Воробьёва, Анна Яковлевна

В Википедии есть статьи о других людях с фамилиями: Воробьёва и Петрова

Анна Яковлевна Воробьёва
Основная информация
Имя при рождении	Анна Яковлевна Воробьева
Дата рождения	2 февраля 1817(1817-02-02)
Место рождения	Санкт-Петербург, Российская империя
Дата смерти	13 апреля 1901(1901-04-13) (84 года)
Место смерти	Санкт-Петербург, Российская империя
Страна	Российская империя Российская империя
Профессии	оперная певица
Певческий голос	контральто
Коллективы	Мариинский театр

Анна Яковлевна Воробьёва (р. 2 февраля 1817, Санкт-Петербург, Российская империя — 13 апреля 1901, Санкт-Петербург, Российская империя) — русская оперная певица (контральто).

Биография

Родилась в семье репетитора хоров Императорских петербургских театров. Окончила Петербургское театральное училище сначала в балетном классе у Ш. Дидло, позже в классе пения у А. Сапиенцы и Г. Ломакина, совершенствовалась у Катерино Кавоса и М. И. Глинки.

В 1838 году, уже будучи солисткой Петербургской оперы, она вышла замуж за оперного певца Осипа Петрова и стала выступать под двойной фамилией — Петровой-Воробьевой.

Ещё будучи ученицей театрального училища, в 1833 году, дебютировала на оперной сцене в партии Пиппо («Сорока-воровка, или Опасность судить по наружности»), позднее выступила в партии Ритты («Цампа, морской разбойник, или Мраморная невеста» Луи Жозефа Фердинанда Герольда). Несмотря на успех, по окончании училища была определена по указанию директора Императорских театров А. Гедеонова в хористки Петербургской оперы, выступая в драмах, водевилях, различных дивертисментах. Однако её педагог и одновременно капельмейстер театра Кавос очень скоро выдвинул её в солистки, поручая основные партии. Только благодаря настойчивым хлопотам Кавоса она выступила 30 января 1835 года в партии Арзаче, после чего была зачислена солисткой Императорской оперы.

8 апреля 1836 года выступила в роли невольницы в драме «Молдавская цыганка, или Золото и кинжал» К. Бахтурина, где в начале 3-й картины исполнила арию с женским хором, написанную М. Глинкой специально к постановке.

Из-за большой голосовой нагрузки в мужских низких партиях певица сорвала голос и была вынуждена в 1846 году оставить сцену, хотя официально продолжала числиться в оперной труппе до 1850 года.

В преклонном возрасте она ослепла.

Похоронена на Смоленском православном кладбище. В 1936 году её прах был перенесен со Смоленского православного кладбища в Некрополь мастеров искусств.

Творчество

По свидетельству «Театральной энциклопедии», Михаил Иванович Глинка изначально на неё сочинял партию Вани в опере «Жизнь за царя».

«Под руководством Глинки она разучила и превосходно передавала роль Вани в „Жизни за царя“. Очарованный её исполнением, Глинка написал специально для неё новую сцену у монастыря, ставшую впоследствии одним из выигрышных моментов партии» (цитирование по: [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/3147 Биографический словарь]). Это стало своеобразным свадебным подарком от Глинки и автора либретто Кукольника ещё собирающимся пожениться жениху Осипу Петрову, готовящему партию Сусанина, и его невесте, которой выпала тогда довольно короткая партия Вани, причем «подарок» был сочинён буквально за одни сутки (см. [www.belcanto.ru/petrova.html Анна Петрова-Воробьева]). Премьера оперы прошла 27 ноября (9 декабря по ст.стилю) 1836 год в петербургском Большом театре.

Обладала голосом феноменальной, редкой красоты и силы, «бархатного» тембра и широкого диапазона (две с половиной октавы от фа малой до си-бемоль второй октавы), могучим сцен. темпераментом, владела виртуозной вокальной техникой. «Голос Воробьевой был одним из самых необычайных, изумительных контральто в целой Европе: объём, красота, сила, мягкость — все в нём поражало слушателя и действовало на него с неотразимым обаянием», — писал В. Стасов (Избр. соч., т. 1,1952, с. 285; цитирование по: [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/3147 Большая биографическая энциклопедия]).

«Литературная газета» (1840, 14 февреля) писала про певицу: «Она только лишь выйдет, сейчас вы заметите великую актрису и вдохновенную певицу. В эту минуту каждое её движение, каждый пассаж, каждая гамма проникнуты жизнию, чувством, художническим одушевлением. Её магический голос, её творческая игра равно просятся в сердце каждого холодного и пламенного любителя» (цитирование по: [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/3147 там же]).

Художник Карл Брюллов, в 1840 году услышав голос певицы, пришёл в восторг и, по его признанию, «не мог удержаться от слез…» (цитирование по: [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/3147 там же]).

