Голиков, Вадим Сергеевич
Поделись знанием:
– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.
| Вадим Голиков | |
 | |
| Имя при рождении: |
Вадим Сергеевич Голиков |
|---|---|
| Место рождения: | |
| Место смерти: | |
| Профессия: | |
| Гражданство: | |
| Театр: |
Театр-студия ЛГУ, Казанский государственный театр юного зрителя, Ленинградский областной Малый драматический театр, Ленинградский академический театр комедии, Ленинградский областной театр драмы и комедии |
Вади́м Серге́евич Го́ликов (27 апреля 1932, Бежецк — 14 ноября 2004, Санкт-Петербург) — советский и российский театральный режиссёр и педагог.
Содержание
- 1 Биография
- 2 Работы в театре
- 2.1 Театр-студия ЛГУ
- 2.2 Большой драматический театр
- 2.3 Ленинградский областной Малый драматический театр[3]
- 2.4 Ленинградский академический театр комедии[4]
- 2.5 Ленинградский театр им. Ленинского комсомола
- 2.6 Ленинградский областной театр драмы и комедии
- 2.7 Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК)
- 3 Примечания
- 4 Ссылки
Биография
Закончил среднюю школу в Бежецке. В 1950 году приехал в Ленинград и поступил на философский факультет ЛГУ. Во время учёбы в университете участвовал в постановках Театра-студии ЛГУ под руководством актрисы и педагога Е. В. Карповой.
В 1955 году окончил философский факультет ЛГУ. По окончании университета преподавал логику и психологию в школе, работал воспитателем в школе-интернате. Затем поступил актером в Русский театр города Кохтла-Ярве.
В 1958 году поступил на режиссёрский факультет ЛГИТМиК на курс Г. А. Товстоногова. В 1962 году поставил дипломный спектакль по пьесе В. С. Розова «Перед ужином» на сцене БДТ, руководителем постановки был Г. А. Товстоногов. Учась в театральном институте, ставил спектакли в Театре-студии ЛГУ.
В 1963 году окончил ЛГИТМиК. После окончания театрального института в 1964 году участвовал в постановке спектакля «Поднятая целина» по М. А. Шолохову в БДТ[1].
Затем работал режиссёром в Волгоградском драматическом театре, Владивостокском краевом театре драмы.
С 1965 по 1967 год — главный режиссёр Казанского ТЮЗа.
С 1967 по 1970 год — главный режиссёр Ленинградского областного Малого драматического театра.
С 1970 по 1976 год — главный режиссёр Ленинградского академического театра комедии.
С 1976 года работал в разных театрах, в том числе в Ленинградском академическом театре драмы им. Пушкина, в Малом драматическом театре.
С 1980 по 1986 — режиссёр в Ленинградском театре им. Ленинского комсомола.
С 1987 по 1989 год — главный режиссёр Ленинградского областного театра драмы и комедии.
С 1979 года по 2004 год — художественный руководитель Театра-студии ЛГУ.
В 1980—1988, 1990—2003 годах — профессор кафедры режиссуры ЛГИТМиК[2].
Работы в театре
Театр-студия ЛГУ
- 1960 — «Центр нападения умрет на заре», Агустин Куссани, совместно с И. Горбачевым
- 1962 — «Время», композиция по рассказу и киносценарию В. Дудинцева «Новогодняя сказка»
- 1962 — «Вас вызывает Таймыр», А. Галич, совместно с В. Петровым
- 1964 — «Шекспир и столетия», сценическая композиция и постановка В. Голикова.
