Вторая гражданская война в Либерии

Вторая гражданская война в Либерии
Основной конфликт: Гражданская война в Либерии
Карта Либерии
Дата	1999—2003
Место	Либерия
Итог	Победа повстанческих сил * Установление Временного правительства * Смещение Чарльза Тейлора * Ввод миссии ООН
Противники
Либерия ОРФ Объединённые либерийцы за примирение и демократию (LURD) Движение за демократию в Либерии (MODEL) При поддержке: Сьерра-Леоне Гвинея Миссия ООН в Либерии Нигерия (ЭКОВАС)
Командующие
Чарльз Тейлор Секу Коннех Томас Нимели Захирул Алам (2003—2006)
Силы сторон
Вооружённые силы: 11 000—14 000 человек (2002) Ополченцы: 16 000 человек (2003) Анти-террористическая группа ОРФ: 1250—1500 человек (2002) LURD: 35 000 человек (2003) MODEL: 14 000 человек (2003) 3500 человек (2003) 15 000 человек (2003)
Потери
?  ?  ?
Общие потери
50 000 человек погибшими 150 000–300 000 человек погибшими

Вторая гражданская война в Либерии (англ. Second Liberian Civil War; 1999—2003) — вооружённый конфликт в Либерии между правительством страны и повстанческими группировками в 1999—2003 годах. Война завершилась победой повстанческих группировок и бегством из страны президента Чарльза Тейлора. В Либерию были введены миротворцы ООН и было создано временное правительство. В ходе войны сотни тысяч человек погибли или стали беженцами.

Предпосылки

В 1996 году завершилась первая гражданская война в Либерии. Мирное соглашение предусматривало проведение всеобщих выборов в стране. 19 июля 1997 года в Либерии прошли президентские выборы, победу на которых одержал Чарльз Тейлор, набравший 75,33 % голосов избирателей. Избирательная кампания в его поддержку проходила под лозунгом: «Чарльз Тейлор убил моего отца, убил мою мать, но всё равно я проголосую за него».

После проведения президентских выборов возврат к мирной жизни продолжался недолго. Уже в начале 1999 года вооружённая оппозиция, поддерживаемая Гвинеей и Сьерра-Леоне начала готовиться к боевым действиям против режима Тейлора.

Противоборствующие стороны

В первой половине 1999 года вооружённые повстанческие группировки начали вторжение на территорию страны из соседней Гвинеи. Гвинея активно поддерживала эти группировки, став главным источником военной и финансовой помощи повстанцам. К июлю 2000 года эти группы образовали группировку «Объединённые либерийцы за примирение и демократию» (ОЛПД) (англ. «Liberians United for Reconciliation and Democracy» (LURD)) во главе с Секу Коннех. Против повстанцев Тейлор привлёк некоторое число иррегулярных войск (в основном бывших членов своей группировки «Национальный патриотический фронт Либерии» (англ. National Patriotic Front of Liberia (NPFL)), армию и специализированные подразделения (Анти-террористическая группа).

Ход войны

Начало войны

Либерия была втянута в сложный трёхсторонний конфликт с соседними Сьерра-Леоне и Гвинеей. Президент Либерии Тейлор активно поддерживал повстанческие группировки в Сьерра-Леоне в гражданской войне. В ответ на это Сьерра-Леоне и Гвинея поддерживали повстанческие группировки, боровшиеся против Тейлора. В результате этого мировое сообщество обвинило Тейлора в поддержке сьерра-леонских повстанцев. В январе 2001 года Совет Безопасности ООН ввёл против Либерии санкции; при этом в докладе ООН сообщалось, что Тейлор «по-прежнему подпитывает конфликт в Сьерра-Леоне», поставляя повстанцам оружие в обмен на алмазы.

