Гришэм, Джон
Поделись знанием:
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
(перенаправлено с «Джон Гришэм»)
| Джон Гришэм | |
| John Grisham | |
 | |
| Место рождения: | |
|---|---|
| Род деятельности: |
прозаик |
| Годы творчества: |
1988 - настоящее время |
| Жанр: | |
| Язык произведений: |
английский |
Джон Гришэм (англ. John Grisham, р. 8 февраля 1955)[1][2] — американский писатель, также политик, в прошлом адвокат. Известен как автор многих литературных бестселлеров (так называемых «юридических триллеров»), экранизированных в Голливуде. Его произведения переведены на 42 языка.
Дебютный роман, «Пора убивать», был издан пятитысячным тиражом в июне 1988 года.
Второй роман, «Фирма» (1991), стал неожиданным бестселлером. После продажи полутора миллионов экземпляров книги права на её экранизацию были куплены компанией Paramount.
Тираж третьего романа, «Дело о пеликанах», превысил 11 миллионов экземпляров. По данным издательства «АСТ» объём продаж книг Гришэма (на 2015 год) — более 300 миллионов экземпляров.
Содержание
Начало жизни и образование
Джон Гришэм родился 8 февраля 1955 года в городе Джонсборо, штат Арканзас, в семье строителя Джона Гришэма и домохозяйки Ванды Гришэм. Был вторым по старшинству из пяти братьев.
Будущий писатель в детстве мечтал стать профессиональным бейсболистом. Несмотря на то, что у родителей не было образования, мать приложила силы к тому, чтобы сын много читал и готовился к поступлению в университет. Сам Гришэм, поняв, что он не создан для профессиональной спортивной карьеры, переключился и отправился учиться в Общественный Колледж Северозападного Миссиссипи, одновременно посещая Государственный университет Дельты в Кливленде. Сменив несколько учебных заведений, Гришэм окончил Университет штата Миссисипи в 1977 году, получив степень бакалавра по специальности «бухгалтерский учет». Позже он поступил в Школу права того же университета, чтобы стать налоговым юристом, но его интерес сместился в сферу гражданского судопроизводства. Окончил университет в 1981 году.
Карьера
До и во время учёбы в колледже
Гришэм начал работать в питомнике будучи подростком, поливая кусты за доллар в час, не получая вдохновения от такой работы. В 16 лет Гришэм устроился на работу сантехником, но был по-прежнему несчастен от нереализованности[3].
В дальнейшем он работал асфальтоукладчиком, продавцом мужского нижнего белья, считая последнее унизительным. В итоге будущий писатель ушёл с этого места и был на полпути к колледжу. Планировал стать налоговым юристом, но потом вернулся в город судебным адвокатом.
Право и политика
Окончив юридическую школу в университете штата Миссисипи в 1981 году, Гришэм продолжал заниматься юридической практикой на протяжении почти десяти лет в Саутхэвене, специализируясь на защите по уголовным делам и тяжбах о вреде здоровью. В 1983 году он был избран депутатом Палаты представителей, представляя седьмой округ, в который вошёл Десото-Каунти, и служил до 1990 года.
Поскольку писательская карьера Гришэма расцвела с выходом второй книги, он отказался от адвокатской практики, за одним исключением — в 1996 году он боролся за права семьи железнодорожника, который погиб на задании.
Писательская карьера
В один из дней 1984 года в здании суда графства Сото Гришэм услышал душераздирающие показания двенадцатилетней девочки, которая оказалась жертвой изнасилования. Писатель был заинтригован рассказом и начал изучать материалы дела. «Идея романа родилась сразу», — рассказывал он газете New York Times[3]. Размышляя над тем, что произошло бы, если бы отец изнасилованной девушки убил нападавших, Гришэм провел за написанием романа «Пора убивать» три года и закончил его в 1987 году. Первоначально роман отвергли 28 издательств, но в конечном итоге права были куплены Wynwood Press, которое издало роман пятитысячным тиражом в июне 1989 года[4]. Возможно, столь скромный отклик мог положить конец писательской карьере Гришэма, но вскоре после выхода первого романа он принимается за работу над вторым.