- 1979 — «Девочки, к вам пришел ваш мальчик!», Л. Петрушевская (спектакль по пьесам «Любовь», «Лестничная клетка», «День рождения Смирновой», «Чинзано»)
- 1980 — «Две стрелы», А. Володин, постановка В. Голикова, музыкальное оформление Ф. Равдоникас, сценическое движение О. Волкова, режиссёр М. Фролов
- 1983 — «Преследование и убийство Жана-Поля Марата, представленное артистической труппой психиатрической лечебницы в Шарантоне под руководством господина Де Сада», П. Вайс, постановка В. Голикова, режиссёр М. Фролов, балетмейстер К. Ласкари, композитор В. Кисин
- 1984 — «Зверь», М. Гиндин, В. Синакевич, постановка В. Голикова, режиссёр М. Фролов, композитор В. Кисин, концертмейстер Н. Соколова
- 1986 — «Времена и нравы», Б. Васильев (по рассказам «Пятница» и «Холодно, холодно»), постановка В. Голикова и А. Толубеева
- 1987—1988 — «И свет во тьме светит», Л. Толстой, постановка В. Голикова
- 1988 — «Бимбонада, или Песни ХХ века» по пьесам Л. Петрушевской, режиссёры В. Голиков, М. Дульченко, Е. Гурьянова
- 1996 — «Искусство требует жертв?!!!», режиссёр-постановщик В. Голиков, режиссёр М. Дульченко
- 2001 — «3 Садур 3», по пьесам Н. Садур «Поле», «Группа товарищей», «Сила волос», режиссёры В. Голиков, М. Дульченко
Большой драматический театр
- 1962 — «Перед ужином», В. Розов. (Руководитель постановки — Товстоногов)
- 1962 — «Поднятая целина» по М. Шолохову. Инсценировка П. Демина. Режиссёры А. Херман, В. Голиков.
Ленинградский областной Малый драматический театр[3]
- 1968 — «Что делать?», Н. Г. Чернышевский
- 1969 — «Без вести пропавшие», С. Микаэлян, Г. Горбовицкий
- 1978 — «Тревога», А. Петрашкевич
- 1980 — «Так оно было», О. Елисеева
Ленинградский академический театр комедии[4]
- 1970 — «Да здравствует король!», В. Поляков, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1970 — «Село Степанчиково и его обитатели», Ф. Достоевский, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1971 — «Сослуживцы», Э. Брагинский, Э. Рязанов, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1972 — «Тележка с яблоками», Б. Шоу, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1972 — «Маленькое окно на великий океан», Р. Гамзатов, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1973 — «Горячее сердце», А. Островский, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1974 — «Романтики», Э. Ростан, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1975 — «Мужчины, носите мужские шляпы», А. Хмелик, режиссёр-постановщик В. Голиков
- 1976 — «Ремонт», М. Рощин, режиссёр-постановщик В. Голиков
Ленинградский театр им. Ленинского комсомола
Ленинградский областной театр драмы и комедии
Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии (ЛГИТМиК)
- 1985 — «Кьоджинские перепалки», К. Гольдони
- 1985 — «Альпийская баллада», В. Быков
- 1985 — «Власть тьмы», Л. Толстой (отрывки)
- 1997 — «Синяя-синяя речка…», Б. Вахтин
- 2001 — «Ленивый мститель», по трагедии У. Шекспира «Гамлет»
Напишите отзыв о статье "Голиков, Вадим Сергеевич"
Примечания
- ↑ Смелянский А. М. Предлагаемые обстоятельства: Из жизни русского театра второй половины XX века. М.: Артист. Режиссёр. Театр, 1999
- ↑ Санкт-Петербургская государственная академия театрального искусства: Страницы истории. 1779—2009 / [сост. Т. Е. Кузовлева; редкол.: А. П. Кулиш и др.] — Санкт-Петербург.: ООО «Типография Береста», 2009
- ↑ [mdt-dodin.ru/repertoire/?10 Официальный сайт Малого драматического театра]
- ↑ [komediaspb.com/ Официальный сайт Санкт-Петербургского академического театра комедии имени Н. П. Акимова]
Ссылки
- [magazines.russ.ru/zvezda/2012/4/p9.html «Особый парень» Опыт творческой биографии режиссёра — статья Б. В. Пласевского о В. С. Голикове в выпуске № 4 от 2012 года журнала «Звезда»]
- [ptj.spb.ru/archive/28/ideal-28/teatr-golikova-%E2%80%93-eto-ponyatie%E2%80%A6/ «Театр Голикова — это понятие…» — запись беседы Любови Овэс с В. С. Голиковым]
- [ptj.spb.ru/archive/28/ideal-28/portrety-akterov-truppy-golikova-2/ «Портреты актеров труппы Голикова» — литературная запись Любови Овэс]
Отрывок, характеризующий Голиков, Вадим Сергеевич
Болховитинов подробно доносил сначала все то, что ему было приказано.– Говори, говори скорее, не томи душу, – перебил его Кутузов.