Разгар войны

В результате международных санкций и помощи со стороны Гвинеи и Сьерра-Леоне либерийские повстанцы начали теснить правительственные войска. 8 февраля 2002 года Тейлор объявил о введении в Либерии чрезвычайного положения. В середине февраля 2002 года подразделения LURD подошли к столице Монровии на расстояние в 44 километра. Повстанцы также проводили рейды против правительственных сил в юго-западной части страны. За первую половину 2002 года повстанцы совершили рейды в Боми, Бонг, Монтсеррадо и установили контроль над многими населёнными пунктами в этих графствах. В сентябре 2002 года, после того как правительственным войскам удалось отбить город Бополу, чрезвычайное положение было отменено.

В начале 2003 года в южную часть страны из Кот-д’Ивуара вторглась вооружённая группировка «Движение за демократию в Либерии» (англ. «Movement for Democracy in Liberia» (MODEL)). Это привело к тому, что либерийское правительство контролировало только 1/3 часть страны. Несмотря на временные неудачи, LURD контролировало северную часть Либерии и угрожало столице. В марте 2003 года повстанцы начали наступление на столицу, контролировавшуюся силами Тейлора.

Обострение обстановки в Либерии привело к созыву мирной конференции под председательством президента Ганы и главы ЭКОВАС Джона Куфуора. В мае 2003 года Совбез ООН продлил и расширил действие санкций, а 4 июня Специальный суд по Сьерра-Леоне издал международный ордер на арест Тейлора, назвав его военным преступником и обвинив в массовых убийствах и пытках мирных жителей в Сьерра-Леоне, а также за захват заложников, изнасилования и сексуальное рабство. 3 июля президент США Джордж Буш призвал Тейлора уйти в отставку. 18 июля 2003 года подразделения повстанцев начали осаду Монровии. Артиллерийские обстрелы города привели к гибели мирных жителей и большому числу беженцев. 19 июля отряды LURD подвергли массированному артиллерийскому обстрелу северо-западные окраины столицы, захватили стратегически важный мост Сент-Пол и развернули ожесточённые бои с правительственными войсками в районе морского порта. Вечером 28 июля «Движение за демократию в Либерии» (MODEL) захватила второй по величине город страны Бьюкенен.

Завершение войны

В 2002 году Лейма Гбови организовала массовое движение либерийских женщин за мир (англ.). Оно началось с небольшой группы женщин, молящихся и поющих на рыбном рынке. Со временем в движение вовлекалось всё больше христианок и мусульманок Монровии. Под руководством Гбови движению удалось добиться встречи с Тейлором и добиться от него обещания присутствовать на мирных переговорах в Гане.

29 июля 2003 года LURD объявило о прекращении огня. В это же время под эгидой ЭКОВАС в страну были введены нигерийские миротворцы. 10 августа 2003 года президент Тейлор обратился по радио к согражданам, закончив речь словами: «Даст Бог, я ещё вернусь». 11 августа накануне подписания мирного соглашения Тейлор вышел в отставку и бежал в Нигерию, где ему предоставили политическое убежище.

14 августа повстанцы сняли осаду Монровии. В период осады столицы с 18 июля по 14 августа было убито около 1000 человек. 200 американских военнослужащих высадились в столице для поддержки нигерийских миротворцев и наведения послевоенного порядка. 14 октября 2003 года было создано Временное правительство, которое контролировало лишь 20 % территории страны.

Последствия и миссия ООН

В ходе конфликта, по разным оценкам погибло от 50 000 до 300 000 человек. 11 сентября 2003 года Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан предложил развернуть в Либерии миротворческую миссию ООН для выполнения достигнутого в Аккре мирного соглашения. 19 сентября резолюцией Совета Безопасности ООН 1509 была создана Миссия ООН в Либерии. В состав миссии вошли 15 000 человек, включая военных и гражданских сотрудников: миротворцы, полицейские, а также политические советники и сотрудники гуманитарных организаций. Основной задачей миссии стало налаживание мирной жизни, разоружение различных вооружённых группировок и поддержание хрупкого мира в Либерии.

