Бонневаль, Клод Александр де

Клод Александр де Бонневаль
Место смерти	Стамбул

Граф Клод Александр де Бонневаль (фр. Claude Alexandre de Bonneval; 14 июля 1675 — 23 марта 1747) — французский авантюрист, зять маршала Бирона, который прославился на службе турецкого султана под именем Ахмет-паша.

Биография

Дворянин из-под Лиможа, Бонневаль принимал участие в военных кампаниях Людовика XIV под начальством маршалов Пене-Люксанбура, Катина, Вильруа и Вандома. Оскорбление военного министра Шамильяра подвёло его под трибунал и вынудило бежать в Германию.

Бонневаль поступил на службу в армию Евгения Савойского в чине генерала, выдвинулся при взятии Темешвара, отличился при Мальплаке и был тяжело ранен при Петервардейне.

Получив от французского короля помилование, он вернулся на родину и сочетался браком с дочерью герцога Бирона. Брак Бонневаля привёл к обострению отношений Бонневаля с Евгением (молва считала их любовниками), который отослал его в Брюссель как фельдцейхмейстера. Своими светскими манерами граф увлёк за собой часть тамошнего общества, чем вызвал неудовольствие губернатора, маркиза де При, добившегося увольнения Бонневаля из армии. Он завязал тайные сношения с посланниками Франции и Испании, вследствие чего его арестовали и заключили в крепость Шпильберк близ Брюнна.

Порвав отношения с австрийцами, опальный генерал уехал в Венецию, где по предложению турецкого султана принял ислам. В Стамбул он прибыл в чине трёхбунчужного паши. Он преобразовал турецкую артиллерию, нанёс австрийцам ряд чувствительных поражений, с отличием участвовал в войнах против России и Персии, остановив победы узурпатора Тамасп-Кули-Хана.

В награду за свои подвиги он был назначен наместником Хиоса, но его собственная неосторожность и происки придворных скоро навлекли на него гнев султана, и он был отправлен в почетное изгнание в маленький пашалык у Черного моря. На старости лет Бонневаль почувствовал страстное желание вернуться в Европу, но не успел исполнить его.

Казанова описывает встречи с Бонневалем в Константинополе в первой книге своих мемуаров. Его [gallica.bnf.fr/ark:/12148/bpt6k1065160 собственные воспоминания], опубликованные в Лондоне в 1747 году, — литературная мистификация. Разноречивые мнения современников о Бонневаль-паше собрал и опубликовал принц де Линь.

При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Казанова о Бонневале

Казанова описывает Бонневаля как «красивого мужчину, только слишком тучного». Он одевался на французский манер и держал в Стамбуле штат французских поваров. По словам мемуариста, в шкафах его библиотеки вместо книг стояли «ряды бутылок самых лучших вин». По поводу перехода в ислам Бонневаль заметил ему: «Единственная индульгенция, которую я испрашивал и получил, это освобождение от обрезания, хотя название „индульгенция“ не совсем точно: в моём возрасте эта операция могла бы быть опасной; а между тем это лишь церемония, которую принято соблюдать; но законом она не предписана».

См. также

• Франко-турецкий альянс

Литература

• Бонневаль, Клод-Александр // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Бонневаль-де, Клавдий-Александр, граф // Бомбарда — Верещагин, Александр Васильевич. — СПб. ; [М.] : Тип. т-ва И. В. Сытина, 1911. — С. 6—7. — (Военная энциклопедия : [в 18 т.] / под ред. К. И. Величко [и др.] ; 1911—1915, т. 5).</span>

Ссылки

• [www.memoirs.ru/rarhtml/P_APV_IV88_33_9.htm П.М. Один из авантюристов прошлого века // Исторический вестник, 1888. - Т. 33. - № 9. - С. 639-647.]