Болховитинов рассказал все и замолчал, ожидая приказания. Толь начал было говорить что то, но Кутузов перебил его. Он хотел сказать что то, но вдруг лицо его сщурилось, сморщилось; он, махнув рукой на Толя, повернулся в противную сторону, к красному углу избы, черневшему от образов.
– Господи, создатель мой! Внял ты молитве нашей… – дрожащим голосом сказал он, сложив руки. – Спасена Россия. Благодарю тебя, господи! – И он заплакал.
Со времени этого известия и до конца кампании вся деятельность Кутузова заключается только в том, чтобы властью, хитростью, просьбами удерживать свои войска от бесполезных наступлений, маневров и столкновений с гибнущим врагом. Дохтуров идет к Малоярославцу, но Кутузов медлит со всей армией и отдает приказания об очищении Калуги, отступление за которую представляется ему весьма возможным.
Кутузов везде отступает, но неприятель, не дожидаясь его отступления, бежит назад, в противную сторону.
Историки Наполеона описывают нам искусный маневр его на Тарутино и Малоярославец и делают предположения о том, что бы было, если бы Наполеон успел проникнуть в богатые полуденные губернии.
Но не говоря о том, что ничто не мешало Наполеону идти в эти полуденные губернии (так как русская армия давала ему дорогу), историки забывают то, что армия Наполеона не могла быть спасена ничем, потому что она в самой себе несла уже тогда неизбежные условия гибели. Почему эта армия, нашедшая обильное продовольствие в Москве и не могшая удержать его, а стоптавшая его под ногами, эта армия, которая, придя в Смоленск, не разбирала продовольствия, а грабила его, почему эта армия могла бы поправиться в Калужской губернии, населенной теми же русскими, как и в Москве, и с тем же свойством огня сжигать то, что зажигают?
Армия не могла нигде поправиться. Она, с Бородинского сражения и грабежа Москвы, несла в себе уже как бы химические условия разложения.
Люди этой бывшей армии бежали с своими предводителями сами не зная куда, желая (Наполеон и каждый солдат) только одного: выпутаться лично как можно скорее из того безвыходного положения, которое, хотя и неясно, они все сознавали.
Только поэтому, на совете в Малоярославце, когда, притворяясь, что они, генералы, совещаются, подавая разные мнения, последнее мнение простодушного солдата Мутона, сказавшего то, что все думали, что надо только уйти как можно скорее, закрыло все рты, и никто, даже Наполеон, не мог сказать ничего против этой всеми сознаваемой истины.
Но хотя все и знали, что надо было уйти, оставался еще стыд сознания того, что надо бежать. И нужен был внешний толчок, который победил бы этот стыд. И толчок этот явился в нужное время. Это было так называемое у французов le Hourra de l'Empereur [императорское ура].
На другой день после совета Наполеон, рано утром, притворяясь, что хочет осматривать войска и поле прошедшего и будущего сражения, с свитой маршалов и конвоя ехал по середине линии расположения войск. Казаки, шнырявшие около добычи, наткнулись на самого императора и чуть чуть не поймали его. Ежели казаки не поймали в этот раз Наполеона, то спасло его то же, что губило французов: добыча, на которую и в Тарутине и здесь, оставляя людей, бросались казаки. Они, не обращая внимания на Наполеона, бросились на добычу, и Наполеон успел уйти.
Когда вот вот les enfants du Don [сыны Дона] могли поймать самого императора в середине его армии, ясно было, что нечего больше делать, как только бежать как можно скорее по ближайшей знакомой дороге. Наполеон, с своим сорокалетним брюшком, не чувствуя в себе уже прежней поворотливости и смелости, понял этот намек. И под влиянием страха, которого он набрался от казаков, тотчас же согласился с Мутоном и отдал, как говорят историки, приказание об отступлении назад на Смоленскую дорогу.
То, что Наполеон согласился с Мутоном и что войска пошли назад, не доказывает того, что он приказал это, но что силы, действовавшие на всю армию, в смысле направления ее по Можайской дороге, одновременно действовали и на Наполеона.
