Гринберг, Мария Израилевна

Мария Израилевна Гринберг
Основная информация
Дата рождения	16 сентября 1908(1908-09-16)
Место рождения	Одесса (Херсонская губерния, Российская империя)
Дата смерти	14 июня 1978(1978-06-14) (69 лет)
Место смерти	Таллин
Страна	СССР СССР
Профессии	пианистка, педагог
Инструменты	фортепиано

Мари́я Изра́илевна Гри́нберг (6 сентября 1908, Одесса — 14 июля 1978, Таллин) — советская пианистка и преподаватель. Исполнительский уровень Марии Гринберг был необыкновенно высок, но в силу целого ряда причин эта пианистка обычно оставалась в тени; за пределами России в профессиональных и любительских кругах пианистка получила высокую оценку (Голландия, Польша, Чехословакия, ГДР). В настоящее время наблюдается возрождение интереса к наследию Марии Гринберг, как в России и на Украине, так и за рубежом (Япония, Израиль, Америка, Европа).

Биография

Одесса

Мария Гринберг родилась в Одессе в интеллигентной еврейской семье. Её отец был еврейским учёным, учителем иврита. Мать — Фаня Даниловна Носкина — давала частные уроки фортепьянной игры. Семья существовала более чем скромно, рояль для 10 летней Муси Гринберг купили одесские меценаты. До 18 лет Мария брала уроки фортепьяно у известного одесского преподавателя Давида Айзберга. По курсу гармонии училась у выдающегося педагога — профессора Одесской консерватории, композитора Н. Н. Вилинского. Брала также уроки у профессора Берты Рейнгбальд.

Учёба в Москве, первый брак

В Московскую консерваторию Гринберг поступила в класс профессора Феликса Блуменфельда, была замечена на вступительных экзаменах Генрихом Нейгаузом. После смерти Блуменфельда продолжала занятия с его ассистентом Владимиром Беловым и с Константином Игумновым. В 1933 году приняла участие в Первом всесоюзном конкурсе пианистов. Особенно была отмечена критиком Григорием Коганом. В 1935 году Мария Гринберг стала обладательницей второго места на Втором всесоюзном конкурсе пианистов. Некоторое время состояла в браке с певцом Петром Киричеком, выступала и как его аккомпаниатор.

Второй брак, репрессии

В 1937 году её второй муж Станислав Станде вместе с её отцом были арестованы как «враги народа» и казнены. Молодая пианистка, вошедшая в число самых перспективных советских пианистов, была уволена из всех государственных учреждений и нашла себе работу только в качестве аккомпаниатора любительской хореографической группы. Однако в тот период ради куска хлеба Мария Израилевна иногда нелегально участвовала в концертах, играя на литаврах. Позже ей вновь разрешили выступать как солистке. Более того, благодаря выдающемуся уровню Гринберг, на неё появился спрос, и её вновь стали радушно принимать в концертных залах Москвы, Ленинграда, Риги, Таллина, Воронежа, Тбилиси, Баку и других городов по всей территории Советского Союза.

50-60-е годы

Уже после смерти Сталина, когда Марии Гринберг исполнилось 50 лет, власти не стали возражать против её выступлений за границей. Всего Гринберг проделала 14 исполнительских туров — 12 в восточноевропейских странах и 2 — в Голландии, где она стала любимицей публики. Критики сравнивали, и не без оснований, её игру с искусством Горовица, Рубинштейна и Клары Хаскил. Звание Заслуженного артиста РСФСР Гринберг получила только в возрасте 55 лет. Когда ей исполнилось 62, она получила профессорство в Гнесинском Институте.

Последние годы

В 1970 году фирмой «Мелодия» был выпущен альбом из 13 пластинок со всеми 32 сонатами Бетховена. Таким образом, Мария Гринберг оказалась первой российской пианисткой, вынесшей на суд публики полный цикл фортепианных сонат Бетховена. Альбом получил восторженную оценку Дмитрия Шостаковича. Советская музыкальная пресса же умалчивала об этом титаническом труде. До первой рецензии пианистка не дожила трех месяцев, а в 1978 году в советском журнале «Музыка» критик Юденич назвала эту грамзапись «истинным подвигом искусства». Также были проигнорированы и не опубликованы многочисленные обработки пианистки. Особенной ценностью являются обработки для двух роялей и сольная версия Фантазии f-moll Шуберта.

Концертная деятельность

На протяжении многих лет Гринберг выступала также в фортепианном дуэте вместе со своей дочерью Никой Забавниковой.

