Гиллер, Агатон

Агатон Гиллер
польск. Agaton Giller
Псевдонимы:	Sulita (Сулита)
Дата рождения:	9 января 1831(1831-01-09)
Место рождения:	Опатувек (ныне входит в Калишский повят Великопольского воеводства)
Дата смерти:	17 июля 1887(1887-07-17) (56 лет)
Место смерти:	Станиславов
Гражданство:	Российская империя Российская империя
Род деятельности:	журналист, писатель, политический деятель
Годы творчества:	1848-1887
Жанр:	поэзия

Агатон Гиллер (польск. Agaton Giller, 9 января 1831, Опатувек, ныне Калишский повят Великопольского воеводства — 17 июля 1887, Станиславов) — польский политик, один из руководителей восстания 1863 года, журналист, писатель и историк. Брат Стефана Гиллера.

Жизнеописание

Агатон Гиллер родился в семье бургомистра Опатувека Яна Канты Гиллера и Францишки из дома Шпадковских. Имел брата Стефана Януария и сестру Агриппину. Учился в Калише, Варшаве и Ломже. Был самоучка, изучал польскую историю и литературу. Во время революций 1848—1849 годов попытался проникнуть в Венгрию, но в Рацибуже его арестовали немцы. Выйдя из тюрьмы в феврале 1850 года, Агатон стал работать домашним учителем детей состоятельных землевладельцев. В 1852-м переехал в Краков и на правах свободного студента изучал историю в Ягеллонском университете. Австрийские полицейские узнали, что Гиллер революционер и нелегально находится в Австро-Венгрии. 10 апреля 1853 года его, как подданного России, передали в руки русской жандармерии. Был заключен в Александровской цитадели по обвинению в антироссийской деятельности. Согласно решению суда, Гиллер должен был отбывать каторжные работы в штрафных батальонах в Восточной Сибири. Освободившись из каторги в 1858 году, поселился в Иркутске. Там Гиллер основал польскую школу, в которой сам преподавал.

В октябре 1860 он вернулся Царство Польское и стал работать журналистом в Варшаве. Наладил знакомства с членами Городской делегации, принимал участие в манифестациях. После кровавой расправы над участниками демонстрации 8 апреля 1861 года Гиллер распространил прокламацию — «Послание ко всем соотечественникам на польской земле» (польск. Posłanie do всех rodaków na ziemi polskiej), в котором призвал к солидарности людей из разных общественных слоев и к антироссийксому вооруженному выступлению. 16 октября был ранен во время резни в Варшавском кафедральном соборе. С 1862 работал корреспондентом краковской газеты «Время» (орган консервативной политической группировки «станчики») — в Царстве Польском. Став членом Центрального национального комитета, отговаривал радикальных «красных» от попытки немедленно начать восстание и призвал либеральных белых отказаться от иллюзии, что беспорядки удастся уладить мирным путём. Гиллер считал, что успеха можно достичь благодаря хорошо приготовленным и слаженным военным действиям. 24 июля в 1862 году он отредактировал инструкцию, по которой предстояло организовать массовое восстание. Также был автором концепции создания подпольных польских государственных структур. В сентябре того же года Гиллер вместе с Зигмундом Падлевским отправился в Лондон, где нашёл понимание и вступил в соглашение с Александром Герценом, редактором российской демократической газеты «Колокол».

После начала восстания 1863 года Гиллер вышел из Центрального национального комитета (ЦНК), потому что считал организацию спонсируемой русскими. Вскоре, однако, вошел в состав Исполнительного комитета — повстанческого правительства. Открыто перейдя на сторону белых, 24 февраля 1863-го вернулся в ЦНК и настоял на том, чтобы передать диктатуру Марьяну Лангевичу. Потом стал его секретарём. 12 апреля 1863, после смерти на дуэли Стефана Бобровского, Гиллер стал председателем Временного национального правительства (с 10 мая 1863 — председатель Национального правительства) и занимал эту должность до 23 мая. В то время он редактировал издания «Страница» (польск. Strażnica), «Движение» (польск. Ruch) и «Ведомости поля битвы» (польск. Wiadomości pola bitwy). Гиллер написал воззвание к гражданам прусской и австрийской частей Польши, а также инструкцию агентам Национального правительства за рубежом. После смены правительства поехал представлять его в Вене.