Репертуар

Основные оперные партии: Ваня, 1-я исполнительница («Жизнь за царя»); Параша, 1-я исполнительница («Параша Сибирячка» Д. Струйского); Ратмир, 1-я исполнительница, но в самый премьерный спектакль заболела (её неудачно заменила молодая певица однофамилица А. Н. Петрова) и выступила только в 3-м представлении, в «Руслане и Людмиле»; Адальджиза в «Норме»; Пиппо в «Сороке-воровке»; Танкред («Танкред»), Бригитта («Черное домино, или Таинственная маска»); Арзаче («Семирамида» Россини); Ромео («Капулетти и Монтекки» Беллини). В 1844 год, ввиду звучности и обширности нижнего регистра её контральто, ей была поручена мужская баритоновая роль Ричарда в опере «Пуритане».

Концертный репертуар включал произведения композиторов: Дж. Мейербера, В. А. Моцарта, М. Глинки (который сам ей аккомпанировал), А. Даргомыжского, М. Мусоргского. Мусоргский посвятил певице песню Марфы «Исходила младешенька» из оперы «Хованщина» (1873) и «Колыбельную» (№ 1) из цикла «Песни и пляски смерти» (1875).

Среди партнеров по сцене были выдающие певцы времени: супруг Осип Петров, Байков, Леон Леонов, А. Лодий, М. Степанова, М. Шелехова.

Воспоминания

Воспоминания о М. И. Глинке (по поводу 500-го представления «Жизни за Царя»), опубликованы в 1880 году в «Русской Старине», Т. 27, март. Эти же воспоминания вошли в сборник: Глинка в воспоминаниях современников. — М., 1955. С. 169—173.

Ссылки

• Петрова-Воробьева Анна Яковлевна // Отечественные певцы. 1750—1917: Словарь / Пружанский А. М. — Изд. 2-е испр. и доп. — М., 2008.
• Воробьева, Анна Яковлевна // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/3147 Биографический словарь]
• [dic.academic.ru/dic.nsf/biograf2/3147 Большая биографическая энциклопедия]
• [bookz.ru/authors/avtor-neizvesten-3/theatre_encicl/page-492-theatre_encicl.html Театральная энциклопедия]