Второй роман об амбициозном адвокате, заманённом в юридическую фирму, скрывающую свои истинные намерения, «Фирма», вышедший в 1991 году, стал неожиданным бестселлером, продержавшись в списке бестселлеров New York Times 47 недель. Права на экранизацию были куплены компанией Paramount за 600 тысяч долларов, после чего между издательствами разгорелась борьба за новоиспеченного популярного автора. В итоге, права на «Фирму» были выкуплены издательством Doubleday.
Успех последующих романов, «Дело о пеликанах» и «Клиент», подтвердил репутацию Гришэма как мастера жанра юридического триллера. Успех писательского таланта возродил интерес к его дебютному роману, который был переиздан.
Начиная с 2001 года Гришэм пробует себя в других жанрах. Первой пробой стал «Покрашенный дом» (2001) — триллер без юридического окраса. Далее следуют ироничная сказка для взрослых «Рождество с неудачниками» (2001), спортивные романы «Трибуны» (2003), «Последний шанс» (2010) и «Джо из Калико» (2012).
В 2009 году вышел первый и пока единственный сборник рассказов писателя «Округ Форд», в которых описывается округ Форд, штат Миссисипи, уже описанный ранее в романе «Пора убивать» .
В 2010 году Гришэм начинает популярную серию подростковых детективов о Теодоре Буне, планируя рассказать детям в увлекательной форме о серьёзных вещах. Автор говорил, что к дальнейшему написанию романов серии был вдохновлён своей дочерью Шиа, которая, работая преподавателем, дала прочесть книгу детям, после чего несколько воспитанников выразили желание связать свою жизнь и карьеру с юриспруденцией[5]. Серия оказывается популярной и на 2015 год насчитывает пять романов.
Книги
Знаком «†» помечены произведения, написанные не в жанре юридического триллера.
| Год | Перевод | Издание на русском языке | Оригинальное название | Аннотация | Экранизация |
|---|---|---|---|---|---|
| 1989 | «Пора убивать» | 1994 | A Time to Kill | Негр расстреливает двух белых, изнасиловавших его малолетнюю дочку. Молодой юрист Джейк Брайгенс защищает его в ходе процесса, расколовшего местное общество. Активисты Ку-клукс-клана совершают серию покушений на адвоката и избивают его помощницу. | 1996 — «Время убивать», реж. Джоэл Шумахер, в ролях Мэттью Макконехи, Сэмюэл Л. Джексон, Сандра Буллок, Дональд Сазерленд, Крис Купер, Кифер Сазерленд |
| 1991 | «Фирма» | 1993 | The Firm | Молодой выпускник устраивается в маленькую, закрытую, элитную фирму. Директор ФБР заявляет ему, что фирма отмывает деньги мафии. Юристу удаётся собрать компромат, украсть деньги мафии и найти убежище на Карибском море. | 1993 — «Фирма», реж. Сидни Поллак, в гл. роли Том Круз |
| 1992 | «Дело о пеликанах» | 1993 | The Pelican Brief | Убиты два члена Верховного суда. Студентка юрфака выдвигает собственную версию, объединившую мотивы двух убийств, после чего на неё начинается охота. Скрываясь от мафии ей вместе с корреспондентом газеты «Вашингтон Пост», она находит свидетеля и публикует сенсационную статью в газете. | 1993 — «Дело о пеликанах», реж. Алан Пакула, в гл. роли Джулия Робертс, Дензел Вашингтон |
| 1993 | «Клиент» | 1994 | The Client | На глазах подростка уходит из жизни адвокат мафии. Перед смертью он рассказывает, где преступный босс спрятал тело убитого им американского сенатора. Команда окружного прокурора пытается выбить из мальчика признание. Подросток нанимает себе адвоката, они находят тело и идут на сделку с ФБР. | 1994 — «Клиент», реж. Джоэл Шумахер, в гл. роли Сьюзен Сарандон, Томми Ли Джонс |
| 1994 | «Камера» | 1998 | The Chamber | Молодой адвокат Адам Холл берётся за защиту своего деда, бывшего ку-клукс-клановца Сэма Кэйтхолла, ожидающего исполнения приговора в камере смертников тюрьмы Парчман. | 1996 — «Камера», реж. Джеймс Фоули, в ролях Крис О'Доннелл, Джин Хэкман |