Получив от «красных» анонимный смертный приговор, Гиллер устранился от управления. После подавления восстания 1863 года эмигрировал в Саксонию — сперва в Дрезден, а затем в Лейпциг. В 1864 году Гиллера заочно приговорили к четырём годам лишения свободы за то, что он нелегально издавал в этом городе журнал «Отчизна» (польск. Ojczyzna). Из-за этого он перебрался в Швейцарию, где находился с 1864 по 1867 год. Основал в Бендликоне (кантон Цюрих) типографию и в ней тиражировал тот же журнал. Организовал общество помощи полякам, которые эмигрировали в Швейцарию. Работая библиотекарем в Рапперсвилле (кантон Санкт-Галлен), Гиллер подал идею создать в этом городе Польский национальный музей, которую в 1870 году реализовал Владислав Платер. В 1867-м, поселившись в Париже, Гиллер выпускал газеты «Отчизна» и «Парижский курьер» (польск. Kurier Paryski). Организовал общество поддержки поляков, которые эмигрировали и учатся за границей. В 1870-м перебрался в Галицию. Сотрудничал с изданиями «Народная газета» (польск. Gazeta Narodowa) и «Литературное движение» (польск. Ruch Literacki). В 1877 году вместе с Адамом Сапегой Агатон Гиллер взялся формировать национальное правительство в Галиции, чтобы повести борьбу против России с помощью Великобритании и Турции. Тогда австро-венгерская власть выдворила Гиллера из страны. В 1878 он вернулся в Рапперсвиль. Работая в Польском национальном музее, предложил учредить польскую государственную казну. Принял участие в формировании Польского легиона в Турции. По его совету поляки, проживавшие в США, в 1880 году создали Национальный союз Польши. В 1880-м Гиллер смог въехать в Галицию. В 1884 году окончательно осел в Станиславове, поселившись у сестры — Агриппины Коперницкой. Сотрудничал с газетой «Станиславовский курьер» (польск. Kurier Stanisławowski) и другими журналами в Лемберге, Познани и США.

Агатон Гиллер умер от пневмонии 1887 году в Станиславове (ныне Ивано-Франковск). Был похоронен на Сапеговском кладбище в этом городе. В конце 1970-х Ивано-Франковский горсовет постановил разрушить кладбище. Постановление было выполнено, а в 1981 году, по инициативе членов Национального союза Польши, останки перезахоронили на Повонзковском кладбище.

Произведения

• Groby polskie w Irkucku, Kraków 1864 (польск.)
• [www.pbi.edu.pl/book_reader.php?p=31591&s=1 Podróż więźnia etapami do Syberyi w roku 1854. T. 1 Lipsk 1866] (польск.)
• [www.pbi.edu.pl/book_reader.php?p=34405&s=1 Podróż więźnia etapami do Syberyi w roku 1854. T. 2 Lipsk 1866] (польск.)
• Opisanie zabajkalskiej krainy. T. 1-3. Lipsk, 1867 (польск.)
• Polska w walce. T. 1-2, 1868, 1875
• [www.pbi.edu.pl/book_reader.php?p=34073&s=1 Z wygnania. T. 1 Lwów 1870] (польск.)
• [www.pbi.edu.pl/book_reader.php?p=34542&s=1 Z wygnania. T. 2 Lwów 1870] (польск.)
• Historia powstania narodu polskiego. Т. 1-4. Paryż 1867—1871 (польск.)
• Polska na Wystawie Powszechnej we Wiedniu, 1873
• Z podróży po krainach słowackich, 1876
• Aleksander hrabia Wielopolski margrabia Gonzaga Myszkowski, Lwów 1878 (польск.)
• Agaton Giller. [pl.wikisource.org/wiki/O_W%C5%82adys%C5%82awie_hr._Tarnowskim O Władysławie hr. Tarnowskim.] «Ruch Literacki». 1, 1878.

См. также

• Жмиевский, Евгений

Ссылки

• Гиллер, Агатон // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
• [bsk.nios.ru/enciklodediya/giller-agaton Гиллер Агатон] // Библиотека сибирского краеведения
• Эйльбарт Наталья Владимировна [cyberleninka.ru/article/n/agaton-giller-i-ego-opisanie-arheologicheskih-pamyatnikov-zabaykalya Агатон Гиллер и его описание археологических памятников Забайкалья] // Гуманитарный вектор. Серия: педагогика, психология. 2009. № 1

