Гейнсборо, Томас
| Томас Гейнсборо | |
| Thomas Gainsborough | |
 Автопортрет, около 1759 | |
| Дата рождения: | |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Дата смерти: | |
| Место смерти: |
Лондон, Англия |
| Гражданство: | |
| Жанр: | |
| Учёба: | |
| Стиль: |
рококо |
 Работы на Викискладе | |
То́мас Ге́йнсборо (англ. Thomas Gainsborough; 14 мая 1727 — 2 августа 1788) — английский живописец, график, портретист и пейзажист.
Содержание
Биография
Дата крещения Томаса Гейнсборо — 14 мая 1727 года. Был младшим, девятым ребенком в семье торговца сукном Джона Гейнсборо и его жены Сюзанны.
В детстве Томас увлекался лепкой фигурок животных и рисованием. В 13 лет он уговорил родителей отпустить его в Лондон, и, по утверждению его приятеля Филипа Тикнесса, с тех пор обеспечивал себя самостоятельно.
Лондон
В Лондоне он поселился у серебряных дел мастера, фамилия которого неизвестна, и позже стал посещать уроки рисования у Юбера-Франсуа Гравло, преподавателя Академии св. Мартина. В первую очередь Гейнсборо интересовали пейзажи. Сохранились его зарисовки различных растений, сделанные в 40-х годах.
Зарабатывал он писанием пейзажей, подправлял старые картины, работал на гравёра Джона Бойделла.
В 1745 году он поселяется в собственной мастерской. Одна из первых подписанных им картин также датируется 1745 годом. На фоне пейзажа на ней изображён бультерьер. На обороте холста сам художник написал: «Замечательно умный пёс».
15 июля 1746 года Гейнсборо обвенчался с Маргарэт Барр, побочной дочерью герцога Бофора. Вероятно, рисунок (около 1746 – 1748) и картина (около 1746—1747, Лувр) являются автопортретами с женой, выполненными в стиле Ватто.
В 1748 году он написал «Лес Гейнсборо». В этой картине видно влияние Рёйсдаля, который был очень популярен в Англии в то время.
Совместно с другими художниками его пригласили украсить детский приют видами восьми лондонских госпиталей. Написанный в 1748 году «Чартерхаус» приносит Гейнсборо уважение в художественной среде, его картину сочли лучшей. Однако новых заказов это не принесло, и Гейнсборо решает вернуться в Садбери.
В 1748 году умер его отец, в том же году родилась старшая дочь Мэри.
Гейнсборо всегда считал себя пейзажистом, но пейзажи не приносили дохода, так как не были популярны. Около 1749 года Гейнсборо создаёт произведение, в котором он впервые соединяет портрет и пейзаж — «портрет четы Эндрюс».
Приблизительно в 1750 году Гейнсборо переезжает в расположенный недалеко Ипсуич.
Ипсвич
В Ипсвиче Гейнсборо стал членом Музыкального клуба, он познакомился с другими любителями музыки и самими музыкантами. Позднее он напишет портреты некоторых из них, а также групповой портрет с изображением Музыкального клуба.
В 1752 году у Гейнсборо родилась вторая дочь — Маргарет.
Основной доход художник получал от портретов. «В жанре портрета он старался следовать Хогарту, усвоив его непосредственность восприятия модели, заботясь больше о сходстве, нежели о передаче общественного положения позирующего, стремясь запечатлеть обычный, каждодневный облик человека»[1].
Вероятно, около 1753 года Гейнсборо получил лестный для него заказ на портрет адмирала Вернона.
Он пишет много портретов членов своей семьи. На автопортрете 1754 года он изобразил себя в треуголке. На написанном портрете 1756 года дочери устремились за бабочкой.
Около 1758 года Гейнсборо выполняет два портрета своего приятеля Уильяма Уоллестона. На одном Уоллестон изображён с флейтой, на другом он написан на фоне поместья.
В декабре 1758 года Гейнсборо получил заказ на портреты графа Джерси и его сына лорда Вильерса. Портреты, выполненные художником, находят одобрение, и его слава растёт.