См. также

• Осада Монровии
• История Либерии

Ссылки

• [www.insightonconflict.org/conflicts/liberia/?gclid=CJPv9-fGs6gCFUsI3wodYBxYCw Конфликт в Либерии]  (англ.)
• [www.un.org/en/peacekeeping/missions/unmil/ Сайт миссии ООН в Либерии]  (англ.)
• [www.usip.org/files/file/resources/collections/peace_agreements/liberia_08182003.pdf Текст мирного соглашения]  (англ.)
• [www.chrishondros.com/images.htm Фотогалерея] Криса Хондорса  (англ.)

Отрывок, характеризующий Вторая гражданская война в Либерии

С раннего утра начали двигаться щегольски вычищенные и убранные войска, выстраиваясь на поле перед крепостью. То двигались тысячи ног и штыков с развевавшимися знаменами и по команде офицеров останавливались, заворачивались и строились в интервалах, обходя другие такие же массы пехоты в других мундирах; то мерным топотом и бряцанием звучала нарядная кавалерия в синих, красных, зеленых шитых мундирах с расшитыми музыкантами впереди, на вороных, рыжих, серых лошадях; то, растягиваясь с своим медным звуком подрагивающих на лафетах, вычищенных, блестящих пушек и с своим запахом пальников, ползла между пехотой и кавалерией артиллерия и расставлялась на назначенных местах. Не только генералы в полной парадной форме, с перетянутыми донельзя толстыми и тонкими талиями и красневшими, подпертыми воротниками, шеями, в шарфах и всех орденах; не только припомаженные, расфранченные офицеры, но каждый солдат, – с свежим, вымытым и выбритым лицом и до последней возможности блеска вычищенной аммуницией, каждая лошадь, выхоленная так, что, как атлас, светилась на ней шерсть и волосок к волоску лежала примоченная гривка, – все чувствовали, что совершается что то нешуточное, значительное и торжественное. Каждый генерал и солдат чувствовали свое ничтожество, сознавая себя песчинкой в этом море людей, и вместе чувствовали свое могущество, сознавая себя частью этого огромного целого.
С раннего утра начались напряженные хлопоты и усилия, и в 10 часов всё пришло в требуемый порядок. На огромном поле стали ряды. Армия вся была вытянута в три линии. Спереди кавалерия, сзади артиллерия, еще сзади пехота.
Между каждым рядом войск была как бы улица. Резко отделялись одна от другой три части этой армии: боевая Кутузовская (в которой на правом фланге в передней линии стояли павлоградцы), пришедшие из России армейские и гвардейские полки и австрийское войско. Но все стояли под одну линию, под одним начальством и в одинаковом порядке.
Как ветер по листьям пронесся взволнованный шопот: «едут! едут!» Послышались испуганные голоса, и по всем войскам пробежала волна суеты последних приготовлений.
Впереди от Ольмюца показалась подвигавшаяся группа. И в это же время, хотя день был безветренный, легкая струя ветра пробежала по армии и чуть заколебала флюгера пик и распущенные знамена, затрепавшиеся о свои древки. Казалось, сама армия этим легким движением выражала свою радость при приближении государей. Послышался один голос: «Смирно!» Потом, как петухи на заре, повторились голоса в разных концах. И всё затихло.
В мертвой тишине слышался топот только лошадей. То была свита императоров. Государи подъехали к флангу и раздались звуки трубачей первого кавалерийского полка, игравшие генерал марш. Казалось, не трубачи это играли, а сама армия, радуясь приближению государя, естественно издавала эти звуки. Из за этих звуков отчетливо послышался один молодой, ласковый голос императора Александра. Он сказал приветствие, и первый полк гаркнул: Урра! так оглушительно, продолжительно, радостно, что сами люди ужаснулись численности и силе той громады, которую они составляли.
Ростов, стоя в первых рядах Кутузовской армии, к которой к первой подъехал государь, испытывал то же чувство, какое испытывал каждый человек этой армии, – чувство самозабвения, гордого сознания могущества и страстного влечения к тому, кто был причиной этого торжества.
Он чувствовал, что от одного слова этого человека зависело то, чтобы вся громада эта (и он, связанный с ней, – ничтожная песчинка) пошла бы в огонь и в воду, на преступление, на смерть или на величайшее геройство, и потому то он не мог не трепетать и не замирать при виде этого приближающегося слова.
– Урра! Урра! Урра! – гремело со всех сторон, и один полк за другим принимал государя звуками генерал марша; потом Урра!… генерал марш и опять Урра! и Урра!! которые, всё усиливаясь и прибывая, сливались в оглушительный гул.
Пока не подъезжал еще государь, каждый полк в своей безмолвности и неподвижности казался безжизненным телом; только сравнивался с ним государь, полк оживлялся и гремел, присоединяясь к реву всей той линии, которую уже проехал государь. При страшном, оглушительном звуке этих голосов, посреди масс войска, неподвижных, как бы окаменевших в своих четвероугольниках, небрежно, но симметрично и, главное, свободно двигались сотни всадников свиты и впереди их два человека – императоры. На них то безраздельно было сосредоточено сдержанно страстное внимание всей этой массы людей.
