Чичерин, Борис Николаевич

Борис Николаевич Чичерин
Дата рождения:	26 мая (7 июня) 1828(1828-06-07)
Место рождения:	с. Караул, Кирсановский уезд, Тамбовская губерния, Российская империя
Дата смерти:	3 (16) февраля 1904(1904-02-16) (75 лет)
Место смерти:	с. Караул, Кирсановский уезд, Тамбовская губерния, Российская империя
Страна:	Российская империя Российская империя
Научная сфера:	правоведение, философия
Альма-матер:	юридический факультет МГУ

Бори́с Никола́евич Чиче́рин (26 мая [7 июня] 1828, село Караул, Тамбовская губерния — 3 [16] февраля 1904, там же) — русский правовед, один из основоположников конституционного права России, философ, историк, публицист и педагог. Почётный член Петербургской Академии наук (1893). Гегельянец. Дядя будущего наркома иностранных дел РСФСР и СССР Г. В. Чичерина.

Биография

Б. Н. Чичерин происходил из старинного дворянского рода Чичериных; был старшим сыном — в исповедной ведомости Преображенского кафедрального собора Тамбова за 1843—1844 год семья была указана в следующем составе: поручик Николай Васильевич Чичерин 41 год, жена его Екатерина Борисовна 35 лет. Дети их: Борис 15 лет, Василий 13 лет, Владимир 12 лет, Аркадий 11 лет, Андрей 9 лет, Сергей 7 лет, Пётр 5 лет, Александра 4 года.. Детство прошло в тамбовском имении отца Караул, приобретённом в 1837 году. Получил домашнее образование. Среди учителей был К. Н. Бестужев-Рюмин.

В 1845—1849 годах — студент юридического факультета Московского университета; среди преподавателей были Т. Н. Грановский, С. М. Соловьев, К. Д. Кавелин. Большое влияние на формирование взглядов Чичерина оказал Т. Н. Грановский, с которым его познакомил старый друг отца писатель Н. Ф. Павлов. Недолгое увлечение славянофильством сменилось сближением с западничеством.

В конце 1840-х — начале 1850-х гг. познакомился с П. В. Анненковым, А. И. Герценом, К. Д. Кавелиным, И. С. Тургеневым. Изучал работы Гегеля; испытал значительное влияние идей французских политических мыслителей. По окончании университета жил в родовом селе.

В 1853 году представил к защите магистерскую диссертацию «Областные учреждения России в XVII веке», которая была отклонена с заключением, что в ней в ложном свете представлена деятельность старой администрации России. Диссертация была защищена лишь в 1857 году после некоторого ослабления цензуры.

В 1857 году познакомился с Л. Н. Толстым, с которым у него на несколько лет установились близкие отношения. В 1858—1861 годах Чичерин совершил заграничное путешествие, во время которого знакомился с европейскими политическими учениями. В 1858 году в Лондоне встречается с А. И. Герценом, который опубликовал «Современные задачи русской жизни» Чичерина в «Голосах из России». Чичерин имел в русском обществе уже в ранние свои годы репутацию консерватора. Был приглашен в учителя к наследнику при Александре II: с 1863 года до смерти цесаревича Николая Александровича в 1865 году, преподавал ему государственное право.

Во время путешествия в свите наследника престола в 1865 году, в Риме, он познакомился с Алексеем Васильевичем Капнистом и его старшей дочерью Александрой, спустя 6 лет, 25 апреля 1871 года, ставшей его женой: венчание состоялось в церкви мученицы Татьяны Московского университета.

В 1861—1867 годах Чичерин — экстраординарный профессор Московского университета по кафедре государственного права; в своей фундаментальной работе «О народном представительстве» (докторская диссертация Чичерина была опубликована в 1866 г. и переиздана в 1899 г.) впервые в русской юридической литературе проследил развитие институтов парламентаризма у европейских народов. Относительно их применимости к тогдашней России Чичерин писал: «Не скрою, что я люблю свободные учреждения; но я не считаю их приложимыми всегда и везде, и предпочитаю честное самодержавие несостоятельному представительству». В 1868 году вместе с рядом других профессоров вышел в отставку в знак протеста против курса Министерства народного просвещения.

В конце 1871 года был избран в совет директоров Тамбово-Саратовской железной дороги.

После поездки в Париж вновь поселился в родовом имении Караул. Занялся земской деятельностью; был товарищем (заместителем) председателя Комиссии, учреждённой для исследования железнодорожного дела в России. В эти годы им написаны и изданы в Москве «История политических учений» (ч. 1—2, 1869—1872), «Наука и религия» (1879).

В Москве бывал наездами. В начале 1882 был избран московским городским головой, сменив на этом посту досрочно ушедшего в отставку С. М. Третьякова. Чичерину удалось добиться некоторых улучшений в городском хозяйстве Москвы, в частности обеспечить поступление в московский водопровод мытищинской воды. Участвовал в мероприятиях по случаю коронации императора Александра III (15 мая 1883 года); 16 мая, выступая на торжественном обеде городских голов, высказался за «единение всех земских сил для блага отечества» и выразил надежду, что власть признает необходимость сотрудничества с земским движением. Речь была расценена кругами, близкими к императору, как требование конституции и послужила причиной его отставки.

