Бузько, Дмитрий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дмитрий Иванович Бузько
Имя при рождении:

Дмитро Іванович Бузько

Дата рождения:

1890(1890)

Место рождения:

Новомиргород, Елисаветградский уезд, Херсонская губерния, Российская империя (ныне: в Кировоградской области, Украина)

Дата смерти:

14 ноября 1937(1937-11-14)

Место смерти:

Одесса

Гражданство:

Российская империя Российская империя, СССР СССР

Род деятельности:

прозаик, киносценарист

Дебют:

«Лесной зверь» (1923)

Дмитрий Иванович Бузько́ (укр. Дмитро Іванович Бузько, 1891—1937) — украинский советский прозаик и киносценарист.





Биография

Родился в Новомиргороде в 1891 году, в семье священника. В 1897 году отец покончил жизнь самоубийством, а мать перебралась в глухую деревню в Николаевской губернии, где сначала работала учительницей, а вскоре вторично вышла замуж.

Учился в духовной школе, затем в Одесской духовной семинарии. В это время выучил украинский язык и увлёкся национальными идеями. В 1904 году стал членом студенческого революционного кружка. Вёл пропагандистскую деятельность, принял участие в организации Всероссийской забастовки семинаристов, а 27 октября 1907 года был приговорён к каторге, которую заменили ссылкой в Сибирь. Бежал из ссылки за границу. Жил в Германии, Швейцарии, Италии, Бельгии, поступив в агрономический институт в Жамблу. С началом первой мировой войны перебрался в Лондон, а спустя год — в Швецию и Данию, где в 1915 году продолжил учёбу на сельскохозяйственном факультете Копенгагенского университета.

После Февральской революции, в 1917 году, вернулся в Россию. В Петрограде стал членом Северного обкома партии левых эсеров из группы «Земля и воля». Впоследствии на короткое время отправляется делегатом на фронт, оттуда — в Одессу, где преподавал в начальной школе. В 1918 году вышел из партии эсеров и переехал в Киев. Примкнул к петлюровцам, занимал дипломатическую должность в Министерстве иностранных дел УНР, но через год порвал с новым правительством.

Весной 1920 года стал сотрудником Одесского губернского ЧК, получил задание обнаружить логово лесного атамана Заболотного, который в течение трёх лет терроризировал население двух уездов, и вынудить того добровольно сдаться, или же заманить в западню и захватить силой. Задание было не только успешно выполнено, но и легло в основу первой автобиографической повести Бузько «Лесной зверь» (1923).

Затем переехал в Харьков, где полностью посвятил себя литературному творчеству и работе в кино. Работал редактором «Укркинофотообъединения» в Киеве и Харькове. Являлся членом литературного объединения украинских футуристов «Новая генерация» (1927—1931).

16 июля 1937 года на общем собрании Одесской организации Союза писателей в своём выступлении, высказываясь о борьбе за идею и идейных ошибках, обмолвился, что ошибаться могут все, даже сам «великий, мудрый Сталин»… На том же собрании «за контрреволюционное выступление» был исключён из Союза писателей, а 20 октября — арестован по обвинению в том, что «в 1918—1920 годах он занимал ряд должностей в петлюровских организациях, был участником националистической организации, вёл контрреволюционную агитацию на собраниях писателей…». 1 ноября 1937 года был приговорён тройкой НКВД к высшей мере наказания, а 14 ноября 1937 года — расстрелян. Точная дата смерти Дмитрия Бузько долгое время была неизвестна, так как на основании «Свидетельства о смерти», выданного в 1957 году, после реабилитации «за недоказанностью состава преступления», считалось, что он умер 18 апреля 1943 года «от крупозного воспаления лёгких».

Сразу же после ареста Бузько его книги были изъяты из обращения, и только в 1971 году в киевском издательстве «Дніпро» был издан однотомник его избранных произведений, а в 1991 году, в том же издательстве — сборник из двух романов «Чайка» и «Голяндия».

Творчество

В 1924 году по сценарию Бузько, написанному на основе его повести, был снят один из первых украинских советских фильмов «Лесной зверь». Также являлся соавтором киносценариев к художественным фильмам «Макдональд» (1924) и «Тарас Шевченко» (1926). Его автобиографическая повесть «За решёткой» (укр. За ґратами, 1930) и социально-исторический роман «Чайка» (1929) вместе с повестью «Лесной зверь» — своеобразная автобиографическая трилогия. Написал также роман о революционных преобразованиях в украинском селе «Голяндия» (1929), хронику «Смерть Ивана Матвеевича» (1926), повести «Домны» (1930), «Из таёжного края» (1931), «Потомки храбрых» (1933), «Ядвига и Малка — полесские партизанки» (1936), сборник рассказов «На рассвете» (составлен в 1964).