| 1995 | «Золотой дождь» | 1999 | The Rainmaker | Молодой адвокат ввязывается в судебное преследование крупной фирмы в области страхования, которая отказалась выплатить небогатому юноше страховку, тем самым обрекая его на медленную смерть от лейкемии. | 1997 — «Благодетель», реж. Ф. Ф. Коппола, в гл. роли Дэнни де Вито, Мэтт Деймон |
| 1996 | «Вердикт» | 1998 | The Runaway Jury | Обычный, казалось бы, процесс по иску, предъявленному табачной корпорации вдовой умершего от рака легких среднего американца. Ничто не предвещает неожиданностей. И вдруг по какой-то непонятной причине все слетает с привычных бюрократических нарезок. Жюри стало совершенно неуправляемым. Одного из присяжных кто-то явно преследует — по меньшей мере одного. Могущественные «теневые команды» стремятся навязать суду нужный им вердикт. И звонит, звонит по телефону таинственная женщина, изощренно манипулирующая присяжными и добивающаяся чего-то, что не в силах понять никто, кроме неё. | 2003 — «Вердикт за деньги», реж. Гари Флэдер, в ролях Джон Кьюсак, Джин Хэкман, Рэйчел Вайс |
| 1997 | «Партнёр» | 2002 | The Partner | «Идеальный преступник может получиться только из адвоката» — так говорят в Америке. И ведь верно — кто лучше адвоката знаком со всеми возможными и невозможными способами увернуться от карающей длани Закона?.. Идеальным преступником мечтал стать многоопытный юрист, лихо обокравший своих партнеров по фирме, но даже не представлявший, какими неприятностями грозит ему эта кража.
Теперь ему придется бежать не от Закона — но под крыло Закона. Потому что только Закон может спасти его от гибели. |
|
| 1998 | «Адвокат» | 2000 | The Street Lawyer | Бродяга захватывает в заложники сотрудников юридической фирмы. Молодой юрист едва не ставший жертвой приходит к выводу, что фирма стояла за незаконным выселением нескольких бездомных. Расследуя дело, он проникает в мир обездоленных и переходит в юридическую организацию, защищающую права бездомных. Ему удаётся выбить со своей бывшей фирмы крупную компенсацию. | 2003, телефильм |
| 1999 | «Завещание» | 2001 | The Testament | Эксцентричный миллиардер Трой Фелан совершает самоубийство и перед смертью оставляет завещание, по которому все состояние должно перейти не к одному или всем из его шестерых детей, а к его незаконнорожденной дочери Рэйчел. В отличие от богемных официальных наследников, Рэйчел стала миссионером в джунглях Бразилии и посвятила себя Богу. По условиям завещания, на поиски Рэйчел отправляется Нэйт О'Райли, партнер юридической фирмы. Нэйт разведен, четыре раза побывал на лечении от алкогольной зависимости, имеет повестку в суд за неуплату налогов и в общем потерял себя. Встреча в Бразилии с Рэйчел позволила ему обрести веру в Бога, и судебная тяжба с остальными наследниками состояния утвердила его на этом пути. | |
| 2000 | «Шантаж» | 2002 | The Brethren | Трое бывших судей преклонного возраста отбывают наказание в тюрьме. В заключении они изобрели интересный способ заработка. Подавая объявления о знакомстве в газеты от имени молодого гомосексуалиста, они заводят переписку с другими состоятельными гомосексуалистами. Затем начинают шантажировать их прямо из тюрьмы, выманивая крупные суммы. Некоторые гомосексуалисты находятся на грани самоубийства вследствие стресса. | |
| 2001 | «Покрашенный дом» † | 2009 | A Painted House | Повествование от лица мальчишки, живущего на ферме и работающего на уборке хлопка. Семья нанимает бригаду мексиканцев и семью горцев для уборки хлопка. Один из горцев – Хэнк – всё время ввязывается в истории и в итоге погибает от ножа мексиканца. Мальчишка не решается рассказать об убийстве, в конце его семья переезжает на Север. | 2003, телефильм, в ролях Скотт Гленн |