В сентябре 1883 года Московская городская дума сделала Б. Н. Чичерина почетным гражданином Москвы «за труды его на пользу Московского городского общества в звании Московского городского Головы».

Вернувшись в Караул, Чичерин вновь занялся научной деятельностью, написал ряд работ по философии, а также по химии и биологии, которые дали основание Д. И. Менделееву рекомендовать Чичерина к избранию почётным членом Русского физико-химического общества. Чичерин принимает деятельное и плодотворное участие в работах тамбовского земства.

В 1888—1894 годах работал над «Воспоминаниями», значительная часть которых посвящена Москве и Московскому университету 1840-х годах.

Научные и политические взгляды

<center>Портрет Бориса и Александры Чичериных работы В. О. Шервуда (1873)

</div> </div> Твердо и неуступчиво защищая права личности, Чичерин связывал с этим идею «порядка» — он очень сознательно стоял за твёрдую власть, решительно и резко осуждал все проявления революционного духа. Это отталкивало от Чичерина русское общество и, наоборот, делало его ценным в глазах правительства. Письма Чичерина к брату, служившему в Петербурге, докладывались Александру II, настолько их ценили консервативные круги, группировавшиеся тогда вокруг молодого царя. Не случайно поэтому было приглашение Чичерина, только что получившего кафедру в Московском университете, в преподаватели наследника Николая Александровича (старшего сына Александра II, скончавшегося очень рано, вследствие чего наследником, а позже царём стал второй сын Александра II — Александр III). Но репутация консерватора, очень рано сложившаяся относительно Чичерина, была, конечно, лишь отчасти верна: как не случайны были у Чичерина резкие осуждения революционного движения, так же не случайно было и то, что он явился в Московском университете лидером (тогда немногочисленной) группы либеральных профессоров.

Чичерин — представитель и один из основателей (наряду с С. М. Соловьёвым и К. Д. Кавелиным) «государственной школы» в русской историографии. В своей магистерской диссертации «История областных учреждений Московского государства XVIII века» и в ряде других работ («Опыты по истории русского права», «Очерки Англии и Франции» (обе — 1858)) обосновывал решающую роль государства в русской истории. Оценка исторического значения государства в существенной мере соответствовала принципам гегелевской философии истории. В то же время Чичерин был сторонником либерализации общественной жизни в России: выступал за отмену крепостного права, считал необходимым введение представительных форм правления, ратовал за расширение и гарантии гражданских свобод всех сословий и каждого человека. Либеральные воззрения Чичерина нашли выражение в его работах 1860-х — начала 1880-х годов: «О народном представительстве», «Курс государственной науки», «Собственность и государство» и др.

В духе гегельянства он считал, что Абсолют направляет процесс развития мира и человечества. При этом человеческая свобода сохраняет своё значение, так как человек изначально причастен к Абсолюту, будучи одновременно конечным и бесконечным существом. «Абсолютность» и «бесконечность» человека определяются в первую очередь его разумом как формой абсолютного духа. «Верховной наукой», постигающей смысл происходящего в мире, оказывается, согласно Чичерину, метафизика истории. В историческом процессе философ-метафизик обнаруживает логику развития идей, поэтому особое значение среди исторических дисциплин имеет история человеческой мысли, история философии.

