Декабристы в Бурятии
Поделись знанием:
Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
После завершения каторги в Петровском заводе 14 декабристов жили в ссылке в Бурятии (в то время территории Забайкальской области и Иркутской губернии).
Содержание
Баргузин
В настоящее время село Баргузин. Здесь жили в ссылке братья Кюхельбекеры.
- Михаил Карлович Кюхельбеккер (1798—1859) — лейтенант Гвардейского экипажа. Жил в Баргузине после 10 июля 1831 года до 1859 года. Женился на мещанке Анне Степановне Токаревой. Оказывал медицинскую помощь жителям города и ближних селений. В своём доме открыл бесплатную больницу и аптеку для местных жителей. Оказывал медицинскую помощь и на свои средства приобретал лекарства. Организовал школу, которая на первом этапе располагалась в его доме. Обучал местных жителей любого возраста чтению, письму, арифметике. Все книги и учебные пособия приобретал за собственный счёт. Занимался изучением Забайкалья, написал «Краткий очерк Забайкальского края». Умер в Баргузине.
- Вильгельм Карлович Кюхельбеккер (1797—1846) — отставной коллежский асессор, литератор, поэт. Учился в Царскосельском лицее вместе с А. С. Пушкиным. Жил в Баргузине с 20 января 1836 года. В 1837 году женился на дочери местного почтмейстера Дросиде Ивановне Артеновой. Писал стихотворения, поэмы, элегии, критические статьи, написал этнографический очерк «Жители Забайкалья и Закаменья». По собственному ходатайству переведён в Акшинскую крепость 16 сентября 1839 года.
Верхнеудинск
Ныне Улан-Удэ.
- Яков Максимович Андреевич (1801—1840) — был одним из самых активных декабристов. Жил в Верхнеудинске после 10 июля 1839 года. Умер здесь же 18 апреля 1840 года. Могила не сохранилась.
- Александр Николаевич Муравьёв (1792—1863) — отставной полковник Гвардии генерального штаба. Жил в Верхнеудинске вместе с женой с 24 января 1827 года. 19 января 1828 года был назначен городничим в Иркутск.
Батуринская слобода
В настоящее время село Батурино, Прибайкальский район.
- Иван Фёдорович Шимков (1803 или 1804—1836) — прапорщик Саратовского пехотного полка. Обращён на поселение в Батурино 25 января 1833 года. Занимался литературной деятельностью, преимущественно переводами, но публикация его трудов была запрещена. Умер в Батуринской слободе. Похоронен на кладбище у Сретенской церкви. По преданию, памятную плиту на его могилу привезла княгиня М. Н. Волконская.
Кабанское
В настоящее время село Кабанск, Кабанский район.
- Михаил Николаевич Глебов (1804—1851) — коллежский секретарь. Определён на поселение в Кабанское в августе 1832 года. Умер в Кабанской слободе, по официальным сведениям, от побоев и отравления.
Итанца
В настоящее время село Турунтаево, Прибайкальский район.
- Евгений Петрович Оболенский (1796—1865) — князь, один из самых активных участников восстания. По указу 10 июля 1839 года обращён на поселение в село Итанцу. Пытался организовать мыловарение. 20 июня 1841 года Оболенскому было разрешено переехать в Туринск Тобольской губернии.
Подлопатки
В настоящее время село Подлопатки, Мухоршибирский район. Здесь жили братья Борисовы.
- Пётр Иванович Борисов (1800—1854) — подпоручик 8-й артиллерийской бригады. Переведён на поселение в Подлопатки указом от 10 июля 1839 года. 21 марта 1841 года переведён в деревню Малая Разводная. Ученый-естествоиспытатель, художник, автор научных трудов по орнитологии и флористике.
- Андрей Иванович Борисов (1798—1854) — отставной подпоручик. Переведён на поселение в Подлопатки 10 июля 1839 года. 21 марта 1841 года переведён в деревню Малая Разводная. На каторге и поселении вёл научные природоведческие наблюдения, собирал гербарий.
Селенгинск
В настоящее время Новоселенгинск. Первым на поселение в Селенгинск приехал К. П. Торсон. За ним по собственному желанию последовали братья Бестужевы, хотя они могли поселиться в Западной Сибири.