Гейнсборо пишет и пейзажи. Ярким образцом его ранних пейзажей является «Лес Гейнсборо». «В ипсуичский период творчества заметнее всего влияние на Гейнсборо голландца Яна Винантса — оно больше, чем влияние Рёйсдала, и проявляется в более обобщённой трактовке почвы, песчаных берегов, срубленных деревьев, широко написанной листвы. В эти годы фоны его портретов очень близки его пейзажам, делаясь всё шире и свободнее. Грунт становится опять светлее, фактура более текучей. Вообще техника художника в это время виртуозно легка и похожа нежностью тонов на акварель»[1].
Завоевав репутацию портретиста в Ипсвиче, Гейнсборо решает переехать в модный курорт Бат, где в то время жили две его сестры.
Бат, 1759—1774
В Бате количество заказов на портреты превышало возможности художника, в 1763 году он даже заболел от переутомления и местная газета 17 октября сообщила о его смерти, признав ошибку на следующий день.
В 1763 – 1764 годах был создан портрет графини Мери Хау. Гейнсборо написал два портрета Иоганна Кристиана Баха, сына Иоганна Себастьяна Баха.
Большое значение для Гейнсборо оказало знакомство с полотнами Ван Дейка и Рубенса, принадлежащими местным аристократам, некоторые из этих полотен он копировал.
«С изучением картин старых мастеров связано появление изумительных сияющих далей в картинах Гейнсборо, не удававшихся мастеру прежде. Манера письма Гейнсборо в корне меняется. Примером этих новшеств можно считать «Пейзаж» (ныне в музее Уорчестера), показанный на выставке 1763 года в Обществе британских художников. Он написан при искусственном свете и драматически построен на мощных кривых. Постепенно фигуры в пейзажах делаются крупнее и начинают играть все большую роль в композиционных решениях. Может быть, лучший пейзаж этого периода «Возвращение крестьян с рынка лесной дорогой» (ок. 1767), просветленный и щедрый по краскам: удивительно написаны утреннее небо, листва, пронизанная желто-розовыми лучами солнца.»[1]
В ноябре 1768 года Рейнольдс прислал Гейнсборо приглашение стать одним из тридцати шести членов-основателей Королевской Академии. Она была основана 10 декабря 1768 года.
Наиболее знаменитыми портретами начала 1770-х годов являются портрет миссис Грэм и «Мальчик в голубом», на котором изображён Джонатан Баттл.
Гейнсборо пробовал создавать офорты, сохранилось 11 досок, некоторые из них не завершены, видимо, качество не удовлетворило художника.
В 1774 году Гейнсборо переезжает в Лондон.
Лондон, 1774—1788
В Лондоне художник устроил свою мастерскую рядом с залами аукциона Кристи, которые он часто посещал. Это время прошло под знаком соперничества Гейнсборо с Рейнольдсом, президентом Королевской Академии.
В 1777 году Гейнсборо после большого перерыва принимает участие в Академической выставке, где им был представлен «Водопой» — ответ художника на «Водопой» Рубенса. В последующие годы он продолжает создавать пейзажи, появляются даже две марины со спокойным и с бурным морем. Один из лучших пейзажей — «Возвращение с жатвы» (1784). «Ему удалось по-своему соединить два основных направления этой эпохи, казалось бы, взаимно исключающих друг друга: скромный реализм голландского пейзажа, скрупулезно фиксирующий увиденное, и французскую легкость, декоративность расцветшего к середине века стиля рококо, его криволинейное пространство. Впоследствии к этим компонентам добавилось страстное увлечение пейзажами Рубенса, увиденными художником после его переезда в Бат. Именно поздние пейзажи Рубенса с их широким ритмом, сложным построением композиции и драматически сильными световыми эффектами произвели на Гейнсборо ошеломляющее впечатление. В результате манера письма Гейнсборо становится более свободной, беглой, а красочный слой более жидким и текучим. Он фиксирует изменчивую игру света и тени в густой листве, все полотно пронизано единым лирическим порывом, почему Гейнсборо и можно считать одним из зачинателей романтизма в пейзаже.»[1]
В 1781 году театральный художник Лоутербург придумал эйдофузикон — своеобразный волшебный фонарь. На подсвеченном сзади экране демонстрировались картины, нарисованные на стеклянных пластинах. Гейнсборо очень заинтересовался этим изобретением и в 1781–1782 годах создал цикл пейзажей для собственного эйдофузикона, в музее Виктории и Альберта хранятся 10 таких пластин, расписанных художником.
