блок, Адриен

– Ну скоро ли вы? Копаетесь тут! – крикнул он на слуг.
Долохов убрал деньги и крикнув человека, чтобы велеть подать поесть и выпить на дорогу, вошел в ту комнату, где сидели Хвостиков и Макарин.
Анатоль в кабинете лежал, облокотившись на руку, на диване, задумчиво улыбался и что то нежно про себя шептал своим красивым ртом.
– Иди, съешь что нибудь. Ну выпей! – кричал ему из другой комнаты Долохов.
– Не хочу! – ответил Анатоль, всё продолжая улыбаться.
– Иди, Балага приехал.
Анатоль встал и вошел в столовую. Балага был известный троечный ямщик, уже лет шесть знавший Долохова и Анатоля, и служивший им своими тройками. Не раз он, когда полк Анатоля стоял в Твери, с вечера увозил его из Твери, к рассвету доставлял в Москву и увозил на другой день ночью. Не раз он увозил Долохова от погони, не раз он по городу катал их с цыганами и дамочками, как называл Балага. Не раз он с их работой давил по Москве народ и извозчиков, и всегда его выручали его господа, как он называл их. Не одну лошадь он загнал под ними. Не раз он был бит ими, не раз напаивали они его шампанским и мадерой, которую он любил, и не одну штуку он знал за каждым из них, которая обыкновенному человеку давно бы заслужила Сибирь. В кутежах своих они часто зазывали Балагу, заставляли его пить и плясать у цыган, и не одна тысяча их денег перешла через его руки. Служа им, он двадцать раз в году рисковал и своей жизнью и своей шкурой, и на их работе переморил больше лошадей, чем они ему переплатили денег. Но он любил их, любил эту безумную езду, по восемнадцати верст в час, любил перекувырнуть извозчика и раздавить пешехода по Москве, и во весь скок пролететь по московским улицам. Он любил слышать за собой этот дикий крик пьяных голосов: «пошел! пошел!» тогда как уж и так нельзя было ехать шибче; любил вытянуть больно по шее мужика, который и так ни жив, ни мертв сторонился от него. «Настоящие господа!» думал он.
Анатоль и Долохов тоже любили Балагу за его мастерство езды и за то, что он любил то же, что и они. С другими Балага рядился, брал по двадцати пяти рублей за двухчасовое катанье и с другими только изредка ездил сам, а больше посылал своих молодцов. Но с своими господами, как он называл их, он всегда ехал сам и никогда ничего не требовал за свою работу. Только узнав через камердинеров время, когда были деньги, он раз в несколько месяцев приходил поутру, трезвый и, низко кланяясь, просил выручить его. Его всегда сажали господа.
– Уж вы меня вызвольте, батюшка Федор Иваныч или ваше сиятельство, – говорил он. – Обезлошадничал вовсе, на ярманку ехать уж ссудите, что можете.
И Анатоль и Долохов, когда бывали в деньгах, давали ему по тысяче и по две рублей.
Балага был русый, с красным лицом и в особенности красной, толстой шеей, приземистый, курносый мужик, лет двадцати семи, с блестящими маленькими глазами и маленькой бородкой. Он был одет в тонком синем кафтане на шелковой подкладке, надетом на полушубке.
Он перекрестился на передний угол и подошел к Долохову, протягивая черную, небольшую руку.
– Федору Ивановичу! – сказал он, кланяясь.
– Здорово, брат. – Ну вот и он.
– Здравствуй, ваше сиятельство, – сказал он входившему Анатолю и тоже протянул руку.
– Я тебе говорю, Балага, – сказал Анатоль, кладя ему руки на плечи, – любишь ты меня или нет? А? Теперь службу сослужи… На каких приехал? А?
– Как посол приказал, на ваших на зверьях, – сказал Балага.
– Ну, слышишь, Балага! Зарежь всю тройку, а чтобы в три часа приехать. А?
– Как зарежешь, на чем поедем? – сказал Балага, подмигивая.
– Ну, я тебе морду разобью, ты не шути! – вдруг, выкатив глаза, крикнул Анатоль.
– Что ж шутить, – посмеиваясь сказал ямщик. – Разве я для своих господ пожалею? Что мочи скакать будет лошадям, то и ехать будем.