| 2001 | «Рождество с неудачниками» † | 2005 | Skipping Christmas | Лютер и Нора Крэнки известны широким празднованием Рождества. Но с отъездом их единственной дочери Блэр в Перу Рождество грозит стать грустным и тоскливым, поэтому супруги принимают решение его не праздновать. А купив билеты на круизный лайнер, они выясняют, что ещё и сэкономили кучу денег. Остается дождаться отъезда в неукрашенном доме и выжить в войне, которую объявили Крэнкам соседи. | 2004 — «Рождество с неудачниками», реж. Джо Рот, в ролях Тим Аллен, Джейми Ли Кёртис |
| 2002 | «Повестка» | 2004 | The Summons | Отец профессионального юриста Рея Этли гибнет при загадочных обстоятельствах, и выясняется, что в доме спрятаны три миллиона долларов. | |
| 2003 | «Король сделки» | 2004 | The King of Torts | Государственный защитник Клей Картер берётся за дело парня, совершившего убийство, казалось бы, без всякой причины. | |
| 2003 | «Трибуны» † | 2008 | Bleachers | Воспоминания выпускника средней школы, который когда-то был одним из лучших квортебеков. Размышления героя об игре в американский футбол, безжалостный и беспощадный. | |
| 2004 | «Последний присяжный» | 2005 | The Last Juror | Повествование от лица редактора ежедневника городка Клэнтон. Член влиятельной семьи осужден за убийство молодой вдовы. После его выхода на свободу один за другим погибают присяжные. В итоге, подозреваемый погибает от выстрела настоящего виновника, юриста-психопата, недовольного вердиктом присяжных. | |
| 2005 | «Брокер» | 2006 | The Broker | Преуспевающий юрист и лоббист по прозвищу «Брокер» Джоэл Бэкман после неудачной попытки продать сверхсекретную программу управления некими загадочными спутниками, заключён в тюрьму. Директор ЦРУ добивается его помилования, вывозит Бэкмана в Болонью, а затем организует утечку информации. Израиль и Китай посылают убийц, но Бэкману удаётся добраться до Цюриха, забрать диски с программой и вручить их представителю Пентагона. | |
| 2006 | «Невиновный» | 2008 | The Innocent Man: Murder and Injustice in a Small Town | Документальная повесть. Главный герой — психбольной Рон Уильямсон приговорён к смерти за убийство девушки. Недобросовестные следователи и прокурор отправляют за решётку ещё нескольких невиновных людей. | |
| 2007 | «Последний шанс» † | 2010 | Playing for Pizza | Игрок в американский футбол после проигрыша своей команды уехал в Италию. | |
| 2008 | «Апелляция» | 2009 | The Appeal | Лоббистская фирма по заказу магната Карла Трюдо проталкивает в состав Верховного суда штата Миссисипи угодного кандидата, который отменяет обвинительный приговор по делу корпорации «Крейтон кемикл», отравившей воду в городке Баумор. | |
| 2009 | «Юрист» | 2010 | The Associate | Молодой выпускник Кайл Маккэвой попадается на удочку преступной группы. Шантажист-профессионал требует, чтобы Кайл устроился на работу в престижную фирму и украл информацию о новейшем бомбардировщике. Маккэвою удаётся договорится с адвокатом своей жертвы и провести шантажиста. | Планировалось запустить в производство экранизацию, продюсером которой мог быть Зак Эфрон, который мог стать исполнителем главной роли[6]. На данный момент судьба проекта неизвестна. |
| 2009 | «Округ Форд» | 2011 | Ford County | Сборник небольших рассказов, в которых описывается округ Форд, штат Мисисиппи, уже описанный ранее во «Времени убивать». | |
| 2010 | «Преступление без наказания. Теодор Бун — маленький юрист» | 2011 | Theodore Boone: kid lawyer | История про мальчика Тео, которого воспитывают юристы. Волею случая Тео стал обладателем серьёзного доказательства, которое может изменить ход громкого судебного процесса. Кто воспримет всерьез подростка? Тео считает, что обязан вмешаться, иначе убийство станет преступлением без наказания. | |
