Брокдорф-Ранцау, Ульрих фон

Ульрих фон Брокдорф-Ранцау

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Граф Ульрих фон Брокдорф-Ранцау (нем. Ulrich von Brockdorff-Rantzau; 29 мая 1869, Шлезвиг — 8 сентября 1928, Берлин) — немецкий дипломат, министр иностранных дел Германии в 1919 году, первый министр иностранных дел Веймарской республики. Посол Германии в СССР в 1922-28 годах.

Выходец из старинной дворянской семьи, Ульрих фон Брокдорф-Ранцау изучал юриспруденцию в Нёвшателе и Фрайбурге. В 1891-93 годах служил в прусской армии, после чего в 1894 году начал дипломатическую карьеру в Брюсселе. Затем служил в Вене и Будапеште. С 1912 года и всю Первую мировую войну служил в Дании в ранге посланника.

В феврале 1918 года после некоторых раздумий граф Брокдорф-Ранцау принял предложение занять пост государственного секретаря (а с февраля 1919 года рейхсминистра иностранных дел Веймарской республики в кабинете Шейдемана). 20 июня 1919 года вместе с другими членами кабинета ушёл в отставку, отказавшись подписать расценённый как «предательство Германии» Версальский договор.

В ноябре 1922 года Брокдорф-Ранцау вступил в должность посла Германии в России. В своей деятельности он стремился наладить хорошие отношения между Германией и СССР и при этом избежать тесного сближения двух стран. Он решительно противился военному сотрудничеству с Россией, что послужило причиной его конфликта с армейской верхушкой Германии. Граф Брокдорф-Ранцау внёс значительный вклад в подписание в 1926 году договора о ненападении и нейтралитете между Веймарской республикой и Советским Союзом. Граф Брокдорф-Ранцау умер внезапно во время визита в Берлин.

Ссылки

• На Викискладе есть медиафайлы по теме Ульрих фон Брокдорф-Ранцау

Отрывок, характеризующий Брокдорф-Ранцау, Ульрих фон

Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.