Диапир

Диапир (от греч. diapeiro — протыкаю, пронзаю) — куполо- или валообразные антиклинальные складки с интенсивно смятым ядром, которое может срезать крылья складки. Диапировые складки и купола обыкновенно возникают за счёт выдавливания из нижних горизонтов высокопластичных пород — солей, глин. При неравномерном распределении давления пластический материал нагнетается из одних участков в другие, образуя характерные «раздувы» — ядра нагнетания. В других случаях этот материал полностью прорывает толщу вышележащих пород и формирует ядра протыкания, которые, вместе со вмещающими их и созданными ими антиклиналями создают обширное семейство разнообразных диапировых складок.

Проявление диапиризма хорошо изучено в областях развития залежей соли и соленосных пород в связи с так называемой «соляной тектоникой», с которой в ряде районов связывают месторождения нефти и газа.

Соляная тектоника

Это распространённая специфическая форма проявления складчатых дислокаций осадочного слоя земной коры. Она обусловлена особыми реологическими свойствами соляных толщ (их относительно низкой плотностью, но высокой, особенно в условиях больших давлений, пластичностью).

Соляная тектоника проявляется в форме небольших вздутий (так называемых соляных подушек) через соляные диапироиды (куполовидные поднятия с увеличенными в мощности соляными ядрами, но без протыкания надсолевых слоёв) до соляных диапиров (куполов с соляными ядрами, протыкающими надсолевые слои, и часто выходящими на дневную поверхность). Кроме этого, при дальнейшем развитии солевой тектоники могут появляться соляные валы и антиклинали, увенчанные соляными куполами. Эти положительные складки могут простираться на десятки и даже сотни километров. Своды соляных куполов часто разбиты сбросами растяжения и поэтому осложнены грабенами.

Основные области соляной тектоники — это континентальные, межконтинентальные и периконтинентальные рифты (авлакогены) и надрифтовые глубокие синеклизы, а также передовые и межгорные прогибы и внешние зоны складчатых сооружений. В частности, в Евразии соляная тектоника континентальных рифтов и палеорифтов известна в пределах Днепровско-Донецкого, Енисей-Хатангского и Вилюйского авлакогенов, а в других местах — в авлакогенах древних горных сооружений США, Канады, Австралии и др. К областям глубоких межконтинентальных рифтов относится рифт Красного моря, а к областям глубоких надрифтовых синеклиз — Прикаспийская низменность, Среднеевропейская низменность и синеклиза Мексиканского залива. Это — наиболее крупные области галокинеза в мире, имеющие сотни соляных куполов и валов.

К областям передовых прогибов относятся Предбайкальский, Предуральский, Предкарпатский прогибы, а также Предпиренейский в Испании, Месопотамский (Персидского залива, который охватывает также и внешнюю зону Загросса в Иране), внешние зоны Восточной Кордильеры в Колумбии и т. д.

Основные соленосные толщи мира имеют раннепалеозойский возраст. Почти все области соляной тектоники являются крупнейшими нефтегазоносными бассейнами.

Основные черты строения и формы соляных диапиров

Соляные купола состоят в основном из трёх элементов:

• соляного массива (или штока), который слагает центральную часть (ядро) структуры;
• толщи вмещающих соляной массив более молодых осадочных горных пород;
• подсолевые горные породы, более древние, чем солевой шток.

Размеры и формы соляных диапиров, как сказано, разнообразны, от начальных вздутий до огромных «колонн», «пней», конусов, «грибов» и различных гребней, которые, по геофизическим данным, могут распространяться до глубины 10 км. На таких массивах соль обычно образует утолщения и пережимы, нависающие карнизы и апофизы, которые внедряются во вмещающие породы. Их размеры колеблются от долей квадратных километров до 50—60 км². Соляные штоки залегают на разных глубинах, однако имеются и открытые купола, в которых соляной массив срезан эрозией (см. рис.).

На поверхности соляных куполов нередко образуется так называемая каменная шляпа, или «кепрок» (от англ. cap — шапка, rock — камень, порода), сложенная гипсом и брекчией из обломков плохорастворимых пород.

