Болдуин де Ревьер, 1-й граф Девон

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Болдуин де Ревьер (или Болдуин де Редверс; фр. Baldwin de Reviers, англ. Baldwin de Redvers; ум. 4 июня 1155) — англонормандский аристократ, активный участник гражданской войны в Англии 1135—1154 годов на стороне императрицы Матильды, 1-й граф Девон (c 1141 г.).





Биография

Болдуин был старшим сыном Ричарда де Ревьера (ум. 1107), соратника Вильгельма Завоевателя и активного участника нормандского завоевания Англии, и Аделизы Певерел, дочери крупного ноттингемширского землевладельца. После смерти отца большая часть владений Ревьеров в Нормандии (Вернон, земли в Котантене) досталась младшему брату Болдуина, а сам он унаследовал владения семьи в Девоне и остров Уайт.

Болдуин де Ревьер был одним из немногих английских баронов, которые после смерти Генриха I в 1135 году отказались признать королём Стефана Блуаского. Уже в 1136 году Болдуин поднял восстание против Стефана в Девоне с целью возведения на престол дочери Генриха I императрицы Матильды и захватил Эксетер. Выступление де Ревьера стало одним из первых столкновений назревающей в Англии гражданской войны. Осада Эксетера королевскими войсками продолжалась довольно длительное время и была подробно описана автором «Деяний Стефана» (лат. Gesta Stephani) и Генрихом Хантингдонским[1]. Лишь к концу 1136 года Болдуин согласился капитулировать, добившись, однако, от короля обещания не преследовать мятежников и разрешения покинуть Англию. После отъезда Болдуина Стефан захватил остров Уайт и замок Карисбрук.

Будучи изгнанным из Англии, Болдуин де Ревьер прибыл ко двору императрицы Матильды в Анжу. В течение следующих нескольких лет он являлся одним из организаторов выступлений баронов Нормандии против Стефана Блуаского и сыграл существенную роль в провале нормандской экспедиции короля в 1137 году. В 1138 году на сторону Матильды перешёл Роберт Глостерский, один из крупнейших феодалов Англии. Затем Ла-Манш пересекла сама императрица, которая, обосновавшись с 1139 года в Бристоле, развернула полномасштабную войну против Стефана. Болдуин де Ревьер последовал за Матильдой и активно участвовал в военных действиях. В 1141 году король был разбит в сражении при Линкольне и пленён, а Матильда была провозглашена королевой Англии. Одним из первых её актов стало присвоение Болдуину титула графа Девона. Этот титул также давал де Ревьеру право на сбор в свою пользу трети судебных доходов графства Девоншир, сумма которых составляла более 18 фунтов в год.

Болдуин де Ревьер оставался сторонником императрицы и её сына Генриха Плантагенета до самого конца гражданской войны в Англии 11351154 гг. По мнению некоторых историков[2], он был единственным крупным английским бароном, никогда не признававшим Стефана Блуаского королём. Болдуин также известен как основатель аббатства Кор на острове Уайт (1131), монастырей Бримор в Хемпшире и Сент-Джеймс в Эксетере, и покровитель ряда других церковных организаций Юго-западной Англии и Нормандии. Он скончался 4 июня 1155 года и был похоронен в аббатстве Кор.

Болдуину де Ревьеру в качестве графа Девона наследовал его старший сын Ричард, скончавшийся в 1162 году. Затем владения и титулы Ревьеров перешли сыновьям последнего: Болдуину (ум. 1188), и Ричарду (ум. 1193 или ранее). Ни один из них не играл сколь-либо заметной роли в политической жизни Англии второй половины XII века и практически не оставил следа в истории. Лишь когда после прекращения потомства старшего сына Болдуина де Ревьера в 1193 году графом Девон и владельцем родовых земель и замков стал младший сын Болдуина Уильям де Вернон, начался новый подъём влияния дома де Ревьер.

Брак и дети

1-я жена: Аделиза (ум. 27 мая), чьё происхождение до настоящего времени не установлено. Дети Болдуинаи Аделизы:

2-я жена: Люси де Клер (ум. после 1155), вероятная дочь Ричарда Фиц-Гилберта, 1-го графа Хертфорда, и Аделизы Честерской, дочери Ранульфа ле Мешена, 1-го графа Честера. От этого брака детей не было.