Отрывок, характеризующий Бонневаль, Клод Александр де

Было то время перед званым обедом, когда собравшиеся гости не начинают длинного разговора в ожидании призыва к закуске, а вместе с тем считают необходимым шевелиться и не молчать, чтобы показать, что они нисколько не нетерпеливы сесть за стол. Хозяева поглядывают на дверь и изредка переглядываются между собой. Гости по этим взглядам стараются догадаться, кого или чего еще ждут: важного опоздавшего родственника или кушанья, которое еще не поспело.
Пьер приехал перед самым обедом и неловко сидел посредине гостиной на первом попавшемся кресле, загородив всем дорогу. Графиня хотела заставить его говорить, но он наивно смотрел в очки вокруг себя, как бы отыскивая кого то, и односложно отвечал на все вопросы графини. Он был стеснителен и один не замечал этого. Большая часть гостей, знавшая его историю с медведем, любопытно смотрели на этого большого толстого и смирного человека, недоумевая, как мог такой увалень и скромник сделать такую штуку с квартальным.
– Вы недавно приехали? – спрашивала у него графиня.
– Oui, madame, [Да, сударыня,] – отвечал он, оглядываясь.
– Вы не видали моего мужа?
– Non, madame. [Нет, сударыня.] – Он улыбнулся совсем некстати.
– Вы, кажется, недавно были в Париже? Я думаю, очень интересно.
– Очень интересно..
Графиня переглянулась с Анной Михайловной. Анна Михайловна поняла, что ее просят занять этого молодого человека, и, подсев к нему, начала говорить об отце; но так же, как и графине, он отвечал ей только односложными словами. Гости были все заняты между собой. Les Razoumovsky… ca a ete charmant… Vous etes bien bonne… La comtesse Apraksine… [Разумовские… Это было восхитительно… Вы очень добры… Графиня Апраксина…] слышалось со всех сторон. Графиня встала и пошла в залу.
– Марья Дмитриевна? – послышался ее голос из залы.
– Она самая, – послышался в ответ грубый женский голос, и вслед за тем вошла в комнату Марья Дмитриевна.
Все барышни и даже дамы, исключая самых старых, встали. Марья Дмитриевна остановилась в дверях и, с высоты своего тучного тела, высоко держа свою с седыми буклями пятидесятилетнюю голову, оглядела гостей и, как бы засучиваясь, оправила неторопливо широкие рукава своего платья. Марья Дмитриевна всегда говорила по русски.
– Имениннице дорогой с детками, – сказала она своим громким, густым, подавляющим все другие звуки голосом. – Ты что, старый греховодник, – обратилась она к графу, целовавшему ее руку, – чай, скучаешь в Москве? Собак гонять негде? Да что, батюшка, делать, вот как эти пташки подрастут… – Она указывала на девиц. – Хочешь – не хочешь, надо женихов искать.
– Ну, что, казак мой? (Марья Дмитриевна казаком называла Наташу) – говорила она, лаская рукой Наташу, подходившую к ее руке без страха и весело. – Знаю, что зелье девка, а люблю.
Она достала из огромного ридикюля яхонтовые сережки грушками и, отдав их именинно сиявшей и разрумянившейся Наташе, тотчас же отвернулась от нее и обратилась к Пьеру.
– Э, э! любезный! поди ка сюда, – сказала она притворно тихим и тонким голосом. – Поди ка, любезный…
И она грозно засучила рукава еще выше.
Пьер подошел, наивно глядя на нее через очки.
– Подойди, подойди, любезный! Я и отцу то твоему правду одна говорила, когда он в случае был, а тебе то и Бог велит.
Она помолчала. Все молчали, ожидая того, что будет, и чувствуя, что было только предисловие.
– Хорош, нечего сказать! хорош мальчик!… Отец на одре лежит, а он забавляется, квартального на медведя верхом сажает. Стыдно, батюшка, стыдно! Лучше бы на войну шел.
Она отвернулась и подала руку графу, который едва удерживался от смеха.
– Ну, что ж, к столу, я чай, пора? – сказала Марья Дмитриевна.
Впереди пошел граф с Марьей Дмитриевной; потом графиня, которую повел гусарский полковник, нужный человек, с которым Николай должен был догонять полк. Анна Михайловна – с Шиншиным. Берг подал руку Вере. Улыбающаяся Жюли Карагина пошла с Николаем к столу. За ними шли еще другие пары, протянувшиеся по всей зале, и сзади всех по одиночке дети, гувернеры и гувернантки. Официанты зашевелились, стулья загремели, на хорах заиграла музыка, и гости разместились. Звуки домашней музыки графа заменились звуками ножей и вилок, говора гостей, тихих шагов официантов.