- Константин Петрович Торсон (1793—1851) — капитан-лейтенант, адъютант начальника Морского штаба. Прибыл в Селенгинск 21 мая 1837 года. В своём доме Торсон вместе с братьями Бестужевыми организовал школу для обучения грамоте и ремёслам детей местных жителей. Занимался постройкой и усовершенствованием сельскохозяйственных машин. Написал статью «Взгляд на изобретение и распространение машин». Пытался внедрить в Сибири молотилку собственной конструкции. Выращивал арбузы и дыни. Умер в Селенгинске 4 декабря 1851 года. Похоронен на Посадском кладбище на берегу Селенги.
- Михаил Александрович Бестужев (1800—1871) — штабс-капитан лейб-гвардии Московского полка. В Селенгинске с 1 сентября 1839 года. Женился на сестре казачьего есаула Селиванова — Марии Николаевне. Занимался сельским хозяйством, акклиматизацией растений. Печатался в первой газете Забайкалья «Кяхтинский листок». После амнистии остался в Селенгинске. В 1857 году участвовал в третьем сплаве по Амуру до Николаевска. Выехал из Селенгинска в 1867 году после смерти жены.
- Николай Александрович Бестужев (1791—1855) — капитан-лейтенант 8-го флотского экипажа, историограф флота, писатель, критик, изобретатель, художник. Жил в Селенгинске с 1 сентября 1839 года. Проводил метеорологические, сейсмические и астрономические наблюдения. Выращивал табак и арбузы, пытался организовать тонкорунное овцеводство. Описал Гусиноозёрское месторождение каменного угля. Проводил исследования по этнографии и археологии, собирал бурятские песни и сказки. Открыл следы оросительных систем у первых земледельцев Забайкалья, петроглифы по Селенге. Умер 15 мая 1855 года в Селенгинске. Похоронен на Посадском кладбище рядом с Торсоном.
Тунка
В настоящее время село Тунка, Тункинский район
- Юлиан Казимирович Люблинский (1798—1873) — дворянин Волынской губернии. По указу 30 июля 1829 года поселён в Тункинской крепости Иркутской губернии. 26 января 1844 года получил разрешение о переводе в село Жилкино Иркутской губернии. Жена — тункинская крестьянка Агафья Дмитриевна Тюменцева. Написал воспоминания о жизни на каторге и поселении, которые отправил в Лондон А. И. Герцену.
- Владимир Сергеевич Толстой (1806—1888) — прапорщик Московского пехотного полка. В Тунке жил после 15 мая 1827 года. Определён рядовым на Кавказ 15 июня 1829 года.
Библиотеки декабристов
За 12 лет проживания декабристов в Нерчинске, Чите и Петровском заводе у них сформировалась библиотека в несколько тысяч наименований книг и значительное количество периодических изданий, включая 20 иностранных. Книги из личных библиотек декабристов впоследствии значительно пополнили различные сибирские библиотеки.
Хорошую библиотеку имели братья Бестужевы, которая значительно пополнилась после приезда в Селенгиск их сестры Елены Александровны. Друзья Бестужевых присылали им книги по медицине, часостроению, гидрографии, архитектуре. Часть библиотеки была продана М. А. Бестужевым в Кяхту, а часть разыграна в лотерею в Селенгинске. После создания в Иркутске Сибирского отдела Русского географического общества книги из библиотеки Бестужевых были переданы в библиотеку Сибирского отдела РГО, и сгорели во время пожара 1879 года. Сведений о библиотеке Бестужевых сохранилось очень мало[1].
Педагогическая деятельность
В ссылке декабристы в своих домах создавали бесплатные школы для местных детей. Преподавательской деятельностю занимались: Н. А. и М. А. Бестужевы, М. К. Кюхельбекер. Предположительно преподавали: Ф. К. Кюхельбекер, В. С. Толстой, Ю. К. Люблинский, Е. П. Оболенский.
Музеи
Музей декабристов в Новоселенгинске. Открыт в 1975 году.
Память
- Именем М. К. Кюхельбекера названа одна из улиц Баргузина.
- В честь В. К. Кюхельбекера получила название железнодорожная станция Кюхельбекерская в посёлке Янчукан на Байкало-Амурской магистрали[2].
- Именем Н. А. Бестужева названа улица в Новоселенгинске.
- В городе Улан-Удэ Русский государственный драматический театр с 1991 года носит имя Н. А. Бестужева;
- 4 февраля 1926 года Верхнеудинский Городской Совет рабочих и красноармейских депутатов постановлением № 1 переименовал улицы: Омулёвскую — в Бестужевскую, Бекетовскую — в Пестелевскую, Волынскую — в Рылеевскую[3].