– А! – сказал Анатоль. – Ну садись.
– Что ж, садись! – сказал Долохов.
– Постою, Федор Иванович.
– Садись, врешь, пей, – сказал Анатоль и налил ему большой стакан мадеры. Глаза ямщика засветились на вино. Отказываясь для приличия, он выпил и отерся шелковым красным платком, который лежал у него в шапке.
– Что ж, когда ехать то, ваше сиятельство?
– Да вот… (Анатоль посмотрел на часы) сейчас и ехать. Смотри же, Балага. А? Поспеешь?
– Да как выезд – счастлив ли будет, а то отчего же не поспеть? – сказал Балага. – Доставляли же в Тверь, в семь часов поспевали. Помнишь небось, ваше сиятельство.
– Ты знаешь ли, на Рожество из Твери я раз ехал, – сказал Анатоль с улыбкой воспоминания, обращаясь к Макарину, который во все глаза умиленно смотрел на Курагина. – Ты веришь ли, Макарка, что дух захватывало, как мы летели. Въехали в обоз, через два воза перескочили. А?
– Уж лошади ж были! – продолжал рассказ Балага. – Я тогда молодых пристяжных к каурому запрег, – обратился он к Долохову, – так веришь ли, Федор Иваныч, 60 верст звери летели; держать нельзя, руки закоченели, мороз был. Бросил вожжи, держи, мол, ваше сиятельство, сам, так в сани и повалился. Так ведь не то что погонять, до места держать нельзя. В три часа донесли черти. Издохла левая только.


Анатоль вышел из комнаты и через несколько минут вернулся в подпоясанной серебряным ремнем шубке и собольей шапке, молодцовато надетой на бекрень и очень шедшей к его красивому лицу. Поглядевшись в зеркало и в той самой позе, которую он взял перед зеркалом, став перед Долоховым, он взял стакан вина.
– Ну, Федя, прощай, спасибо за всё, прощай, – сказал Анатоль. – Ну, товарищи, друзья… он задумался… – молодости… моей, прощайте, – обратился он к Макарину и другим.
Несмотря на то, что все они ехали с ним, Анатоль видимо хотел сделать что то трогательное и торжественное из этого обращения к товарищам. Он говорил медленным, громким голосом и выставив грудь покачивал одной ногой. – Все возьмите стаканы; и ты, Балага. Ну, товарищи, друзья молодости моей, покутили мы, пожили, покутили. А? Теперь, когда свидимся? за границу уеду. Пожили, прощай, ребята. За здоровье! Ура!.. – сказал он, выпил свой стакан и хлопнул его об землю.
– Будь здоров, – сказал Балага, тоже выпив свой стакан и обтираясь платком. Макарин со слезами на глазах обнимал Анатоля. – Эх, князь, уж как грустно мне с тобой расстаться, – проговорил он.
– Ехать, ехать! – закричал Анатоль.
Балага было пошел из комнаты.
– Нет, стой, – сказал Анатоль. – Затвори двери, сесть надо. Вот так. – Затворили двери, и все сели.
– Ну, теперь марш, ребята! – сказал Анатоль вставая.
Лакей Joseph подал Анатолю сумку и саблю, и все вышли в переднюю.
– А шуба где? – сказал Долохов. – Эй, Игнатка! Поди к Матрене Матвеевне, спроси шубу, салоп соболий. Я слыхал, как увозят, – сказал Долохов, подмигнув. – Ведь она выскочит ни жива, ни мертва, в чем дома сидела; чуть замешкаешься, тут и слезы, и папаша, и мамаша, и сейчас озябла и назад, – а ты в шубу принимай сразу и неси в сани.
Лакей принес женский лисий салоп.
– Дурак, я тебе сказал соболий. Эй, Матрешка, соболий! – крикнул он так, что далеко по комнатам раздался его голос.
Красивая, худая и бледная цыганка, с блестящими, черными глазами и с черными, курчавыми сизого отлива волосами, в красной шали, выбежала с собольим салопом на руке.
– Что ж, мне не жаль, ты возьми, – сказала она, видимо робея перед своим господином и жалея салопа.
Долохов, не отвечая ей, взял шубу, накинул ее на Матрешу и закутал ее.