Педагогическая и методическая деятельность. Частная практика (теневая педагогика)

Преподавать Гринберг начала ещё в юношеском возрасте, в Одессе. Жизнь была нелегка, преподавание явилось для Муси чуть ли не главным стабильным источником заработка на долгие годы, практически до самой смерти. Взаимоотношения с частными учениками часто перерастали в человеческую дружбу на долгие годы. Ярчайший пример тому — Наум Штаркман. Гринберг «шефствовала» над пианистом со времени смерти Константина Игумнова. Безвозмездные занятия продолжались десятилетиями. Мария Гринберг к примеру посвятила отпуск 1957 преподаванию Штаркману в загородном доме, будучи ослабленной после черепно-мозговой операции. Именно Гринберг организовала, собрав подписи таких авторитетов как Шостакович и Кабалевский, письмо об освобождении Штаркмана, осуждённого по статье 121 УК РСФСР (гомосексуализм). Будучи выкормышем Гринберг, Штаркман, однако, практически не упоминал имени Гринберг, выдвигая на первый план роль С.Рихтера и даже В. Клиберна (спорадическое общение в дни Конкурса имени Чайковского в 1958 году) в своем формировании.

Мария Израилевна существенно в процессе своей «теневой» педагогики поднимала исполнительский и художественный уровень игры молодых пианистов, достигающих впоследствии больших успехов на концертной эстраде, получающих заграничные гастроли и лучшие отечественные залы для выступлений. Именно горечь сознания своей невостребованности и постоянные финансовые заботы привели Гринберг к отказу от занятий с уже знаменитым Дмитрием Башкировым. На занятиях настаивала близкая подруга Гринберг Левинсон. Поводом послужила неудача Башкирова с записью сонат Бетховена.

В 1960 году Елена Фабиановна Гнесина пригласила Марию Гринберг преподавать в основанном ею институте.

В списке учеников Марии Израилевны мы можем найти Михаэля Бишоффбергера, Сергея Доренского, Рудольфа Керера, Анну Клас, [et.wikipedia.org/wiki/Bruno_Lukk Бруно Лукка], Дмитрия Паперно, Алексея Скавронского, Римму Скороходову, Виссариона Слонима, Наума Штаркмана, [en.wikipedia.org/wiki/Regina_Shamvili Регину Шамвили].

Окружение, друзья, высказывания

Гринберг обладала большим чувством юмора. Так, в 1967 году, в период арабо-израильского конфликта, когда Израиль советская власть именовала не иначе как «израильские агрессоры», пианистка представлялась как «Мария Агрессоровна».

«Бетховен научил меня мужественности, собранности… Он научил меня держаться в строгих рамках выражения, не теряя при этом ни мягкости, ни тонкости, ни богатства ощущений».

«Исполнитель в музыке может делать все, что хочет, если это логично и со вкусом».

Судьба наследия

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Подавляющее большинство записей Гринберг было лицензировано и опубликовано в Японии фирмами Denon и Triton (оцифровка студийных магнитных лент). Также в Италии была предпринята попытка нелицензированного издания записей Гринберг фирмой Arlecchino (оцифровка винила). В России фирмой «Мелодия» выпущены 32 сонаты Бетховена на компакт-дисках. Особенно следует отметить деятельность фирмы Vista Vera, выпускающей все уцелевшие звукозаписи пианистки, включая её методические труды. Издание отличается хорошим научно-исследовательским и реставрационным уровнем.

Многочисленные обработки пианистки не изданы. Имеются данные, что многие из них уцелели в архиве пианистки проф. Юлии Туркиной.

Литература

• Мария Гринберг: статьи, воспоминания, материалы. Авторы: Мария Израилевна Гринберг, Айзик Геннадьевич Ингер, Валентина Конен. Изд. «Сов. композитор», 1987
• О. Черников. Свет ушедшей звезды. Журнал «Музыка и время» № 2/2002 и журнал «Студенческий меридиан» № 8-9/1998
• О. Черников. Две великие Марии. Журнал «Музыка и время» № 4/2002, журнал «Фортепиано» № 4/1999
• О.Черников. Рояль и голоса великих. Серия: Музыкальная библиотека. Издательство: Феникс, 2011 г. Твердый переплет, 224 стр. ISBN 978-5-222-17864-5
• M. Lobanova. Maria Israilewna Grinberg. mugi.hfmt-hamburg.de/A_lexartikel/lexartikel.php?id=grin1908

Ссылки

• [gazeta-licey.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=726&Itemid=79 Европа аплодировала Марии Гринберг стоя ]