| 2010 | «Признание» | 2011 | The Confession | История молодого спортсмена Донти, обвиненного в убийстве девушки по имени Никки, тело которой не найдено до сих пор. Действие разворачивается в штате Техас, самом жестоком штате Америки. При отсутствии тела, как главного доказательства совершенного преступления (убийства), штат Техас вынес Донти приговор в виде смертной казни. Спустя девять лет после осуждения, лютеранский священник Кит становится перед сложнейшим выбором в своей жизни. К нему на исповедь пришел человек, который утверждает, что Никки убил он, и может показать, где зарыто тело. До приведения смертного приговора Донти остается не более двух суток… Пастор должен спасти жизнь невиновного и одновременно с этим он не может раскрыть тайну исповеди… | |
| 2011 | «Похищение. Теодор Бун — маленький юрист» | 2012 | Theodore Boone: The Abduction | Загадочное исчезновение школьницы Эйприл Финнимор потрясло город. Органы охраны правопорядка полагают, что девочку похитил сбежавший из тюрьмы преступник Джек Липер, да и сам он, согласившись на переговоры с полицией, не отрицает этой версии. Но друг Эйприл — Тео Бун уверен: все не так. С ней произошло что-то другое. Но где её искать? И как спасти? Полиция явно идет по ложному следу. Времени же остается все меньше. Тео начинает собственное расследование. | |
| 2011 | «Противники» | 2013 | The Litigators | Лекарство-убийца погубило нескольких человек и многих превратило в инвалидов. В маленькой юридической фирме «Финли энд Фигг» поставят на карту все, чтобы выиграть дело против компании, выбросившей на рынок смертельно опасный препарат. Главный герой — молодой юрист Дэвид Зинк — готов вступить в бой с могущественным противником. | |
| 2012 | «Джо из Калико» † | Calico Joe | Книга повествует о юноше по имени Джо Касл из городка Калико-Рок в Арканзасе — молодом и перспективном бейсболисте, за короткий срок показавшем себя как многообещающий игрок и заработавшем хорошую репутацию среди поклонников. Однако его блестящую карьеру в Главной лиге может прервать один судьбоносный бросок мяча. | Режиссёр Крис Коламбус в июне 2012 года приобрел права на киноверсию книги. Производством экранизации займется компания Коламбуса 1492 Pictures и партнеры режиссёра Майкл Барнатан и Марк Рэдклифф. Гришэм выступит в качестве исполнительного продюсера. | |
| 2012 | «Обвиняемые. Теодор Бун расследует» | 2014 | Theodore Boone: The Accused | Третья книга из серии о юном любителе юриспруденции Теодоре Буне. Городская общественность затаив дыхание ожидает продолжения громкого судебного процесса над предполагаемым убийцей. В то же время обстоятельства складываются таким образом, что сам Бун становится главным подозреваемым в преступлении, которого он не совершал. На этот раз, ему придётся доказывать собственную невиновность. | |
| 2012 | «Рэкетир» | 2013 | The Racketeer | Во всей истории США только четверо федеральных судей были убиты. Судья Рэймонд Фосетт стал пятым, и сюжет книги строится вокруг этого нераскрытого убийства. Единственный, кто может помочь в расследовании — бывший юрист — 43-летний Малкольм Бэннистер, отбывающий срок в тюрьме. Главный герой надеется использовать тайную информацию, чтобы отомстить тем, кто посадил его за решетку. | Кинокомпании Fox 2000 и New Regency в феврале 2013 года приобрели права на экранизацию романа. Даниэль Эспиноса («Код доступа Кейптаун») назначен режиссёром предстоящей экранизации. Кинокомпании заинтересованы в том, чтобы Дэнзел Вашингтон играл главную роль. |
| 2013 | «Активист. Теодор Бун расследует» | 2015 | Theodore Boone: The Activist | Теодор Бун и его друзья отважились бросить вызов очень влиятельным людям, от которых зависит, каким быть городу и окружающим его землям, где все они живут. На кону у местных богатеев и коррумпированных политиков очень большие деньги, и эти люди не намерены делать скидку на возраст юного юриста и его друзей, срывающих их планы. | |
| 2013 | «Время прощать» | 2015 | Sycamore Row | Новое дело Джейка Брайгенса, появившегося в романе «Пора убивать» (российский издатель, в отличие от американского, переводом названия напрямую отсылает к роману, отказавшись от дословного перевода «Платановая долина»).