Памятники
- В 1950-е годы точное местонахождение могилы М. К. Кюхельбекера было утеряно. Новый памятник был установлен в предполагаемом месте захоронения.
- Памятник на могиле И. Ф. Шимкова. Реконструирован в 1975 году.
- Бюст Н. А. Бестужева на площади Музея декабристов в Новоселенгинске. Скульптор А. И. Тимин.
- Некрополь на могилах Н. А. Бестужева и К. П. Торсона в Новоселенгинске (Посадское кладбище).
Исследователи
Первым исследователем жизни декабристов в Бурятии и Забайкалье был купец П. Т. Трунев. В 1891 году он начал печатать материалы о нахождении декабристов в Сибири в сборнике «Русская Старина» и «Историческом вестнике» (статья «Декабристы в Нерчинских рудниках»).
См. также
Напишите отзыв о статье "Декабристы в Бурятии"
Примечания
- ↑ Т. В. Бадлаева История светских библиотек в Забайкалье. Издательство БНЦ СО РАН. Улан-Удэ, 2008
- ↑ [zdr-gazeta.ru/index.php?newsid=10618 До Встречи в Кюхельбекерской!] // Восточно-Сибирский путь, 30 марта 2007
- ↑ Постановление Исполкома Верхнеудинского Городского совета рабочих и красноармейских депутатов №1 \\ Бурят-Монгольская правда. № 111 (784) 20 мая 1926 года. стр. 5
Литература
- Бахаев В. Б. «Общественно-просветительская и краеведческая деятельность декабристов в Бурятии». Новосибирск, 1980.
- К. П. Трунева «Из жизни и деятельности декабристов в Прибайкалье»// Жизнь Бурятии, 1924.
- Трунев П. Т. «К столетию перехода декабристов через Верхнеудинск (1830—1930 г.)» // Бурят-Монгольская правда. — 1930.
- Белокрыс М. А. «Верхнеудинские друэья декабристов» //Друг мой старинный — книга. — Улан-Удэ, 1980.
Ссылки
- [www.baikal-center.ru/baza/baikal_new/bibliograffia/gurevich_folklor_starogo_pribaikal'ya.htm Гуревич А. В. «Фольклор старого Прибайкалья»/ А. В. Гуревич, Л. Е. Элиасов //Старый фольклор Прибайкалья. — Улан-Удэ, 1939.]
Отрывок, характеризующий Декабристы в Бурятии
– А! Воин! Бонапарта завоевать хочешь? – сказал старик и тряхнул напудренною головой, сколько позволяла это заплетаемая коса, находившаяся в руках Тихона. – Примись хоть ты за него хорошенько, а то он эдак скоро и нас своими подданными запишет. – Здорово! – И он выставил свою щеку.Старик находился в хорошем расположении духа после дообеденного сна. (Он говорил, что после обеда серебряный сон, а до обеда золотой.) Он радостно из под своих густых нависших бровей косился на сына. Князь Андрей подошел и поцеловал отца в указанное им место. Он не отвечал на любимую тему разговора отца – подтруниванье над теперешними военными людьми, а особенно над Бонапартом.
– Да, приехал к вам, батюшка, и с беременною женой, – сказал князь Андрей, следя оживленными и почтительными глазами за движением каждой черты отцовского лица. – Как здоровье ваше?
– Нездоровы, брат, бывают только дураки да развратники, а ты меня знаешь: с утра до вечера занят, воздержен, ну и здоров.
– Слава Богу, – сказал сын, улыбаясь.
– Бог тут не при чем. Ну, рассказывай, – продолжал он, возвращаясь к своему любимому коньку, – как вас немцы с Бонапартом сражаться по вашей новой науке, стратегией называемой, научили.
Князь Андрей улыбнулся.
– Дайте опомниться, батюшка, – сказал он с улыбкою, показывавшею, что слабости отца не мешают ему уважать и любить его. – Ведь я еще и не разместился.
– Врешь, врешь, – закричал старик, встряхивая косичкою, чтобы попробовать, крепко ли она была заплетена, и хватая сына за руку. – Дом для твоей жены готов. Княжна Марья сведет ее и покажет и с три короба наболтает. Это их бабье дело. Я ей рад. Сиди, рассказывай. Михельсона армию я понимаю, Толстого тоже… высадка единовременная… Южная армия что будет делать? Пруссия, нейтралитет… это я знаю. Австрия что? – говорил он, встав с кресла и ходя по комнате с бегавшим и подававшим части одежды Тихоном. – Швеция что? Как Померанию перейдут?