Одно из известных прозаических произведений Бузько — его единственный научно-фантастический роман-утопия «Хрустальный край» (укр. «Кришталевий край», 1935; рус. пер. — 1935). В романе автор рассказывает о немецком учёном-химике Фрице Грубере, творце кристально чистого стекла с крепостью брони. Это изобретение, как и сам изобретатель, чуть было не погибло в капиталистической стране, и лишь после его переезда в Советский Союз эта технология получила достойную оценку, стала основой новой архитектуры и машиностроения, привела к созданию в СССР коммунистической утопии. Позже роман был фактически переписан Н. Дашкиевым (повесть «Хрустальные дороги», укр. «Кришталеві дороги», 1970).

Произведения

  • «Лесной зверь» (1923)
  • «Смерть Ивана Матвеевича» (1926)
  • «Чайка» (1929)
  • «Голяндия» (1929)
  • «За решёткой» (1930)
  • «Домны» (1930)
  • «Из таёжного края» (1931)
  • «Потомки храбрых» (1933)
  • «Хрустальный край» (1935)
  • «Ядвига и Малка — полесские партизанки» (1936)
  • «На рассвете» (сборник рассказов, 1964)

Напишите отзыв о статье "Бузько, Дмитрий Иванович"

Ссылки

  • Виталий Карацупа. [archivsf.narod.ru/persona/buzko/buzko.htm Бузько Дмитрий Иванович]
  • [cpllindengrove.com/AUTHORS/B/BUZKO.D/BUZKO.HTM Бузько, Дмитрий Иванович] // Энциклопедия фантастики: Кто есть кто / Под ред. Вл. Гакова. — Минск: ИКО «Галаксиас», 1995. — 694 с. — ISBN 985-6269-01-6.


Отрывок, характеризующий Бузько, Дмитрий Иванович

Князь Андрей не отвечал. Коляска и лошади уже давно были выведены на другой берег и уже заложены, и уж солнце скрылось до половины, и вечерний мороз покрывал звездами лужи у перевоза, а Пьер и Андрей, к удивлению лакеев, кучеров и перевозчиков, еще стояли на пароме и говорили.
– Ежели есть Бог и есть будущая жизнь, то есть истина, есть добродетель; и высшее счастье человека состоит в том, чтобы стремиться к достижению их. Надо жить, надо любить, надо верить, – говорил Пьер, – что живем не нынче только на этом клочке земли, а жили и будем жить вечно там во всем (он указал на небо). Князь Андрей стоял, облокотившись на перила парома и, слушая Пьера, не спуская глаз, смотрел на красный отблеск солнца по синеющему разливу. Пьер замолк. Было совершенно тихо. Паром давно пристал, и только волны теченья с слабым звуком ударялись о дно парома. Князю Андрею казалось, что это полосканье волн к словам Пьера приговаривало: «правда, верь этому».
Князь Андрей вздохнул, и лучистым, детским, нежным взглядом взглянул в раскрасневшееся восторженное, но всё робкое перед первенствующим другом, лицо Пьера.
– Да, коли бы это так было! – сказал он. – Однако пойдем садиться, – прибавил князь Андрей, и выходя с парома, он поглядел на небо, на которое указал ему Пьер, и в первый раз, после Аустерлица, он увидал то высокое, вечное небо, которое он видел лежа на Аустерлицком поле, и что то давно заснувшее, что то лучшее что было в нем, вдруг радостно и молодо проснулось в его душе. Чувство это исчезло, как скоро князь Андрей вступил опять в привычные условия жизни, но он знал, что это чувство, которое он не умел развить, жило в нем. Свидание с Пьером было для князя Андрея эпохой, с которой началась хотя во внешности и та же самая, но во внутреннем мире его новая жизнь.