Красивый, молодой император Александр, в конно гвардейском мундире, в треугольной шляпе, надетой с поля, своим приятным лицом и звучным, негромким голосом привлекал всю силу внимания.
Ростов стоял недалеко от трубачей и издалека своими зоркими глазами узнал государя и следил за его приближением. Когда государь приблизился на расстояние 20 ти шагов и Николай ясно, до всех подробностей, рассмотрел прекрасное, молодое и счастливое лицо императора, он испытал чувство нежности и восторга, подобного которому он еще не испытывал. Всё – всякая черта, всякое движение – казалось ему прелестно в государе.
Остановившись против Павлоградского полка, государь сказал что то по французски австрийскому императору и улыбнулся.
Увидав эту улыбку, Ростов сам невольно начал улыбаться и почувствовал еще сильнейший прилив любви к своему государю. Ему хотелось выказать чем нибудь свою любовь к государю. Он знал, что это невозможно, и ему хотелось плакать.
Государь вызвал полкового командира и сказал ему несколько слов.
«Боже мой! что бы со мной было, ежели бы ко мне обратился государь! – думал Ростов: – я бы умер от счастия».
Государь обратился и к офицерам:
– Всех, господа (каждое слово слышалось Ростову, как звук с неба), благодарю от всей души.
Как бы счастлив был Ростов, ежели бы мог теперь умереть за своего царя!
– Вы заслужили георгиевские знамена и будете их достойны.
«Только умереть, умереть за него!» думал Ростов.
Государь еще сказал что то, чего не расслышал Ростов, и солдаты, надсаживая свои груди, закричали: Урра! Ростов закричал тоже, пригнувшись к седлу, что было его сил, желая повредить себе этим криком, только чтобы выразить вполне свой восторг к государю.
Государь постоял несколько секунд против гусар, как будто он был в нерешимости.
«Как мог быть в нерешимости государь?» подумал Ростов, а потом даже и эта нерешительность показалась Ростову величественной и обворожительной, как и всё, что делал государь.
Нерешительность государя продолжалась одно мгновение. Нога государя, с узким, острым носком сапога, как носили в то время, дотронулась до паха энглизированной гнедой кобылы, на которой он ехал; рука государя в белой перчатке подобрала поводья, он тронулся, сопутствуемый беспорядочно заколыхавшимся морем адъютантов. Дальше и дальше отъезжал он, останавливаясь у других полков, и, наконец, только белый плюмаж его виднелся Ростову из за свиты, окружавшей императоров.
В числе господ свиты Ростов заметил и Болконского, лениво и распущенно сидящего на лошади. Ростову вспомнилась его вчерашняя ссора с ним и представился вопрос, следует – или не следует вызывать его. «Разумеется, не следует, – подумал теперь Ростов… – И стоит ли думать и говорить про это в такую минуту, как теперь? В минуту такого чувства любви, восторга и самоотвержения, что значат все наши ссоры и обиды!? Я всех люблю, всем прощаю теперь», думал Ростов.
Когда государь объехал почти все полки, войска стали проходить мимо его церемониальным маршем, и Ростов на вновь купленном у Денисова Бедуине проехал в замке своего эскадрона, т. е. один и совершенно на виду перед государем.
Не доезжая государя, Ростов, отличный ездок, два раза всадил шпоры своему Бедуину и довел его счастливо до того бешеного аллюра рыси, которою хаживал разгоряченный Бедуин. Подогнув пенящуюся морду к груди, отделив хвост и как будто летя на воздухе и не касаясь до земли, грациозно и высоко вскидывая и переменяя ноги, Бедуин, тоже чувствовавший на себе взгляд государя, прошел превосходно.
Сам Ростов, завалив назад ноги и подобрав живот и чувствуя себя одним куском с лошадью, с нахмуренным, но блаженным лицом, чортом , как говорил Денисов, проехал мимо государя.
– Молодцы павлоградцы! – проговорил государь.
«Боже мой! Как бы я счастлив был, если бы он велел мне сейчас броситься в огонь», подумал Ростов.
Когда смотр кончился, офицеры, вновь пришедшие и Кутузовские, стали сходиться группами и начали разговоры о наградах, об австрийцах и их мундирах, об их фронте, о Бонапарте и о том, как ему плохо придется теперь, особенно когда подойдет еще корпус Эссена, и Пруссия примет нашу сторону.
Но более всего во всех кружках говорили о государе Александре, передавали каждое его слово, движение и восторгались им.
Все только одного желали: под предводительством государя скорее итти против неприятеля. Под командою самого государя нельзя было не победить кого бы то ни было, так думали после смотра Ростов и большинство офицеров.
Все после смотра были уверены в победе больше, чем бы могли быть после двух выигранных сражений.