Князь Андрей, видя настоятельность требования отца, сначала неохотно, но потом все более и более оживляясь и невольно, посреди рассказа, по привычке, перейдя с русского на французский язык, начал излагать операционный план предполагаемой кампании. Он рассказал, как девяностотысячная армия должна была угрожать Пруссии, чтобы вывести ее из нейтралитета и втянуть в войну, как часть этих войск должна была в Штральзунде соединиться с шведскими войсками, как двести двадцать тысяч австрийцев, в соединении со ста тысячами русских, должны были действовать в Италии и на Рейне, и как пятьдесят тысяч русских и пятьдесят тысяч англичан высадятся в Неаполе, и как в итоге пятисоттысячная армия должна была с разных сторон сделать нападение на французов. Старый князь не выказал ни малейшего интереса при рассказе, как будто не слушал, и, продолжая на ходу одеваться, три раза неожиданно перервал его. Один раз он остановил его и закричал:
– Белый! белый!
Это значило, что Тихон подавал ему не тот жилет, который он хотел. Другой раз он остановился, спросил:
– И скоро она родит? – и, с упреком покачав головой, сказал: – Нехорошо! Продолжай, продолжай.
В третий раз, когда князь Андрей оканчивал описание, старик запел фальшивым и старческим голосом: «Malbroug s'en va t en guerre. Dieu sait guand reviendra». [Мальбрук в поход собрался. Бог знает вернется когда.]
Сын только улыбнулся.
– Я не говорю, чтоб это был план, который я одобряю, – сказал сын, – я вам только рассказал, что есть. Наполеон уже составил свой план не хуже этого.
– Ну, новенького ты мне ничего не сказал. – И старик задумчиво проговорил про себя скороговоркой: – Dieu sait quand reviendra. – Иди в cтоловую.
В назначенный час, напудренный и выбритый, князь вышел в столовую, где ожидала его невестка, княжна Марья, m lle Бурьен и архитектор князя, по странной прихоти его допускаемый к столу, хотя по своему положению незначительный человек этот никак не мог рассчитывать на такую честь. Князь, твердо державшийся в жизни различия состояний и редко допускавший к столу даже важных губернских чиновников, вдруг на архитекторе Михайле Ивановиче, сморкавшемся в углу в клетчатый платок, доказывал, что все люди равны, и не раз внушал своей дочери, что Михайла Иванович ничем не хуже нас с тобой. За столом князь чаще всего обращался к бессловесному Михайле Ивановичу.
В столовой, громадно высокой, как и все комнаты в доме, ожидали выхода князя домашние и официанты, стоявшие за каждым стулом; дворецкий, с салфеткой на руке, оглядывал сервировку, мигая лакеям и постоянно перебегая беспокойным взглядом от стенных часов к двери, из которой должен был появиться князь. Князь Андрей глядел на огромную, новую для него, золотую раму с изображением генеалогического дерева князей Болконских, висевшую напротив такой же громадной рамы с дурно сделанным (видимо, рукою домашнего живописца) изображением владетельного князя в короне, который должен был происходить от Рюрика и быть родоначальником рода Болконских. Князь Андрей смотрел на это генеалогическое дерево, покачивая головой, и посмеивался с тем видом, с каким смотрят на похожий до смешного портрет.
– Как я узнаю его всего тут! – сказал он княжне Марье, подошедшей к нему.
Княжна Марья с удивлением посмотрела на брата. Она не понимала, чему он улыбался. Всё сделанное ее отцом возбуждало в ней благоговение, которое не подлежало обсуждению.
– У каждого своя Ахиллесова пятка, – продолжал князь Андрей. – С его огромным умом donner dans ce ridicule! [поддаваться этой мелочности!]
Княжна Марья не могла понять смелости суждений своего брата и готовилась возражать ему, как послышались из кабинета ожидаемые шаги: князь входил быстро, весело, как он и всегда ходил, как будто умышленно своими торопливыми манерами представляя противоположность строгому порядку дома.
В то же мгновение большие часы пробили два, и тонким голоском отозвались в гостиной другие. Князь остановился; из под висячих густых бровей оживленные, блестящие, строгие глаза оглядели всех и остановились на молодой княгине. Молодая княгиня испытывала в то время то чувство, какое испытывают придворные на царском выходе, то чувство страха и почтения, которое возбуждал этот старик во всех приближенных. Он погладил княгиню по голове и потом неловким движением потрепал ее по затылку.