Дело о загадочном завещании богатого южанина Сета Хаббарда, который распорядился своим состоянием так, что это шокировало не только его близких, но и всех, кто его знал. Сын и дочь богача готовы доказать, что их отец был не в своем уме, когда составлял этот документ. Но Джек Брайгенс намерен убедить присяжных в противоположном - у Сета Хаббарда имелись веские причины, поступить именно так, а не иначе. |
|
| 2014 | «Серая гора» | 2015 | Gray Mountain | Уволенная из крупной юридической фирмы во время кризиса 2008 года Саманта Кофер вынуждена стать «общественным защитником» и оказаться в центре конфликта в угледобывающей промышленности. | |
| 2015 | «Беглец. Теодор Бун расследует» | Theodore Boone: The Fugitive | Тео думал, что опасность миновала, но придётся помериться силами против старого противника – обвинённого в убийстве и бежавшего Пита Даффи.
Однажды отправившись в Вашингтон, Тео замечает знакомое лицо в метро: это Даффи, который вышел под залог, после чего его больше никто не видел. Тео благодаря смекалке помогает отправить Даффи обратно в Страттенбург, чтобы тот предстл перед судом. Но теперь, когда Даффи знает, кто такой Тео Бун, тот находится в большей опасности, чем когда-либо прежде. Даже когда все стоит на кону, Тео не остановится ни перед чем, чтобы убедиться, что убийца предстанет перед судом. |
||
| 2015 | «Вне правил» | 2016 | Rogue Lawyer | Себастьян Радд – не типичный адвокат. Он работает в пуленепробиваемом фургоне с Wi-Fi, минибаром, небольшим холодильником, кожаными сидениями и хорошо вооруженным водителем. У него нет ни привычного всем адвокатского кабинета, ни партнеров, – только один сотрудник, его водитель, который также его телохранитель, помощник и доверенное лицо.
Себастьян защищает тех, за кого не берутся обычные адвокаты: наркоман-сатанист, который обвиняется в растлении и убийстве двух маленьких девочек; криминальный авторитет, приговорённый к смертной казни; домовладелец, арестованный за стрельбу по отряду спецназа, ошибочно вторгшемуся в его дом. Почему именно они? Потому что он верит, что каждый имеет право на справедливое судебное разбирательство, даже если он должен обойти закон, чтобы обеспечить его. Он ненавидит несправедливость, которая кроется в страховых компаниях, банках или крупных корпорациях. Он дискредитирует все уровни власти и смеётся над судебной системой. |
|
| 2016 | «Опухоль» † | The Tumor | Главным героем романа «Опухоль» является вымышленный персонаж Пол, 35-летний мужчина с раком мозга. Врачи лечат его сфокусированным ультразвуком. В реальной жизни эта технология нашла свое применение в лечении примерно 50 заболеваний. Сфокусированный ультразвук использует звуковые волны, чтобы уничтожить поврежденные ткани глубоко внутри тела, позволяя избежать хирургического вмешательства или лучевой терапии. Что касается онкозаболеваний, этот метод используют при борьбе с раком простаты.
Для Гришэма, по его признанию, это важнейшая написанная им книга. Кроме того, автор планирует распространять её бесплатно. |
||
| 2016 | «Партнеры» | Partners | Приквел книги "Адвокат вне правил", повествующий о том, как главный герой Себастьян Радд нашёл единственного, кому доверяет.
Первое произведение, выпущенное только в цифровом формате. |
||
| 2016 | «Теодор Бун: Скандал» | Theodore Boone: The Scandal | Шестой роман из серии о 13-летнем подростке Теодоре Буне. На этот раз ему предстоит вовлечься в дело, связанное с фальсификацией результатов школьных экзаменов. | ||
| 2016 | «Стукач» | The Whistler | Сюжет романа строится вокруг Лэйси Штольц, следователя по борьбе с коррупцией в судебных органах. За её десятилетнюю практику только двое судей были отстранены от должности, и оба раза за некомпетентность.