Широкую известность художнику принесли поэтичные женские портреты, написанные под сильным влиянием Ван Дейка.
Гейнсборо писал портреты итальянской танцовщицы Джованны Баччелли, знаменитых куртизанок — миссис Эллиот по прозвищу Длинная Долли и Фрэнсис Данкомб, но, в основном, художник писал представительниц высшей аристократии, даже английскую королеву. Особое внимание привлекают необыкновенно лиричный портрет «Дамы в голубом (герцогини де Бофор?)», портреты леди Горации Уолдгрейв и герцогини Девонширской.
В портрете миссис Робинсон и портрете миссис Шеридан 1783 года Гейнсборо возобновляет попытки объединить портрет с пейзажем.
В 1783 году Гейнсборо вместе со своим другом Сэмом Килдерби путешествует по Озерному краю.
В 1784 году у Гейнсборо произошёл конфликт с Королевской Академией. Ему не понравилось, как были развешаны на выставке Академии его картины, он попросил перевесить их пониже. Ему ответили, что это противоречит общему правилу и ущемляет интересы других художников. В результате Гейнсборо забрал свои картины и до конца жизни не принимал участия в выставках Академии, выставки он устраивал у себя дома.
В 1785 году Гейнсборо по собственной инициативе пишет портрет драматической актрисы Сарры Сиддонс — своеобразный ответ Рейнольдсу, который написал Сиддонс в виде музы Трагедии.
К 1785–1788 годам относится единственное полотно Гейнсборо, посвящённое античной мифологии — «Диана и Актеон».
Гейнсборо умер от рака 2 августа 1788 года. Биограф художника Джексон утверждал, что его последние слова были: «Все мы отправимся на небо, и Ван Дейк с нами».
Галерея
- Cornard Wood.png
«Лес Гейнсборо» (1748)
- Thomas Gainsborough-Andrews.jpg
Портрет четы Эндрюс (около 1750)
- Thomas Gainsborough - Landscape with Stream and Weir - Google Art Project.jpg
«Пейзаж с плотиной» (1750-1753)
- Thomas Gainsborough - Landscape with Milkmaid - Google Art Project.jpg
«Пейзаж с дояркой» (1754-1756)
- Thomas Gainsborough - The Blue Boy (The Huntington Library, San Marino L. A.).jpg
«Мальчик в голубом» (1770)
- Thomas Gainsborough - The Honourable Mrs Graham (1757 - 1792) - Google Art Project.jpg
Портрет миссис Мэри Грэм (1775)
- Thomas Gainsborough 004.jpg
«Водопой» (1777)
- Thomas Gainsborough - Coastal Landscape with a Shepherd and His Flock - Google Art Project.jpg
«Прибрежный пейзаж с пастухом и стадом» (1783-1784)
- Thomas Gainsborough 015.jpg
Портрет Сары Сиддонс (1785)
- WhiteSpitzInGainsboroughPainting.jpg
«Утренняя прогулка» (1785)
- Thomas Gainsborough 005.jpg
«Деревенская девочка» (1785)
- Thomas Gainsborough - Diana and Actaeon - Google Art Project.jpg
«Диана и Актеон» (1785-1788)
Напишите отзыв о статье "Гейнсборо, Томас"
Примечания
Ссылки
- [artuk.org/discover/artists/gainsborough-thomas-17271788 Thomas Gainsborough] (англ.)
- [webarchive.nationalarchives.gov.uk/+/www.gac.culture.gov.uk/search/Artist.asp?maker_id=112361 Gainsborough at the Government Art Collection] (англ.)