Когда человек находится в движении, он всегда придумывает себе цель этого движения. Для того чтобы идти тысячу верст, человеку необходимо думать, что что то хорошее есть за этими тысячью верст. Нужно представление об обетованной земле для того, чтобы иметь силы двигаться.
Обетованная земля при наступлении французов была Москва, при отступлении была родина. Но родина была слишком далеко, и для человека, идущего тысячу верст, непременно нужно сказать себе, забыв о конечной цели: «Нынче я приду за сорок верст на место отдыха и ночлега», и в первый переход это место отдыха заслоняет конечную цель и сосредоточивает на себе все желанья и надежды. Те стремления, которые выражаются в отдельном человеке, всегда увеличиваются в толпе.
Для французов, пошедших назад по старой Смоленской дороге, конечная цель родины была слишком отдалена, и ближайшая цель, та, к которой, в огромной пропорции усиливаясь в толпе, стремились все желанья и надежды, – была Смоленск. Не потому, чтобы люди знала, что в Смоленске было много провианту и свежих войск, не потому, чтобы им говорили это (напротив, высшие чины армии и сам Наполеон знали, что там мало провианта), но потому, что это одно могло им дать силу двигаться и переносить настоящие лишения. Они, и те, которые знали, и те, которые не знали, одинаково обманывая себя, как к обетованной земле, стремились к Смоленску.
Выйдя на большую дорогу, французы с поразительной энергией, с быстротою неслыханной побежали к своей выдуманной цели. Кроме этой причины общего стремления, связывавшей в одно целое толпы французов и придававшей им некоторую энергию, была еще другая причина, связывавшая их. Причина эта состояла в их количестве. Сама огромная масса их, как в физическом законе притяжения, притягивала к себе отдельные атомы людей. Они двигались своей стотысячной массой как целым государством.
Каждый человек из них желал только одного – отдаться в плен, избавиться от всех ужасов и несчастий. Но, с одной стороны, сила общего стремления к цели Смоленска увлекала каждою в одном и том же направлении; с другой стороны – нельзя было корпусу отдаться в плен роте, и, несмотря на то, что французы пользовались всяким удобным случаем для того, чтобы отделаться друг от друга и при малейшем приличном предлоге отдаваться в плен, предлоги эти не всегда случались. Самое число их и тесное, быстрое движение лишало их этой возможности и делало для русских не только трудным, но невозможным остановить это движение, на которое направлена была вся энергия массы французов. Механическое разрывание тела не могло ускорить дальше известного предела совершавшийся процесс разложения.
Ком снега невозможно растопить мгновенно. Существует известный предел времени, ранее которого никакие усилия тепла не могут растопить снега. Напротив, чем больше тепла, тем более крепнет остающийся снег.
Из русских военачальников никто, кроме Кутузова, не понимал этого. Когда определилось направление бегства французской армии по Смоленской дороге, тогда то, что предвидел Коновницын в ночь 11 го октября, начало сбываться. Все высшие чины армии хотели отличиться, отрезать, перехватить, полонить, опрокинуть французов, и все требовали наступления.
Кутузов один все силы свои (силы эти очень невелики у каждого главнокомандующего) употреблял на то, чтобы противодействовать наступлению.
Он не мог им сказать то, что мы говорим теперь: зачем сраженье, и загораживанье дороги, и потеря своих людей, и бесчеловечное добиванье несчастных? Зачем все это, когда от Москвы до Вязьмы без сражения растаяла одна треть этого войска? Но он говорил им, выводя из своей старческой мудрости то, что они могли бы понять, – он говорил им про золотой мост, и они смеялись над ним, клеветали его, и рвали, и метали, и куражились над убитым зверем.
Под Вязьмой Ермолов, Милорадович, Платов и другие, находясь в близости от французов, не могли воздержаться от желания отрезать и опрокинуть два французские корпуса. Кутузову, извещая его о своем намерении, они прислали в конверте, вместо донесения, лист белой бумаги.
И сколько ни старался Кутузов удержать войска, войска наши атаковали, стараясь загородить дорогу. Пехотные полки, как рассказывают, с музыкой и барабанным боем ходили в атаку и побили и потеряли тысячи людей.
Но отрезать – никого не отрезали и не опрокинули. И французское войско, стянувшись крепче от опасности, продолжало, равномерно тая, все тот же свой гибельный путь к Смоленску.