Однажды к ней обращается лишённый лицензии адвокат, поменявший имя, личность и место жительства. Адвокат называет себя Рик и утверждает, что знает одного судью во Флориде, который коррумпированнее всех судей Америки вместе взятых. Этот судья был ответственен за строительство крупного казино, оказав покровительство небольшой преступной группировке, и теперь получает свою долю от прибыли. Дело, при удачном завершении, грозит судье миллионными штрафами. Рик рискует подать иск. Лейси Штольц назначено рассмотрение дела. Она сразу знает, что это может быть опасно и, возможно, даже смертельно. |
Фильмы
Сценарист
- Рождество с Неудачниками /Christmas with the Kranks/ (2004) (роман)
- Вердикт за деньги /Runaway Jury/ (2003) (роман)
- Леший /Gingerbread Man, The/ (1998) (сюжет)
- Благодетель /Rainmaker, The/ (1997) (роман)
- Время убивать /Time To Kill, A/ (1996) (роман)
- Камера /Chamber, The/ (1996) (роман)
- Клиент /Client, The/ (1994) (роман)
- Дело о пеликанах /Pelican Brief, The/ (1993) (роман)
- Фирма /Firm, The/ (1993) (роман)
Продюсер
- Время убивать /Time To Kill, A/ (1996)
Издание книг Гришэма в России
Первые переводы книг Гришэма появляются на российских прилавках в 1993 году. Романы «Фирма», «Дело о пеликанах» и «Клиент» издаются в Минске и Москве издательствами «Белфакс» и «Новости» (совместно с АСТ) соответственно. Особого читательского успеха книги не снискали, автор затерялся среди многих других, издаваемых в мягких обложках.
В 1999 году «Золотой дождь» выходит в «Эксмо-Пресс».
С 2003 года романы Гришэма регулярно издаются и переиздаются в «АСТ», в котором на 2015 год есть авторская серия «Бестселлеры Джона Гришэма», издаваемая увеличенным форматом в суперобложке.
Семья
Джон Гришэм женился на Рене Джонс 8 мая 1981 года. У пары есть двое детей: Шиа и Тая. Семья живет в доме на ферме за пределами Оксфорда, штат Миссисипи, который находится недалеко от Шарлоттсвилля, Вирджиния[7].
В 2008 году он с женой купил кондоминиум на Маккоркл в Чапел-Хилл, Северная Каролина.
Напишите отзыв о статье "Гришэм, Джон"
Примечания
- ↑ [www.achievement.org/autodoc/page/gri0bio-1 John Grisham Biography -- Academy of Achievement]. www.achievement.org. Проверено 7 сентября 2015.
- ↑ "Monitor". Entertainment Weekly (1245): 22. Feb 8, 2013
- ↑ 1 2 Grisham, John. [www.nytimes.com/2010/09/06/opinion/06Grisham.html Dreams of a Desk Job], The New York Times (5 сентября 2010). Проверено 7 сентября 2015.
- ↑ [www.encyclopediaofarkansas.net/encyclopedia/entry-detail.aspx?entryID=1089 John Grisham (1955–) - Encyclopedia of Arkansas]. www.encyclopediaofarkansas.net. Проверено 7 сентября 2015.
- ↑ By Christopher Middleton. [www.telegraph.co.uk/culture/books/authorinterviews/7770412/Exclusive-best-selling-author-John-Grisham-explains-why-hes-courting-children-with-his-latest-legal-thriller.html Exclusive: best-selling author John Grisham explains why he's courting children with his latest legal thriller]. Проверено 7 сентября 2015.
- ↑ [www.kinopoisk.ru/news/2380465/ Зак Эфрон станет юристом в экранизации романа Джона Гришэма]. КиноПоиск (03.04.2014).
- ↑ [www.jgrisham.com/bio/ Bio | John Grisham]. www.jgrisham.com. Проверено 7 сентября 2015.
Ссылки
- [www.jgrisham.com Официальный сайт]
- Джон Гришэм (англ.) на сайте Internet Movie Database
- [kbanda.ru/index.php/articles/243-literatura-i-knigoizdanie/944-knizhnaya-svezhatinka-okrug-ford-dzhona-grishema.html Олег Комраков. «Книжная свежатинка»: «Округ Форд» Джона Гришема]
Отрывок, характеризующий Гришэм, Джон
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.
Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.
Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.
Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.
Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