- [vsdn.ru/museum/catalogue/category70580.htm Томас Гейнсборо в музее «Воскресный день»]
Отрывок, характеризующий Гейнсборо, Томас
– Отец очень богат и скуп. Он живет в деревне. Знаете, этот известный князь Болконский, отставленный еще при покойном императоре и прозванный прусским королем. Он очень умный человек, но со странностями и тяжелый. La pauvre petite est malheureuse, comme les pierres. [Бедняжка несчастлива, как камни.] У нее брат, вот что недавно женился на Lise Мейнен, адъютант Кутузова. Он будет нынче у меня.– Ecoutez, chere Annette, [Послушайте, милая Аннет,] – сказал князь, взяв вдруг свою собеседницу за руку и пригибая ее почему то книзу. – Arrangez moi cette affaire et je suis votre [Устройте мне это дело, и я навсегда ваш] вернейший раб a tout jamais pan , comme mon староста m'ecrit des [как пишет мне мой староста] донесенья: покой ер п!. Она хорошей фамилии и богата. Всё, что мне нужно.
И он с теми свободными и фамильярными, грациозными движениями, которые его отличали, взял за руку фрейлину, поцеловал ее и, поцеловав, помахал фрейлинскою рукой, развалившись на креслах и глядя в сторону.
– Attendez [Подождите], – сказала Анна Павловна, соображая. – Я нынче же поговорю Lise (la femme du jeune Болконский). [с Лизой (женой молодого Болконского).] И, может быть, это уладится. Ce sera dans votre famille, que je ferai mon apprentissage de vieille fille. [Я в вашем семействе начну обучаться ремеслу старой девки.]
Гостиная Анны Павловны начала понемногу наполняться. Приехала высшая знать Петербурга, люди самые разнородные по возрастам и характерам, но одинаковые по обществу, в каком все жили; приехала дочь князя Василия, красавица Элен, заехавшая за отцом, чтобы с ним вместе ехать на праздник посланника. Она была в шифре и бальном платье. Приехала и известная, как la femme la plus seduisante de Petersbourg [самая обворожительная женщина в Петербурге,], молодая, маленькая княгиня Болконская, прошлую зиму вышедшая замуж и теперь не выезжавшая в большой свет по причине своей беременности, но ездившая еще на небольшие вечера. Приехал князь Ипполит, сын князя Василия, с Мортемаром, которого он представил; приехал и аббат Морио и многие другие.
– Вы не видали еще? или: – вы не знакомы с ma tante [с моей тетушкой]? – говорила Анна Павловна приезжавшим гостям и весьма серьезно подводила их к маленькой старушке в высоких бантах, выплывшей из другой комнаты, как скоро стали приезжать гости, называла их по имени, медленно переводя глаза с гостя на ma tante [тетушку], и потом отходила.
Все гости совершали обряд приветствования никому неизвестной, никому неинтересной и ненужной тетушки. Анна Павловна с грустным, торжественным участием следила за их приветствиями, молчаливо одобряя их. Ma tante каждому говорила в одних и тех же выражениях о его здоровье, о своем здоровье и о здоровье ее величества, которое нынче было, слава Богу, лучше. Все подходившие, из приличия не выказывая поспешности, с чувством облегчения исполненной тяжелой обязанности отходили от старушки, чтобы уж весь вечер ни разу не подойти к ней.
Молодая княгиня Болконская приехала с работой в шитом золотом бархатном мешке. Ее хорошенькая, с чуть черневшимися усиками верхняя губка была коротка по зубам, но тем милее она открывалась и тем еще милее вытягивалась иногда и опускалась на нижнюю. Как это всегда бывает у вполне привлекательных женщин, недостаток ее – короткость губы и полуоткрытый рот – казались ее особенною, собственно ее красотой. Всем было весело смотреть на эту, полную здоровья и живости, хорошенькую будущую мать, так легко переносившую свое положение. Старикам и скучающим, мрачным молодым людям, смотревшим на нее, казалось, что они сами делаются похожи на нее, побыв и поговорив несколько времени с ней. Кто говорил с ней и видел при каждом слове ее светлую улыбочку и блестящие белые зубы, которые виднелись беспрестанно, тот думал, что он особенно нынче любезен. И это думал каждый.
Маленькая княгиня, переваливаясь, маленькими быстрыми шажками обошла стол с рабочею сумочкою на руке и, весело оправляя платье, села на диван, около серебряного самовара, как будто всё, что она ни делала, было part de plaisir [развлечением] для нее и для всех ее окружавших.