Напишите отзыв о статье "Болдуин де Ревьер, 1-й граф Девон"

Примечания

  1. См. например, [books.google.com/books?id=-yELAAAAYAAJ&hl=cs Хронику Генриха Хантиндонского].
  2. Chibnall M. The Empress Matilda: Queen Consort, Queen Mother and Lady of the English. — 1993

Ссылки

  • [books.google.com/books?id=-yELAAAAYAAJ&pg=PA307&hl=cs&sig=ePetHyBWg6zHW4vh7j4_3Ij8XVk&source=bmap&bkcxt=124&q=%22Huntingdon%22#PPA343,M1 Генрих Хантингдонский о выступлении Болдуина де Ревьера в 1136 году]  (англ.)
  • [fmg.ac/Projects/MedLands/ENGLISH%20NOBILITY%20MEDIEVAL1.htm#_Toc188245685 Генеалогия Болдуина де Ревьера на сайте Фонда средневековой генеалогии]  (англ.)
  • [racineshistoire.free.fr/LGN/PDF/Reviers.pdf Генеалогия дома де Ревьер на сайте Racines et Histoire]  (фр.)
  • [www.webcom.com/scourt/exeter.htm История домов де Ревьер и де Куртене]  (англ.)


 Предшественник 
Новое образование
 граф Девон 
11411155
Преемник
Ричард

Отрывок, характеризующий Болдуин де Ревьер, 1-й граф Девон

Артиллерия на рысях выехала из за колонны, шедшей за Мюратом, и поехала по Арбату. Спустившись до конца Вздвиженки, артиллерия остановилась и выстроилась на площади. Несколько французских офицеров распоряжались пушками, расстанавливая их, и смотрели в Кремль в зрительную трубу.
В Кремле раздавался благовест к вечерне, и этот звон смущал французов. Они предполагали, что это был призыв к оружию. Несколько человек пехотных солдат побежали к Кутафьевским воротам. В воротах лежали бревна и тесовые щиты. Два ружейные выстрела раздались из под ворот, как только офицер с командой стал подбегать к ним. Генерал, стоявший у пушек, крикнул офицеру командные слова, и офицер с солдатами побежал назад.
Послышалось еще три выстрела из ворот.
Один выстрел задел в ногу французского солдата, и странный крик немногих голосов послышался из за щитов. На лицах французского генерала, офицеров и солдат одновременно, как по команде, прежнее выражение веселости и спокойствия заменилось упорным, сосредоточенным выражением готовности на борьбу и страдания. Для них всех, начиная от маршала и до последнего солдата, это место не было Вздвиженка, Моховая, Кутафья и Троицкие ворота, а это была новая местность нового поля, вероятно, кровопролитного сражения. И все приготовились к этому сражению. Крики из ворот затихли. Орудия были выдвинуты. Артиллеристы сдули нагоревшие пальники. Офицер скомандовал «feu!» [пали!], и два свистящие звука жестянок раздались один за другим. Картечные пули затрещали по камню ворот, бревнам и щитам; и два облака дыма заколебались на площади.
Несколько мгновений после того, как затихли перекаты выстрелов по каменному Кремлю, странный звук послышался над головами французов. Огромная стая галок поднялась над стенами и, каркая и шумя тысячами крыл, закружилась в воздухе. Вместе с этим звуком раздался человеческий одинокий крик в воротах, и из за дыма появилась фигура человека без шапки, в кафтане. Держа ружье, он целился во французов. Feu! – повторил артиллерийский офицер, и в одно и то же время раздались один ружейный и два орудийных выстрела. Дым опять закрыл ворота.
За щитами больше ничего не шевелилось, и пехотные французские солдаты с офицерами пошли к воротам. В воротах лежало три раненых и четыре убитых человека. Два человека в кафтанах убегали низом, вдоль стен, к Знаменке.
– Enlevez moi ca, [Уберите это,] – сказал офицер, указывая на бревна и трупы; и французы, добив раненых, перебросили трупы вниз за ограду. Кто были эти люди, никто не знал. «Enlevez moi ca», – сказано только про них, и их выбросили и прибрали потом, чтобы они не воняли. Один Тьер посвятил их памяти несколько красноречивых строк: «Ces miserables avaient envahi la citadelle sacree, s'etaient empares des fusils de l'arsenal, et tiraient (ces miserables) sur les Francais. On en sabra quelques'uns et on purgea le Kremlin de leur presence. [Эти несчастные наполнили священную крепость, овладели ружьями арсенала и стреляли во французов. Некоторых из них порубили саблями, и очистили Кремль от их присутствия.]
Мюрату было доложено, что путь расчищен. Французы вошли в ворота и стали размещаться лагерем на Сенатской площади. Солдаты выкидывали стулья из окон сената на площадь и раскладывали огни.