Уже смерклось, когда князь Андрей и Пьер подъехали к главному подъезду лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились бежать назад в ворота. Две женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.
– Это Машины божьи люди, – сказал князь Андрей. – Они приняли нас за отца. А это единственно, в чем она не повинуется ему: он велит гонять этих странников, а она принимает их.
– Да что такое божьи люди? – спросил Пьер.
Князь Андрей не успел отвечать ему. Слуги вышли навстречу, и он расспрашивал о том, где был старый князь и скоро ли ждут его.
Старый князь был еще в городе, и его ждали каждую минуту.
Князь Андрей провел Пьера на свою половину, всегда в полной исправности ожидавшую его в доме его отца, и сам пошел в детскую.
– Пойдем к сестре, – сказал князь Андрей, возвратившись к Пьеру; – я еще не видал ее, она теперь прячется и сидит с своими божьими людьми. Поделом ей, она сконфузится, а ты увидишь божьих людей. C'est curieux, ma parole. [Это любопытно, честное слово.]
– Qu'est ce que c'est que [Что такое] божьи люди? – спросил Пьер
– А вот увидишь.
Княжна Марья действительно сконфузилась и покраснела пятнами, когда вошли к ней. В ее уютной комнате с лампадами перед киотами, на диване, за самоваром сидел рядом с ней молодой мальчик с длинным носом и длинными волосами, и в монашеской рясе.
На кресле, подле, сидела сморщенная, худая старушка с кротким выражением детского лица.
– Andre, pourquoi ne pas m'avoir prevenu? [Андрей, почему не предупредили меня?] – сказала она с кротким упреком, становясь перед своими странниками, как наседка перед цыплятами.
– Charmee de vous voir. Je suis tres contente de vous voir, [Очень рада вас видеть. Я так довольна, что вижу вас,] – сказала она Пьеру, в то время, как он целовал ее руку. Она знала его ребенком, и теперь дружба его с Андреем, его несчастие с женой, а главное, его доброе, простое лицо расположили ее к нему. Она смотрела на него своими прекрасными, лучистыми глазами и, казалось, говорила: «я вас очень люблю, но пожалуйста не смейтесь над моими ». Обменявшись первыми фразами приветствия, они сели.
– А, и Иванушка тут, – сказал князь Андрей, указывая улыбкой на молодого странника.
– Andre! – умоляюще сказала княжна Марья.
– Il faut que vous sachiez que c'est une femme, [Знай, что это женщина,] – сказал Андрей Пьеру.
– Andre, au nom de Dieu! [Андрей, ради Бога!] – повторила княжна Марья.
Видно было, что насмешливое отношение князя Андрея к странникам и бесполезное заступничество за них княжны Марьи были привычные, установившиеся между ними отношения.
– Mais, ma bonne amie, – сказал князь Андрей, – vous devriez au contraire m'etre reconaissante de ce que j'explique a Pierre votre intimite avec ce jeune homme… [Но, мой друг, ты должна бы быть мне благодарна, что я объясняю Пьеру твою близость к этому молодому человеку.]
– Vraiment? [Правда?] – сказал Пьер любопытно и серьезно (за что особенно ему благодарна была княжна Марья) вглядываясь через очки в лицо Иванушки, который, поняв, что речь шла о нем, хитрыми глазами оглядывал всех.
Княжна Марья совершенно напрасно смутилась за своих. Они нисколько не робели. Старушка, опустив глаза, но искоса поглядывая на вошедших, опрокинув чашку вверх дном на блюдечко и положив подле обкусанный кусочек сахара, спокойно и неподвижно сидела на своем кресле, ожидая, чтобы ей предложили еще чаю. Иванушка, попивая из блюдечка, исподлобья лукавыми, женскими глазами смотрел на молодых людей.
– Где, в Киеве была? – спросил старуху князь Андрей.
– Была, отец, – отвечала словоохотливо старуха, – на самое Рожество удостоилась у угодников сообщиться святых, небесных тайн. А теперь из Колязина, отец, благодать великая открылась…
– Что ж, Иванушка с тобой?
– Я сам по себе иду, кормилец, – стараясь говорить басом, сказал Иванушка. – Только в Юхнове с Пелагеюшкой сошлись…
Пелагеюшка перебила своего товарища; ей видно хотелось рассказать то, что она видела.
– В Колязине, отец, великая благодать открылась.
– Что ж, мощи новые? – спросил князь Андрей.
– Полно, Андрей, – сказала княжна Марья. – Не рассказывай, Пелагеюшка.
– Ни… что ты, мать, отчего не рассказывать? Я его люблю. Он добрый, Богом взысканный, он мне, благодетель, рублей дал, я помню. Как была я в Киеве и говорит мне Кирюша юродивый – истинно Божий человек, зиму и лето босой ходит. Что ходишь, говорит, не по своему месту, в Колязин иди, там икона чудотворная, матушка пресвятая Богородица открылась. Я с тех слов простилась с угодниками и пошла…