– J'ai apporte mon ouvrage [Я захватила работу], – сказала она, развертывая свой ридикюль и обращаясь ко всем вместе.
– Смотрите, Annette, ne me jouez pas un mauvais tour, – обратилась она к хозяйке. – Vous m'avez ecrit, que c'etait une toute petite soiree; voyez, comme je suis attifee. [Не сыграйте со мной дурной шутки; вы мне писали, что у вас совсем маленький вечер. Видите, как я одета дурно.]
И она развела руками, чтобы показать свое, в кружевах, серенькое изящное платье, немного ниже грудей опоясанное широкою лентой.
– Soyez tranquille, Lise, vous serez toujours la plus jolie [Будьте спокойны, вы всё будете лучше всех], – отвечала Анна Павловна.
– Vous savez, mon mari m'abandonne, – продолжала она тем же тоном, обращаясь к генералу, – il va se faire tuer. Dites moi, pourquoi cette vilaine guerre, [Вы знаете, мой муж покидает меня. Идет на смерть. Скажите, зачем эта гадкая война,] – сказала она князю Василию и, не дожидаясь ответа, обратилась к дочери князя Василия, к красивой Элен.
– Quelle delicieuse personne, que cette petite princesse! [Что за прелестная особа эта маленькая княгиня!] – сказал князь Василий тихо Анне Павловне.
Вскоре после маленькой княгини вошел массивный, толстый молодой человек с стриженою головой, в очках, светлых панталонах по тогдашней моде, с высоким жабо и в коричневом фраке. Этот толстый молодой человек был незаконный сын знаменитого Екатерининского вельможи, графа Безухого, умиравшего теперь в Москве. Он нигде не служил еще, только что приехал из за границы, где он воспитывался, и был в первый раз в обществе. Анна Павловна приветствовала его поклоном, относящимся к людям самой низшей иерархии в ее салоне. Но, несмотря на это низшее по своему сорту приветствие, при виде вошедшего Пьера в лице Анны Павловны изобразилось беспокойство и страх, подобный тому, который выражается при виде чего нибудь слишком огромного и несвойственного месту. Хотя, действительно, Пьер был несколько больше других мужчин в комнате, но этот страх мог относиться только к тому умному и вместе робкому, наблюдательному и естественному взгляду, отличавшему его от всех в этой гостиной.
– C'est bien aimable a vous, monsieur Pierre , d'etre venu voir une pauvre malade, [Очень любезно с вашей стороны, Пьер, что вы пришли навестить бедную больную,] – сказала ему Анна Павловна, испуганно переглядываясь с тетушкой, к которой она подводила его. Пьер пробурлил что то непонятное и продолжал отыскивать что то глазами. Он радостно, весело улыбнулся, кланяясь маленькой княгине, как близкой знакомой, и подошел к тетушке. Страх Анны Павловны был не напрасен, потому что Пьер, не дослушав речи тетушки о здоровье ее величества, отошел от нее. Анна Павловна испуганно остановила его словами:
– Вы не знаете аббата Морио? он очень интересный человек… – сказала она.
– Да, я слышал про его план вечного мира, и это очень интересно, но едва ли возможно…
– Вы думаете?… – сказала Анна Павловна, чтобы сказать что нибудь и вновь обратиться к своим занятиям хозяйки дома, но Пьер сделал обратную неучтивость. Прежде он, не дослушав слов собеседницы, ушел; теперь он остановил своим разговором собеседницу, которой нужно было от него уйти. Он, нагнув голову и расставив большие ноги, стал доказывать Анне Павловне, почему он полагал, что план аббата был химера.
– Мы после поговорим, – сказала Анна Павловна, улыбаясь.