Другие отряды проходили через Кремль и размещались по Маросейке, Лубянке, Покровке. Третьи размещались по Вздвиженке, Знаменке, Никольской, Тверской. Везде, не находя хозяев, французы размещались не как в городе на квартирах, а как в лагере, который расположен в городе.
Хотя и оборванные, голодные, измученные и уменьшенные до 1/3 части своей прежней численности, французские солдаты вступили в Москву еще в стройном порядке. Это было измученное, истощенное, но еще боевое и грозное войско. Но это было войско только до той минуты, пока солдаты этого войска не разошлись по квартирам. Как только люди полков стали расходиться по пустым и богатым домам, так навсегда уничтожалось войско и образовались не жители и не солдаты, а что то среднее, называемое мародерами. Когда, через пять недель, те же самые люди вышли из Москвы, они уже не составляли более войска. Это была толпа мародеров, из которых каждый вез или нес с собой кучу вещей, которые ему казались ценны и нужны. Цель каждого из этих людей при выходе из Москвы не состояла, как прежде, в том, чтобы завоевать, а только в том, чтобы удержать приобретенное. Подобно той обезьяне, которая, запустив руку в узкое горло кувшина и захватив горсть орехов, не разжимает кулака, чтобы не потерять схваченного, и этим губит себя, французы, при выходе из Москвы, очевидно, должны были погибнуть вследствие того, что они тащили с собой награбленное, но бросить это награбленное им было так же невозможно, как невозможно обезьяне разжать горсть с орехами. Через десять минут после вступления каждого французского полка в какой нибудь квартал Москвы, не оставалось ни одного солдата и офицера. В окнах домов видны были люди в шинелях и штиблетах, смеясь прохаживающиеся по комнатам; в погребах, в подвалах такие же люди хозяйничали с провизией; на дворах такие же люди отпирали или отбивали ворота сараев и конюшен; в кухнях раскладывали огни, с засученными руками пекли, месили и варили, пугали, смешили и ласкали женщин и детей. И этих людей везде, и по лавкам и по домам, было много; но войска уже не было.
В тот же день приказ за приказом отдавались французскими начальниками о том, чтобы запретить войскам расходиться по городу, строго запретить насилия жителей и мародерство, о том, чтобы нынче же вечером сделать общую перекличку; но, несмотря ни на какие меры. люди, прежде составлявшие войско, расплывались по богатому, обильному удобствами и запасами, пустому городу. Как голодное стадо идет в куче по голому полю, но тотчас же неудержимо разбредается, как только нападает на богатые пастбища, так же неудержимо разбредалось и войско по богатому городу.
Жителей в Москве не было, и солдаты, как вода в песок, всачивались в нее и неудержимой звездой расплывались во все стороны от Кремля, в который они вошли прежде всего. Солдаты кавалеристы, входя в оставленный со всем добром купеческий дом и находя стойла не только для своих лошадей, но и лишние, все таки шли рядом занимать другой дом, который им казался лучше. Многие занимали несколько домов, надписывая мелом, кем он занят, и спорили и даже дрались с другими командами. Не успев поместиться еще, солдаты бежали на улицу осматривать город и, по слуху о том, что все брошено, стремились туда, где можно было забрать даром ценные вещи. Начальники ходили останавливать солдат и сами вовлекались невольно в те же действия. В Каретном ряду оставались лавки с экипажами, и генералы толпились там, выбирая себе коляски и кареты. Остававшиеся жители приглашали к себе начальников, надеясь тем обеспечиться от грабежа. Богатств было пропасть, и конца им не видно было; везде, кругом того места, которое заняли французы, были еще неизведанные, незанятые места, в которых, как казалось французам, было еще больше богатств. И Москва все дальше и дальше всасывала их в себя. Точно, как вследствие того, что нальется вода на сухую землю, исчезает вода и сухая земля; точно так же вследствие того, что голодное войско вошло в обильный, пустой город, уничтожилось войско, и уничтожился обильный город; и сделалась грязь, сделались пожары и мародерство.