Отрывок, характеризующий Воробьёва, Анна Яковлевна

– Нет, знаешь, я не верю этому, чтобы мы были в животных, – сказала Наташа тем же шопотом, хотя музыка и кончилась, – а я знаю наверное, что мы были ангелами там где то и здесь были, и от этого всё помним…
– Можно мне присоединиться к вам? – сказал тихо подошедший Диммлер и подсел к ним.
– Ежели бы мы были ангелами, так за что же мы попали ниже? – сказал Николай. – Нет, это не может быть!
– Не ниже, кто тебе сказал, что ниже?… Почему я знаю, чем я была прежде, – с убеждением возразила Наташа. – Ведь душа бессмертна… стало быть, ежели я буду жить всегда, так я и прежде жила, целую вечность жила.
– Да, но трудно нам представить вечность, – сказал Диммлер, который подошел к молодым людям с кроткой презрительной улыбкой, но теперь говорил так же тихо и серьезно, как и они.
– Отчего же трудно представить вечность? – сказала Наташа. – Нынче будет, завтра будет, всегда будет и вчера было и третьего дня было…
– Наташа! теперь твой черед. Спой мне что нибудь, – послышался голос графини. – Что вы уселись, точно заговорщики.
– Мама! мне так не хочется, – сказала Наташа, но вместе с тем встала.
Всем им, даже и немолодому Диммлеру, не хотелось прерывать разговор и уходить из уголка диванного, но Наташа встала, и Николай сел за клавикорды. Как всегда, став на средину залы и выбрав выгоднейшее место для резонанса, Наташа начала петь любимую пьесу своей матери.
Она сказала, что ей не хотелось петь, но она давно прежде, и долго после не пела так, как она пела в этот вечер. Граф Илья Андреич из кабинета, где он беседовал с Митинькой, слышал ее пенье, и как ученик, торопящийся итти играть, доканчивая урок, путался в словах, отдавая приказания управляющему и наконец замолчал, и Митинька, тоже слушая, молча с улыбкой, стоял перед графом. Николай не спускал глаз с сестры, и вместе с нею переводил дыхание. Соня, слушая, думала о том, какая громадная разница была между ей и ее другом и как невозможно было ей хоть на сколько нибудь быть столь обворожительной, как ее кузина. Старая графиня сидела с счастливо грустной улыбкой и слезами на глазах, изредка покачивая головой. Она думала и о Наташе, и о своей молодости, и о том, как что то неестественное и страшное есть в этом предстоящем браке Наташи с князем Андреем.
Диммлер, подсев к графине и закрыв глаза, слушал.
– Нет, графиня, – сказал он наконец, – это талант европейский, ей учиться нечего, этой мягкости, нежности, силы…
– Ах! как я боюсь за нее, как я боюсь, – сказала графиня, не помня, с кем она говорит. Ее материнское чутье говорило ей, что чего то слишком много в Наташе, и что от этого она не будет счастлива. Наташа не кончила еще петь, как в комнату вбежал восторженный четырнадцатилетний Петя с известием, что пришли ряженые.
Наташа вдруг остановилась.
– Дурак! – закричала она на брата, подбежала к стулу, упала на него и зарыдала так, что долго потом не могла остановиться.
– Ничего, маменька, право ничего, так: Петя испугал меня, – говорила она, стараясь улыбаться, но слезы всё текли и всхлипывания сдавливали горло.
Наряженные дворовые, медведи, турки, трактирщики, барыни, страшные и смешные, принеся с собою холод и веселье, сначала робко жались в передней; потом, прячась один за другого, вытеснялись в залу; и сначала застенчиво, а потом всё веселее и дружнее начались песни, пляски, хоровые и святочные игры. Графиня, узнав лица и посмеявшись на наряженных, ушла в гостиную. Граф Илья Андреич с сияющей улыбкой сидел в зале, одобряя играющих. Молодежь исчезла куда то.
Через полчаса в зале между другими ряжеными появилась еще старая барыня в фижмах – это был Николай. Турчанка был Петя. Паяс – это был Диммлер, гусар – Наташа и черкес – Соня, с нарисованными пробочными усами и бровями.
После снисходительного удивления, неузнавания и похвал со стороны не наряженных, молодые люди нашли, что костюмы так хороши, что надо было их показать еще кому нибудь.
Николай, которому хотелось по отличной дороге прокатить всех на своей тройке, предложил, взяв с собой из дворовых человек десять наряженных, ехать к дядюшке.
– Нет, ну что вы его, старика, расстроите! – сказала графиня, – да и негде повернуться у него. Уж ехать, так к Мелюковым.
Мелюкова была вдова с детьми разнообразного возраста, также с гувернантками и гувернерами, жившая в четырех верстах от Ростовых.
– Вот, ma chere, умно, – подхватил расшевелившийся старый граф. – Давай сейчас наряжусь и поеду с вами. Уж я Пашету расшевелю.
Но графиня не согласилась отпустить графа: у него все эти дни болела нога. Решили, что Илье Андреевичу ехать нельзя, а что ежели Луиза Ивановна (m me Schoss) поедет, то барышням можно ехать к Мелюковой. Соня, всегда робкая и застенчивая, настоятельнее всех стала упрашивать Луизу Ивановну не отказать им.
Наряд Сони был лучше всех. Ее усы и брови необыкновенно шли к ней. Все говорили ей, что она очень хороша, и она находилась в несвойственном ей оживленно энергическом настроении. Какой то внутренний голос говорил ей, что нынче или никогда решится ее судьба, и она в своем мужском платье казалась совсем другим человеком. Луиза Ивановна согласилась, и через полчаса четыре тройки с колокольчиками и бубенчиками, визжа и свистя подрезами по морозному снегу, подъехали к крыльцу.
Наташа первая дала тон святочного веселья, и это веселье, отражаясь от одного к другому, всё более и более усиливалось и дошло до высшей степени в то время, когда все вышли на мороз, и переговариваясь, перекликаясь, смеясь и крича, расселись в сани.
Две тройки были разгонные, третья тройка старого графа с орловским рысаком в корню; четвертая собственная Николая с его низеньким, вороным, косматым коренником. Николай в своем старушечьем наряде, на который он надел гусарский, подпоясанный плащ, стоял в середине своих саней, подобрав вожжи.
Было так светло, что он видел отблескивающие на месячном свете бляхи и глаза лошадей, испуганно оглядывавшихся на седоков, шумевших под темным навесом подъезда.
В сани Николая сели Наташа, Соня, m me Schoss и две девушки. В сани старого графа сели Диммлер с женой и Петя; в остальные расселись наряженные дворовые.
– Пошел вперед, Захар! – крикнул Николай кучеру отца, чтобы иметь случай перегнать его на дороге.
Тройка старого графа, в которую сел Диммлер и другие ряженые, визжа полозьями, как будто примерзая к снегу, и побрякивая густым колокольцом, тронулась вперед. Пристяжные жались на оглобли и увязали, выворачивая как сахар крепкий и блестящий снег.
Николай тронулся за первой тройкой; сзади зашумели и завизжали остальные. Сначала ехали маленькой рысью по узкой дороге. Пока ехали мимо сада, тени от оголенных деревьев ложились часто поперек дороги и скрывали яркий свет луны, но как только выехали за ограду, алмазно блестящая, с сизым отблеском, снежная равнина, вся облитая месячным сиянием и неподвижная, открылась со всех сторон. Раз, раз, толконул ухаб в передних санях; точно так же толконуло следующие сани и следующие и, дерзко нарушая закованную тишину, одни за другими стали растягиваться сани.