Государственный переворот в Османской империи (1912)

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан) К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Государственный переворот в Османской империи (1912) — военный путч, организованный группой армейских руководителей против правительства, сформированного представителями политической силы младотурок — «Единения и прогресса». Это правительство возникло в результате всеобщих выборов 1912 года, но по причине либеральной направленности идеологов младотурок оно вызвало недовольство военной верхушки. Лидерами военного переворота была группа офицеров, которые сами себя называли «Офицерами-спасителями» (османский тур. Halâskâr Zâbitân).

Причины

Часто «офицеров-спасителей» относят к либеральному крылу Партии свободы и согласия, которая была основана в Стамбуле в 1911 году, а по итогам выборов она стала второй по численности партией турецкого парламента. Она же стала главной оппозиционной силой, которая противостояла развитию младотурецкой идеологии. Эта партия активно привлекала в свои ряды молодых офицеров, которые разделяли протестные настроения и выступали против либеральных преобразований в турецком обществе. Этот путч стал одним из ключевых признаков политической нестабильности, которая была характерна для Османской империи на финальном этапе её существования, а общий политический кризис, в рамках которого состоялся переворот, был существенно усугублён вспыхнувшим конфликтом на Балканах.

Предыстория

В результате Младотурецкой революции, которую организовали младотурки, 3 июля 1908 года султан Абдул-Хамид II под давлением революционно настроенных групп общественности согласился восстановить Конституцию Османской империи 1876 года. Также впервые за более чем 30 лет 17 декабря 1908 года был созван Сенат Османской империи (Меджлис-и-Айан), в состав которого вошли ещё живые члены прежнего сената. Первая сессия палаты депутатов состоялась 30 января 1909 года. Контрпереворот 13 апреля 1909 года ставил перед собой цель ликвидировать Эру Конституции и восстановить прежние привилегии авторитарного правления султана, однако 24 апреля он был подавлен вмешательством Армии действия, которая стояла на страже последовательных конституционных преобразований. Впрочем, вскоре деятельность «Либерального союза» (другое название Партии свободы и согласия) была почти полностью блокирована в том числе из-за актов насилия, направленных против неё, а большее влияние приобрела партия младотурок «Единение и прогресс». Тем не менее, и ЕиП не контролировала орган законодательной власти полностью, а её положение осложнилось в связи с тем, что представители ЛС начали распускать слухи о том, что ЕиП сфальсифицировало результаты всенародного голосования в свою пользу. Тем более из-за разгоревшейся Итало-турецкой войны за обладание Триполитанией и Киренаикой и восстания в Албании партия младотурок утратила часть доверия избирателей и испытала серьёзные репутационные сложности.

Переворот. Новое правительство

В этих условиях группа офицеров под руководством майора Кемаля (позже прозванного Шенкилем), начала подготовку вооружённого восстания. Офицеры ограничили свободу передвижения членов правительства и путём психологического давления вынудили его подать в отставку, что означало бескровную победу путчистов. Новый кабинет министров, получивший известность под названием «Великого кабинета» (тур. Büyuk Kabine), был сформирован популярным среди турок муширом Ахмедом Мухтар-пашой, героем Крымской войны и русско-турецкой войны 1877—1878 годов. Членами его правительства были авторитетные государственные чиновники, которые испытывали острую неприязнь к представителя младотурецкого движения — они с лёгкостью заручились кредитом доверия. Несмотря на то, что «Единение и прогресс» формально сохраняла большинство в парламенте, по существу после переворота она утратила доступ к рычагам исполнительной власти. Вскоре группа «офицеров-спасителей» принудила великого визиря Ахмеда Мухтар-пашу приостановить деятельность турецкого парламента, так что ЕиП утратила последний оплот и оказалась окончательно ослабленной.

Дальнейшие события

Правительство, подконтрольное военной хунте «офицеров-спасителей», управляло Османской империей с лета 1912 года. Однако по окончании Балканской войны турецкая армия неожиданно для западных держав, покровительствовавших ей (в частности, для Франции), была разбита по всем фронтам и, признав масштабное поражение, отказалась от территориальной экспансии. В январе 1913 года в рамках всеобщего ослабления правящей коалиции лидеры ЕиП организовали и провели ответный переворот, в результате которого правительство Мухтар-паши и курировавшие его «офицеры-спасители» были смещены и вынуждены были бежать в Египет и Албанию. Новое правительство просуществовало вплоть до начала боевых действий Первой мировой войны.

Отрывок, характеризующий Государственный переворот в Османской империи (1912)

– Ничего, – сказала княжна Марья, лучистыми глазами твердо глядя на невестку. Она решилась не говорить ей и уговорила отца скрыть получение страшного известия от невестки до ее разрешения, которое должно было быть на днях. Княжна Марья и старый князь, каждый по своему, носили и скрывали свое горе. Старый князь не хотел надеяться: он решил, что князь Андрей убит, и не смотря на то, что он послал чиновника в Австрию розыскивать след сына, он заказал ему в Москве памятник, который намерен был поставить в своем саду, и всем говорил, что сын его убит. Он старался не изменяя вести прежний образ жизни, но силы изменяли ему: он меньше ходил, меньше ел, меньше спал, и с каждым днем делался слабее. Княжна Марья надеялась. Она молилась за брата, как за живого и каждую минуту ждала известия о его возвращении.