– Я рад, я рад, – проговорил он и, пристально еще взглянув ей в глаза, быстро отошел и сел на свое место. – Садитесь, садитесь! Михаил Иванович, садитесь.
Он указал невестке место подле себя. Официант отодвинул для нее стул.
– Го, го! – сказал старик, оглядывая ее округленную талию. – Поторопилась, нехорошо!
Он засмеялся сухо, холодно, неприятно, как он всегда смеялся, одним ртом, а не глазами.
– Ходить надо, ходить, как можно больше, как можно больше, – сказал он.
Маленькая княгиня не слыхала или не хотела слышать его слов. Она молчала и казалась смущенною. Князь спросил ее об отце, и княгиня заговорила и улыбнулась. Он спросил ее об общих знакомых: княгиня еще более оживилась и стала рассказывать, передавая князю поклоны и городские сплетни.
– La comtesse Apraksine, la pauvre, a perdu son Mariei, et elle a pleure les larmes de ses yeux, [Княгиня Апраксина, бедняжка, потеряла своего мужа и выплакала все глаза свои,] – говорила она, всё более и более оживляясь.
По мере того как она оживлялась, князь всё строже и строже смотрел на нее и вдруг, как будто достаточно изучив ее и составив себе ясное о ней понятие, отвернулся от нее и обратился к Михайлу Ивановичу.
– Ну, что, Михайла Иванович, Буонапарте то нашему плохо приходится. Как мне князь Андрей (он всегда так называл сына в третьем лице) порассказал, какие на него силы собираются! А мы с вами всё его пустым человеком считали.
Михаил Иванович, решительно не знавший, когда это мы с вами говорили такие слова о Бонапарте, но понимавший, что он был нужен для вступления в любимый разговор, удивленно взглянул на молодого князя, сам не зная, что из этого выйдет.
– Он у меня тактик великий! – сказал князь сыну, указывая на архитектора.
И разговор зашел опять о войне, о Бонапарте и нынешних генералах и государственных людях. Старый князь, казалось, был убежден не только в том, что все теперешние деятели были мальчишки, не смыслившие и азбуки военного и государственного дела, и что Бонапарте был ничтожный французишка, имевший успех только потому, что уже не было Потемкиных и Суворовых противопоставить ему; но он был убежден даже, что никаких политических затруднений не было в Европе, не было и войны, а была какая то кукольная комедия, в которую играли нынешние люди, притворяясь, что делают дело. Князь Андрей весело выдерживал насмешки отца над новыми людьми и с видимою радостью вызывал отца на разговор и слушал его.
– Всё кажется хорошим, что было прежде, – сказал он, – а разве тот же Суворов не попался в ловушку, которую ему поставил Моро, и не умел из нее выпутаться?
– Это кто тебе сказал? Кто сказал? – крикнул князь. – Суворов! – И он отбросил тарелку, которую живо подхватил Тихон. – Суворов!… Подумавши, князь Андрей. Два: Фридрих и Суворов… Моро! Моро был бы в плену, коли бы у Суворова руки свободны были; а у него на руках сидели хофс кригс вурст шнапс рат. Ему чорт не рад. Вот пойдете, эти хофс кригс вурст раты узнаете! Суворов с ними не сладил, так уж где ж Михайле Кутузову сладить? Нет, дружок, – продолжал он, – вам с своими генералами против Бонапарте не обойтись; надо французов взять, чтобы своя своих не познаша и своя своих побиваша. Немца Палена в Новый Йорк, в Америку, за французом Моро послали, – сказал он, намекая на приглашение, которое в этом году было сделано Моро вступить в русскую службу. – Чудеса!… Что Потемкины, Суворовы, Орловы разве немцы были? Нет, брат, либо там вы все с ума сошли, либо я из ума выжил. Дай вам Бог, а мы посмотрим. Бонапарте у них стал полководец великий! Гм!…
– Я ничего не говорю, чтобы все распоряжения были хороши, – сказал князь Андрей, – только я не могу понять, как вы можете так судить о Бонапарте. Смейтесь, как хотите, а Бонапарте всё таки великий полководец!
– Михайла Иванович! – закричал старый князь архитектору, который, занявшись жарким, надеялся, что про него забыли. – Я вам говорил, что Бонапарте великий тактик? Вон и он говорит.