Отрывок, характеризующий Гиллер, Агатон

Налево внизу, в тумане, слышалась перестрелка между невидными войсками. Там, казалось князю Андрею, сосредоточится сражение, там встретится препятствие, и «туда то я буду послан, – думал он, – с бригадой или дивизией, и там то с знаменем в руке я пойду вперед и сломлю всё, что будет предо мной».
Князь Андрей не мог равнодушно смотреть на знамена проходивших батальонов. Глядя на знамя, ему всё думалось: может быть, это то самое знамя, с которым мне придется итти впереди войск.
Ночной туман к утру оставил на высотах только иней, переходивший в росу, в лощинах же туман расстилался еще молочно белым морем. Ничего не было видно в той лощине налево, куда спустились наши войска и откуда долетали звуки стрельбы. Над высотами было темное, ясное небо, и направо огромный шар солнца. Впереди, далеко, на том берегу туманного моря, виднелись выступающие лесистые холмы, на которых должна была быть неприятельская армия, и виднелось что то. Вправо вступала в область тумана гвардия, звучавшая топотом и колесами и изредка блестевшая штыками; налево, за деревней, такие же массы кавалерии подходили и скрывались в море тумана. Спереди и сзади двигалась пехота. Главнокомандующий стоял на выезде деревни, пропуская мимо себя войска. Кутузов в это утро казался изнуренным и раздражительным. Шедшая мимо его пехота остановилась без приказания, очевидно, потому, что впереди что нибудь задержало ее.
– Да скажите же, наконец, чтобы строились в батальонные колонны и шли в обход деревни, – сердито сказал Кутузов подъехавшему генералу. – Как же вы не поймете, ваше превосходительство, милостивый государь, что растянуться по этому дефилею улицы деревни нельзя, когда мы идем против неприятеля.
– Я предполагал построиться за деревней, ваше высокопревосходительство, – отвечал генерал.
Кутузов желчно засмеялся.
– Хороши вы будете, развертывая фронт в виду неприятеля, очень хороши.
– Неприятель еще далеко, ваше высокопревосходительство. По диспозиции…
– Диспозиция! – желчно вскрикнул Кутузов, – а это вам кто сказал?… Извольте делать, что вам приказывают.
– Слушаю с.
– Mon cher, – сказал шопотом князю Андрею Несвицкий, – le vieux est d'une humeur de chien. [Мой милый, наш старик сильно не в духе.]
К Кутузову подскакал австрийский офицер с зеленым плюмажем на шляпе, в белом мундире, и спросил от имени императора: выступила ли в дело четвертая колонна?
Кутузов, не отвечая ему, отвернулся, и взгляд его нечаянно попал на князя Андрея, стоявшего подле него. Увидав Болконского, Кутузов смягчил злое и едкое выражение взгляда, как бы сознавая, что его адъютант не был виноват в том, что делалось. И, не отвечая австрийскому адъютанту, он обратился к Болконскому:
– Allez voir, mon cher, si la troisieme division a depasse le village. Dites lui de s'arreter et d'attendre mes ordres. [Ступайте, мой милый, посмотрите, прошла ли через деревню третья дивизия. Велите ей остановиться и ждать моего приказа.]
Только что князь Андрей отъехал, он остановил его.
– Et demandez lui, si les tirailleurs sont postes, – прибавил он. – Ce qu'ils font, ce qu'ils font! [И спросите, размещены ли стрелки. – Что они делают, что они делают!] – проговорил он про себя, все не отвечая австрийцу.
Князь Андрей поскакал исполнять поручение.
Обогнав всё шедшие впереди батальоны, он остановил 3 ю дивизию и убедился, что, действительно, впереди наших колонн не было стрелковой цепи. Полковой командир бывшего впереди полка был очень удивлен переданным ему от главнокомандующего приказанием рассыпать стрелков. Полковой командир стоял тут в полной уверенности, что впереди его есть еще войска, и что неприятель не может быть ближе 10 ти верст. Действительно, впереди ничего не было видно, кроме пустынной местности, склоняющейся вперед и застланной густым туманом. Приказав от имени главнокомандующего исполнить упущенное, князь Андрей поскакал назад. Кутузов стоял всё на том же месте и, старчески опустившись на седле своим тучным телом, тяжело зевал, закрывши глаза. Войска уже не двигались, а стояли ружья к ноге.
– Хорошо, хорошо, – сказал он князю Андрею и обратился к генералу, который с часами в руках говорил, что пора бы двигаться, так как все колонны с левого фланга уже спустились.
– Еще успеем, ваше превосходительство, – сквозь зевоту проговорил Кутузов. – Успеем! – повторил он.