Отрывок, характеризующий Гринберг, Мария Израилевна

– Я знаю, что никто помочь не может, коли натура не поможет, – говорил князь Андрей, видимо смущенный. – Я согласен, что и из миллиона случаев один бывает несчастный, но это ее и моя фантазия. Ей наговорили, она во сне видела, и она боится.
– Гм… гм… – проговорил про себя старый князь, продолжая дописывать. – Сделаю.
Он расчеркнул подпись, вдруг быстро повернулся к сыну и засмеялся.
– Плохо дело, а?
– Что плохо, батюшка?
– Жена! – коротко и значительно сказал старый князь.
– Я не понимаю, – сказал князь Андрей.
– Да нечего делать, дружок, – сказал князь, – они все такие, не разженишься. Ты не бойся; никому не скажу; а ты сам знаешь.
Он схватил его за руку своею костлявою маленькою кистью, потряс ее, взглянул прямо в лицо сына своими быстрыми глазами, которые, как казалось, насквозь видели человека, и опять засмеялся своим холодным смехом.
Сын вздохнул, признаваясь этим вздохом в том, что отец понял его. Старик, продолжая складывать и печатать письма, с своею привычною быстротой, схватывал и бросал сургуч, печать и бумагу.
– Что делать? Красива! Я всё сделаю. Ты будь покоен, – говорил он отрывисто во время печатания.
Андрей молчал: ему и приятно и неприятно было, что отец понял его. Старик встал и подал письмо сыну.
– Слушай, – сказал он, – о жене не заботься: что возможно сделать, то будет сделано. Теперь слушай: письмо Михайлу Иларионовичу отдай. Я пишу, чтоб он тебя в хорошие места употреблял и долго адъютантом не держал: скверная должность! Скажи ты ему, что я его помню и люблю. Да напиши, как он тебя примет. Коли хорош будет, служи. Николая Андреича Болконского сын из милости служить ни у кого не будет. Ну, теперь поди сюда.
Он говорил такою скороговоркой, что не доканчивал половины слов, но сын привык понимать его. Он подвел сына к бюро, откинул крышку, выдвинул ящик и вынул исписанную его крупным, длинным и сжатым почерком тетрадь.
– Должно быть, мне прежде тебя умереть. Знай, тут мои записки, их государю передать после моей смерти. Теперь здесь – вот ломбардный билет и письмо: это премия тому, кто напишет историю суворовских войн. Переслать в академию. Здесь мои ремарки, после меня читай для себя, найдешь пользу.
Андрей не сказал отцу, что, верно, он проживет еще долго. Он понимал, что этого говорить не нужно.
– Всё исполню, батюшка, – сказал он.
– Ну, теперь прощай! – Он дал поцеловать сыну свою руку и обнял его. – Помни одно, князь Андрей: коли тебя убьют, мне старику больно будет… – Он неожиданно замолчал и вдруг крикливым голосом продолжал: – а коли узнаю, что ты повел себя не как сын Николая Болконского, мне будет… стыдно! – взвизгнул он.
– Этого вы могли бы не говорить мне, батюшка, – улыбаясь, сказал сын.
Старик замолчал.
– Еще я хотел просить вас, – продолжал князь Андрей, – ежели меня убьют и ежели у меня будет сын, не отпускайте его от себя, как я вам вчера говорил, чтоб он вырос у вас… пожалуйста.
– Жене не отдавать? – сказал старик и засмеялся.
Они молча стояли друг против друга. Быстрые глаза старика прямо были устремлены в глаза сына. Что то дрогнуло в нижней части лица старого князя.
– Простились… ступай! – вдруг сказал он. – Ступай! – закричал он сердитым и громким голосом, отворяя дверь кабинета.
– Что такое, что? – спрашивали княгиня и княжна, увидев князя Андрея и на минуту высунувшуюся фигуру кричавшего сердитым голосом старика в белом халате, без парика и в стариковских очках.
Князь Андрей вздохнул и ничего не ответил.
– Ну, – сказал он, обратившись к жене.
И это «ну» звучало холодною насмешкой, как будто он говорил: «теперь проделывайте вы ваши штуки».
– Andre, deja! [Андрей, уже!] – сказала маленькая княгиня, бледнея и со страхом глядя на мужа.
Он обнял ее. Она вскрикнула и без чувств упала на его плечо.
Он осторожно отвел плечо, на котором она лежала, заглянул в ее лицо и бережно посадил ее на кресло.
– Adieu, Marieie, [Прощай, Маша,] – сказал он тихо сестре, поцеловался с нею рука в руку и скорыми шагами вышел из комнаты.
Княгиня лежала в кресле, m lle Бурьен терла ей виски. Княжна Марья, поддерживая невестку, с заплаканными прекрасными глазами, всё еще смотрела в дверь, в которую вышел князь Андрей, и крестила его. Из кабинета слышны были, как выстрелы, часто повторяемые сердитые звуки стариковского сморкания. Только что князь Андрей вышел, дверь кабинета быстро отворилась и выглянула строгая фигура старика в белом халате.
– Уехал? Ну и хорошо! – сказал он, сердито посмотрев на бесчувственную маленькую княгиню, укоризненно покачал головою и захлопнул дверь.