На другой день после смотра Борис, одевшись в лучший мундир и напутствуемый пожеланиями успеха от своего товарища Берга, поехал в Ольмюц к Болконскому, желая воспользоваться его лаской и устроить себе наилучшее положение, в особенности положение адъютанта при важном лице, казавшееся ему особенно заманчивым в армии. «Хорошо Ростову, которому отец присылает по 10 ти тысяч, рассуждать о том, как он никому не хочет кланяться и ни к кому не пойдет в лакеи; но мне, ничего не имеющему, кроме своей головы, надо сделать свою карьеру и не упускать случаев, а пользоваться ими».
В Ольмюце он не застал в этот день князя Андрея. Но вид Ольмюца, где стояла главная квартира, дипломатический корпус и жили оба императора с своими свитами – придворных, приближенных, только больше усилил его желание принадлежать к этому верховному миру.
Он никого не знал, и, несмотря на его щегольской гвардейский мундир, все эти высшие люди, сновавшие по улицам, в щегольских экипажах, плюмажах, лентах и орденах, придворные и военные, казалось, стояли так неизмеримо выше его, гвардейского офицерика, что не только не хотели, но и не могли признать его существование. В помещении главнокомандующего Кутузова, где он спросил Болконского, все эти адъютанты и даже денщики смотрели на него так, как будто желали внушить ему, что таких, как он, офицеров очень много сюда шляется и что они все уже очень надоели. Несмотря на это, или скорее вследствие этого, на другой день, 15 числа, он после обеда опять поехал в Ольмюц и, войдя в дом, занимаемый Кутузовым, спросил Болконского. Князь Андрей был дома, и Бориса провели в большую залу, в которой, вероятно, прежде танцовали, а теперь стояли пять кроватей, разнородная мебель: стол, стулья и клавикорды. Один адъютант, ближе к двери, в персидском халате, сидел за столом и писал. Другой, красный, толстый Несвицкий, лежал на постели, подложив руки под голову, и смеялся с присевшим к нему офицером. Третий играл на клавикордах венский вальс, четвертый лежал на этих клавикордах и подпевал ему. Болконского не было. Никто из этих господ, заметив Бориса, не изменил своего положения. Тот, который писал, и к которому обратился Борис, досадливо обернулся и сказал ему, что Болконский дежурный, и чтобы он шел налево в дверь, в приемную, коли ему нужно видеть его. Борис поблагодарил и пошел в приемную. В приемной было человек десять офицеров и генералов.