В это время позади Кутузова послышались вдали звуки здоровающихся полков, и голоса эти стали быстро приближаться по всему протяжению растянувшейся линии наступавших русских колонн. Видно было, что тот, с кем здоровались, ехал скоро. Когда закричали солдаты того полка, перед которым стоял Кутузов, он отъехал несколько в сторону и сморщившись оглянулся. По дороге из Працена скакал как бы эскадрон разноцветных всадников. Два из них крупным галопом скакали рядом впереди остальных. Один был в черном мундире с белым султаном на рыжей энглизированной лошади, другой в белом мундире на вороной лошади. Это были два императора со свитой. Кутузов, с аффектацией служаки, находящегося во фронте, скомандовал «смирно» стоявшим войскам и, салютуя, подъехал к императору. Вся его фигура и манера вдруг изменились. Он принял вид подначальственного, нерассуждающего человека. Он с аффектацией почтительности, которая, очевидно, неприятно поразила императора Александра, подъехал и салютовал ему.
Неприятное впечатление, только как остатки тумана на ясном небе, пробежало по молодому и счастливому лицу императора и исчезло. Он был, после нездоровья, несколько худее в этот день, чем на ольмюцком поле, где его в первый раз за границей видел Болконский; но то же обворожительное соединение величавости и кротости было в его прекрасных, серых глазах, и на тонких губах та же возможность разнообразных выражений и преобладающее выражение благодушной, невинной молодости.
На ольмюцком смотру он был величавее, здесь он был веселее и энергичнее. Он несколько разрумянился, прогалопировав эти три версты, и, остановив лошадь, отдохновенно вздохнул и оглянулся на такие же молодые, такие же оживленные, как и его, лица своей свиты. Чарторижский и Новосильцев, и князь Болконский, и Строганов, и другие, все богато одетые, веселые, молодые люди, на прекрасных, выхоленных, свежих, только что слегка вспотевших лошадях, переговариваясь и улыбаясь, остановились позади государя. Император Франц, румяный длиннолицый молодой человек, чрезвычайно прямо сидел на красивом вороном жеребце и озабоченно и неторопливо оглядывался вокруг себя. Он подозвал одного из своих белых адъютантов и спросил что то. «Верно, в котором часу они выехали», подумал князь Андрей, наблюдая своего старого знакомого, с улыбкой, которую он не мог удержать, вспоминая свою аудиенцию. В свите императоров были отобранные молодцы ординарцы, русские и австрийские, гвардейских и армейских полков. Между ними велись берейторами в расшитых попонах красивые запасные царские лошади.
Как будто через растворенное окно вдруг пахнуло свежим полевым воздухом в душную комнату, так пахнуло на невеселый Кутузовский штаб молодостью, энергией и уверенностью в успехе от этой прискакавшей блестящей молодежи.
– Что ж вы не начинаете, Михаил Ларионович? – поспешно обратился император Александр к Кутузову, в то же время учтиво взглянув на императора Франца.
– Я поджидаю, ваше величество, – отвечал Кутузов, почтительно наклоняясь вперед.
Император пригнул ухо, слегка нахмурясь и показывая, что он не расслышал.
– Поджидаю, ваше величество, – повторил Кутузов (князь Андрей заметил, что у Кутузова неестественно дрогнула верхняя губа, в то время как он говорил это поджидаю ). – Не все колонны еще собрались, ваше величество.
Государь расслышал, но ответ этот, видимо, не понравился ему; он пожал сутуловатыми плечами, взглянул на Новосильцева, стоявшего подле, как будто взглядом этим жалуясь на Кутузова.
– Ведь мы не на Царицыном лугу, Михаил Ларионович, где не начинают парада, пока не придут все полки, – сказал государь, снова взглянув в глаза императору Францу, как бы приглашая его, если не принять участие, то прислушаться к тому, что он говорит; но император Франц, продолжая оглядываться, не слушал.
– Потому и не начинаю, государь, – сказал звучным голосом Кутузов, как бы предупреждая возможность не быть расслышанным, и в лице его еще раз что то дрогнуло. – Потому и не начинаю, государь, что мы не на параде и не на Царицыном лугу, – выговорил он ясно и отчетливо.
В свите государя на всех лицах, мгновенно переглянувшихся друг с другом, выразился ропот и упрек. «Как он ни стар, он не должен бы, никак не должен бы говорить этак», выразили эти лица.
Государь пристально и внимательно посмотрел в глаза Кутузову, ожидая, не скажет ли он еще чего. Но Кутузов, с своей стороны, почтительно нагнув голову, тоже, казалось, ожидал. Молчание продолжалось около минуты.