– Ma bonne amie, [Мой добрый друг,] – сказала маленькая княгиня утром 19 го марта после завтрака, и губка ее с усиками поднялась по старой привычке; но как и во всех не только улыбках, но звуках речей, даже походках в этом доме со дня получения страшного известия была печаль, то и теперь улыбка маленькой княгини, поддавшейся общему настроению, хотя и не знавшей его причины, – была такая, что она еще более напоминала об общей печали.
– Ma bonne amie, je crains que le fruschtique (comme dit Фока – повар) de ce matin ne m'aie pas fait du mal. [Дружочек, боюсь, чтоб от нынешнего фриштика (как называет его повар Фока) мне не было дурно.]
– А что с тобой, моя душа? Ты бледна. Ах, ты очень бледна, – испуганно сказала княжна Марья, своими тяжелыми, мягкими шагами подбегая к невестке.
– Ваше сиятельство, не послать ли за Марьей Богдановной? – сказала одна из бывших тут горничных. (Марья Богдановна была акушерка из уездного города, жившая в Лысых Горах уже другую неделю.)
– И в самом деле, – подхватила княжна Марья, – может быть, точно. Я пойду. Courage, mon ange! [Не бойся, мой ангел.] Она поцеловала Лизу и хотела выйти из комнаты.
– Ах, нет, нет! – И кроме бледности, на лице маленькой княгини выразился детский страх неотвратимого физического страдания.
– Non, c'est l'estomac… dites que c'est l'estomac, dites, Marie, dites…, [Нет это желудок… скажи, Маша, что это желудок…] – и княгиня заплакала детски страдальчески, капризно и даже несколько притворно, ломая свои маленькие ручки. Княжна выбежала из комнаты за Марьей Богдановной.
– Mon Dieu! Mon Dieu! [Боже мой! Боже мой!] Oh! – слышала она сзади себя.
Потирая полные, небольшие, белые руки, ей навстречу, с значительно спокойным лицом, уже шла акушерка.
– Марья Богдановна! Кажется началось, – сказала княжна Марья, испуганно раскрытыми глазами глядя на бабушку.
– Ну и слава Богу, княжна, – не прибавляя шага, сказала Марья Богдановна. – Вам девицам про это знать не следует.
– Но как же из Москвы доктор еще не приехал? – сказала княжна. (По желанию Лизы и князя Андрея к сроку было послано в Москву за акушером, и его ждали каждую минуту.)
– Ничего, княжна, не беспокойтесь, – сказала Марья Богдановна, – и без доктора всё хорошо будет.
Через пять минут княжна из своей комнаты услыхала, что несут что то тяжелое. Она выглянула – официанты несли для чего то в спальню кожаный диван, стоявший в кабинете князя Андрея. На лицах несших людей было что то торжественное и тихое.
Княжна Марья сидела одна в своей комнате, прислушиваясь к звукам дома, изредка отворяя дверь, когда проходили мимо, и приглядываясь к тому, что происходило в коридоре. Несколько женщин тихими шагами проходили туда и оттуда, оглядывались на княжну и отворачивались от нее. Она не смела спрашивать, затворяла дверь, возвращалась к себе, и то садилась в свое кресло, то бралась за молитвенник, то становилась на колена пред киотом. К несчастию и удивлению своему, она чувствовала, что молитва не утишала ее волнения. Вдруг дверь ее комнаты тихо отворилась и на пороге ее показалась повязанная платком ее старая няня Прасковья Савишна, почти никогда, вследствие запрещения князя,не входившая к ней в комнату.
– С тобой, Машенька, пришла посидеть, – сказала няня, – да вот княжовы свечи венчальные перед угодником зажечь принесла, мой ангел, – сказала она вздохнув.
– Ах как я рада, няня.
– Бог милостив, голубка. – Няня зажгла перед киотом обвитые золотом свечи и с чулком села у двери. Княжна Марья взяла книгу и стала читать. Только когда слышались шаги или голоса, княжна испуганно, вопросительно, а няня успокоительно смотрели друг на друга. Во всех концах дома было разлито и владело всеми то же чувство, которое испытывала княжна Марья, сидя в своей комнате. По поверью, что чем меньше людей знает о страданиях родильницы, тем меньше она страдает, все старались притвориться незнающими; никто не говорил об этом, но во всех людях, кроме обычной степенности и почтительности хороших манер, царствовавших в доме князя, видна была одна какая то общая забота, смягченность сердца и сознание чего то великого, непостижимого, совершающегося в эту минуту.