Библиография

• [www.archive.org/stream/oblastnyiauchre00chicgoog#page/n7/mode/2up Областные учреждения России в XVII веке]. — М., 1856. — 594 с.
• [www.archive.org/stream/opytypoistoriir00chicgoog#page/n9/mode/2up Опыты по истории русского права]. — М., 1858. — 389 с.
• Очерки Англии и Франции. (1859)
• [books.google.ru/books?id=4Ww0AQAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=%D0%A7%D0%B8%D1%87%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%BD,+%D0%91%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%81+%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87&hl=ru&sa=X&ei=Re03T_miCoLjtQaxyaHJDA&ved=0CFQQ6AEwBQ#v=onepage&q&f=false Несколько современных вопросов]. — М., 1862. — 265 с.
• [www.archive.org/stream/onarodnompredst02chicgoog#page/n9/mode/2up О народном представительстве]. — М., 1866. — 553 с.
• История политических учений.
  • [civil.consultant.ru/reprint/books/145/ Ч. 1: Древность и средние века.] — М., 1869.
  • [civil.consultant.ru/reprint/books/148 Ч. 2: Новое время.] — М., 1872.
  • [civil.consultant.ru/reprint/books/151/ Ч. 3: Новое время.] — М., 1874.
  • [civil.consultant.ru/reprint/books/154/ Ч. 4: XIX век.] — М., 1877.
  • [civil.consultant.ru/reprint/books/157/ Ч. 5: [XIX век].] — М., 1902.
• [www.archive.org/stream/konstitutsionnv01chicgoog#page/n5/mode/2up Конституционный вопрос в России]. — СПб., 1906. — 84 с. (Рукопись 1878 года).
• Герье В. И., Чичерин Б. Н. Русский дилетантизм и общинное землевладение: Разбор книги князя А. Васильчикова «Землевладение и земледелие». — М., 1878. — 250 с.
• Наука и религия. (1879)
• Положительная философия и единство науки. (1892)
• Основания логики и метафизики. (1894)
• Очерки философии права. (1901)
• [constitution.garant.ru/science-work/pre-revolutionar/3948892/ Курс государственной науки. В 3 томах (1894, 1896, 1898)]
• [www.archive.org/stream/voprosypolitiki00chicgoog#page/n7/mode/2up Вопросы политики. (1903)]
• Вопросы философии и психологии. (1904)
• [www.archive.org/stream/mistitsizmvnauk00chicgoog#page/n3/mode/2up Мистицизм в науке. — М., 1880.]
• Собственность и государство.
  • [www.archive.org/stream/sobstvennostigo01chicgoog#page/n7/mode/2up Часть 1]. — М., 1882. — 469 с.
  • [www.archive.org/stream/sobstvennostigo00chicgoog#page/n9/mode/2up Часть 2]. — М., 1883. — 459 с.
  • Совр. изд.: Чичерин, Б. Н. Собственность и государство. — СПб.: Изд-во Русской Христианской Гуманитарной Академии, 2005. — 824 с. — ISBN 5-88812-202-5.
• Положительная философия и единство науки. М., 1892; Основания логики и метафизики. — М., 1894.
• Курс государственной науки. Ч. 1—3. — М., 1894—98.
• [www.archive.org/stream/filosofiiaprava00chicgoog#page/n7/mode/2up Философия права. — М., 1900.]
• [www.archive.org/stream/rossianakanunie00chicgoog#page/n5/mode/2up Россия накануне двадцатого столетия]
• [www.archive.org/stream/polskiievreskiv00renngoog#page/n5/mode/2up Польский и еврейский вопрос]
• Вопросы философии. — М., 1904.
• [www.archive.org/stream/politicheskemys00chicgoog#page/n6/mode/2up Политические мыслители древнего и нового мира]
• Система химических элементов. — М., 1911.
• О началах этики. Оправдание добра, нравственная философия Вл. Соловьева. — Право и нравственность, очерки из прикладной этики // Философские науки. — 1989. — № 9.

Мемуары

• Воспоминания Бориса Николаевича Чичерина / с предисл. В. И. Невского. Т. 1—4. — М.: М. и С. Сабашниковы, 1929—1934.
• Воспоминания. — М.: Изд. МГУ, 1991.
• Воспоминания: [в 2 т.]. — Москва: Изд. им. Сабашниковых, 2010.

Напишите отзыв о статье "Чичерин, Борис Николаевич"

Примечания

Литература

• Чичерин, Борис Николаевич // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• Гульбинский И. Б. Н. Чичерин. — М., 1914.
• Евлампиев И. И. Философские и социально-политические взгляды Б. Н. Чичерина. // Чичерин Б. Н. Собственность и государство. — СПб.: Издательство РХГА, 2005. — С. 3—30. — ISBN 5-88812-202-5.
• Зорькин В. Д. Из истории буржуазно-либеральной политической мысли России второй половины XIX — начала XX в.: Б. Н. Чичерин. — М.: Изд-во МГУ, 1975. — 173 с.
• Зорькин В. Д. Чичерин / Отв. ред. П. С. Грацианский. — М.: Юридическая лит-ра, 1984. — 112 с. — (Из истории политической и правовой мысли).
• Верещагин А. Н. [www.ras.ru/FStorage/download.aspx?Id=5863bf13-9413-4756-94d8-bed441a22dfb Борис Чичерин — российский политолог] // Вестник Российской Академии Наук. — 1995. — Т. 65, № 12. — С. 1085-1093.
• Киреева Р. А. Государственная школа: историческая концепция К.Д. Кавелина и Б.Н. Чичерина. - М.:ОГИ, 2004. - 2004. - 512 с.
• Лобеева В.М. Социальная философия Б.Н. Чичерина: системный анализ. - М.: "Канон+" РООИ "Реабилитация", 2012. - 304 с.
• Евлампиев И.И. Политическая философия Б.Н. Чичерина. - СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2013. - 226 с.

Отрывок, характеризующий Чичерин, Борис Николаевич

Она приняла свой покорно плачевный вид и сказала мужу:
– Послушай, граф, ты довел до того, что за дом ничего не дают, а теперь и все наше – детское состояние погубить хочешь. Ведь ты сам говоришь, что в доме на сто тысяч добра. Я, мой друг, не согласна и не согласна. Воля твоя! На раненых есть правительство. Они знают. Посмотри: вон напротив, у Лопухиных, еще третьего дня все дочиста вывезли. Вот как люди делают. Одни мы дураки. Пожалей хоть не меня, так детей.
Граф замахал руками и, ничего не сказав, вышел из комнаты.
– Папа! об чем вы это? – сказала ему Наташа, вслед за ним вошедшая в комнату матери.
– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.


Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.


Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.