В октябре 1805 года русские войска занимали села и города эрцгерцогства Австрийского, и еще новые полки приходили из России и, отягощая постоем жителей, располагались у крепости Браунау. В Браунау была главная квартира главнокомандующего Кутузова.
11 го октября 1805 года один из только что пришедших к Браунау пехотных полков, ожидая смотра главнокомандующего, стоял в полумиле от города. Несмотря на нерусскую местность и обстановку (фруктовые сады, каменные ограды, черепичные крыши, горы, видневшиеся вдали), на нерусский народ, c любопытством смотревший на солдат, полк имел точно такой же вид, какой имел всякий русский полк, готовившийся к смотру где нибудь в середине России.
С вечера, на последнем переходе, был получен приказ, что главнокомандующий будет смотреть полк на походе. Хотя слова приказа и показались неясны полковому командиру, и возник вопрос, как разуметь слова приказа: в походной форме или нет? в совете батальонных командиров было решено представить полк в парадной форме на том основании, что всегда лучше перекланяться, чем не докланяться. И солдаты, после тридцативерстного перехода, не смыкали глаз, всю ночь чинились, чистились; адъютанты и ротные рассчитывали, отчисляли; и к утру полк, вместо растянутой беспорядочной толпы, какою он был накануне на последнем переходе, представлял стройную массу 2 000 людей, из которых каждый знал свое место, свое дело и из которых на каждом каждая пуговка и ремешок были на своем месте и блестели чистотой. Не только наружное было исправно, но ежели бы угодно было главнокомандующему заглянуть под мундиры, то на каждом он увидел бы одинаково чистую рубаху и в каждом ранце нашел бы узаконенное число вещей, «шильце и мыльце», как говорят солдаты. Было только одно обстоятельство, насчет которого никто не мог быть спокоен. Это была обувь. Больше чем у половины людей сапоги были разбиты. Но недостаток этот происходил не от вины полкового командира, так как, несмотря на неоднократные требования, ему не был отпущен товар от австрийского ведомства, а полк прошел тысячу верст.
Полковой командир был пожилой, сангвинический, с седеющими бровями и бакенбардами генерал, плотный и широкий больше от груди к спине, чем от одного плеча к другому. На нем был новый, с иголочки, со слежавшимися складками мундир и густые золотые эполеты, которые как будто не книзу, а кверху поднимали его тучные плечи. Полковой командир имел вид человека, счастливо совершающего одно из самых торжественных дел жизни. Он похаживал перед фронтом и, похаживая, подрагивал на каждом шагу, слегка изгибаясь спиною. Видно, было, что полковой командир любуется своим полком, счастлив им, что все его силы душевные заняты только полком; но, несмотря на то, его подрагивающая походка как будто говорила, что, кроме военных интересов, в душе его немалое место занимают и интересы общественного быта и женский пол.
– Ну, батюшка Михайло Митрич, – обратился он к одному батальонному командиру (батальонный командир улыбаясь подался вперед; видно было, что они были счастливы), – досталось на орехи нынче ночью. Однако, кажется, ничего, полк не из дурных… А?
Батальонный командир понял веселую иронию и засмеялся.
– И на Царицыном лугу с поля бы не прогнали.
– Что? – сказал командир.
В это время по дороге из города, по которой расставлены были махальные, показались два верховые. Это были адъютант и казак, ехавший сзади.
Адъютант был прислан из главного штаба подтвердить полковому командиру то, что было сказано неясно во вчерашнем приказе, а именно то, что главнокомандующий желал видеть полк совершенно в том положении, в котором oн шел – в шинелях, в чехлах и без всяких приготовлений.
К Кутузову накануне прибыл член гофкригсрата из Вены, с предложениями и требованиями итти как можно скорее на соединение с армией эрцгерцога Фердинанда и Мака, и Кутузов, не считая выгодным это соединение, в числе прочих доказательств в пользу своего мнения намеревался показать австрийскому генералу то печальное положение, в котором приходили войска из России. С этою целью он и хотел выехать навстречу полку, так что, чем хуже было бы положение полка, тем приятнее было бы это главнокомандующему. Хотя адъютант и не знал этих подробностей, однако он передал полковому командиру непременное требование главнокомандующего, чтобы люди были в шинелях и чехлах, и что в противном случае главнокомандующий будет недоволен. Выслушав эти слова, полковой командир опустил голову, молча вздернул плечами и сангвиническим жестом развел руки.