И, отделавшись от молодого человека, не умеющего жить, она возвратилась к своим занятиям хозяйки дома и продолжала прислушиваться и приглядываться, готовая подать помощь на тот пункт, где ослабевал разговор. Как хозяин прядильной мастерской, посадив работников по местам, прохаживается по заведению, замечая неподвижность или непривычный, скрипящий, слишком громкий звук веретена, торопливо идет, сдерживает или пускает его в надлежащий ход, так и Анна Павловна, прохаживаясь по своей гостиной, подходила к замолкнувшему или слишком много говорившему кружку и одним словом или перемещением опять заводила равномерную, приличную разговорную машину. Но среди этих забот всё виден был в ней особенный страх за Пьера. Она заботливо поглядывала на него в то время, как он подошел послушать то, что говорилось около Мортемара, и отошел к другому кружку, где говорил аббат. Для Пьера, воспитанного за границей, этот вечер Анны Павловны был первый, который он видел в России. Он знал, что тут собрана вся интеллигенция Петербурга, и у него, как у ребенка в игрушечной лавке, разбегались глаза. Он всё боялся пропустить умные разговоры, которые он может услыхать. Глядя на уверенные и изящные выражения лиц, собранных здесь, он всё ждал чего нибудь особенно умного. Наконец, он подошел к Морио. Разговор показался ему интересен, и он остановился, ожидая случая высказать свои мысли, как это любят молодые люди.
Вечер Анны Павловны был пущен. Веретена с разных сторон равномерно и не умолкая шумели. Кроме ma tante, около которой сидела только одна пожилая дама с исплаканным, худым лицом, несколько чужая в этом блестящем обществе, общество разбилось на три кружка. В одном, более мужском, центром был аббат; в другом, молодом, красавица княжна Элен, дочь князя Василия, и хорошенькая, румяная, слишком полная по своей молодости, маленькая княгиня Болконская. В третьем Мортемар и Анна Павловна.
Виконт был миловидный, с мягкими чертами и приемами, молодой человек, очевидно считавший себя знаменитостью, но, по благовоспитанности, скромно предоставлявший пользоваться собой тому обществу, в котором он находился. Анна Павловна, очевидно, угощала им своих гостей. Как хороший метрд`отель подает как нечто сверхъестественно прекрасное тот кусок говядины, который есть не захочется, если увидать его в грязной кухне, так в нынешний вечер Анна Павловна сервировала своим гостям сначала виконта, потом аббата, как что то сверхъестественно утонченное. В кружке Мортемара заговорили тотчас об убиении герцога Энгиенского. Виконт сказал, что герцог Энгиенский погиб от своего великодушия, и что были особенные причины озлобления Бонапарта.
– Ah! voyons. Contez nous cela, vicomte, [Расскажите нам это, виконт,] – сказала Анна Павловна, с радостью чувствуя, как чем то a la Louis XV [в стиле Людовика XV] отзывалась эта фраза, – contez nous cela, vicomte.
Виконт поклонился в знак покорности и учтиво улыбнулся. Анна Павловна сделала круг около виконта и пригласила всех слушать его рассказ.
– Le vicomte a ete personnellement connu de monseigneur, [Виконт был лично знаком с герцогом,] – шепнула Анна Павловна одному. – Le vicomte est un parfait conteur [Bиконт удивительный мастер рассказывать], – проговорила она другому. – Comme on voit l'homme de la bonne compagnie [Как сейчас виден человек хорошего общества], – сказала она третьему; и виконт был подан обществу в самом изящном и выгодном для него свете, как ростбиф на горячем блюде, посыпанный зеленью.
Виконт хотел уже начать свой рассказ и тонко улыбнулся.
– Переходите сюда, chere Helene, [милая Элен,] – сказала Анна Павловна красавице княжне, которая сидела поодаль, составляя центр другого кружка.
Княжна Элен улыбалась; она поднялась с тою же неизменяющеюся улыбкой вполне красивой женщины, с которою она вошла в гостиную. Слегка шумя своею белою бальною робой, убранною плющем и мохом, и блестя белизною плеч, глянцем волос и брильянтов, она прошла между расступившимися мужчинами и прямо, не глядя ни на кого, но всем улыбаясь и как бы любезно предоставляя каждому право любоваться красотою своего стана, полных плеч, очень открытой, по тогдашней моде, груди и спины, и как будто внося с собою блеск бала, подошла к Анне Павловне. Элен была так хороша, что не только не было в ней заметно и тени кокетства, но, напротив, ей как будто совестно было за свою несомненную и слишком сильно и победительно действующую красоту. Она как будто желала и не могла умалить действие своей красоты. Quelle belle personne! [Какая красавица!] – говорил каждый, кто ее видел.