Диапир магматический

Магматические диапиры, располагающиеся неглубоко от земной поверхности, имеют форму перевёрнутой капли с кровлей куполовидной формы. Они очень похожи на соляные диапиры. Магматические диапиры дают крупные пластовые апофизы, а при выходе на земную поверхность переходят в бисмалиты. Магматические диапиры образуются путём механического раздвигания вмещающих горных пород магмой. Магматические диапиры изучены на Северном Кавказе и в Крыму.

Гляциодиапир

Механизм образования гляциодипиров связывается с давлением движущегося ледника по талому или водонасыщенному субстрату, морене, водноледниковым отложениям или отложениям приледниковых озёр. В результате давления льда на ложе происходит выдавливание субстрата в трещины в ослабленные участки нижних слоёв льда. Такие инъекции образуют также и так называемые гляциодайки. Гляциодиапиры и дайки относятся к гляциодислокациям.

Литература

• В. И. Серпухов и др. Курс общей геологии. — М.:Недра, 1976. — 535 c.
• Горная энциклопедия. В пяти томах. — М.:Советская энциклопедия, 1984—1991.
• Геологический словарь. В двух томах. — М.:Недра, 1978.

Ссылки

• [www.glossary.oilfield.slb.com/Display.cfm?Term=salt%20dome Соляной купол]
• [earthobservatory.nasa.gov/IOTD/view.php?id=4168 Иранские соляные ледники]
• [ice.tsu.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=497&Itemid=22 А.Н. Рудой. Тектонические дислокации и их отражение в рельефе.]

• Дислокация тектоническая
• Гляциодислокация

Отрывок, характеризующий Диапир

Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?
– Отчего ж, можно.
Лихачев встал, порылся в вьюках, и Петя скоро услыхал воинственный звук стали о брусок. Он влез на фуру и сел на край ее. Казак под фурой точил саблю.
– А что же, спят молодцы? – сказал Петя.
– Кто спит, а кто так вот.
– Ну, а мальчик что?
– Весенний то? Он там, в сенцах, завалился. Со страху спится. Уж рад то был.
Долго после этого Петя молчал, прислушиваясь к звукам. В темноте послышались шаги и показалась черная фигура.
– Что точишь? – спросил человек, подходя к фуре.
– А вот барину наточить саблю.
– Хорошее дело, – сказал человек, который показался Пете гусаром. – У вас, что ли, чашка осталась?
– А вон у колеса.
Гусар взял чашку.
– Небось скоро свет, – проговорил он, зевая, и прошел куда то.
Петя должен бы был знать, что он в лесу, в партии Денисова, в версте от дороги, что он сидит на фуре, отбитой у французов, около которой привязаны лошади, что под ним сидит казак Лихачев и натачивает ему саблю, что большое черное пятно направо – караулка, и красное яркое пятно внизу налево – догоравший костер, что человек, приходивший за чашкой, – гусар, который хотел пить; но он ничего не знал и не хотел знать этого. Он был в волшебном царстве, в котором ничего не было похожего на действительность. Большое черное пятно, может быть, точно была караулка, а может быть, была пещера, которая вела в самую глубь земли. Красное пятно, может быть, был огонь, а может быть – глаз огромного чудовища. Может быть, он точно сидит теперь на фуре, а очень может быть, что он сидит не на фуре, а на страшно высокой башне, с которой ежели упасть, то лететь бы до земли целый день, целый месяц – все лететь и никогда не долетишь. Может быть, что под фурой сидит просто казак Лихачев, а очень может быть, что это – самый добрый, храбрый, самый чудесный, самый превосходный человек на свете, которого никто не знает. Может быть, это точно проходил гусар за водой и пошел в лощину, а может быть, он только что исчез из виду и совсем исчез, и его не было.
Что бы ни увидал теперь Петя, ничто бы не удивило его. Он был в волшебном царстве, в котором все было возможно.
Он поглядел на небо. И небо было такое же волшебное, как и земля. На небе расчищало, и над вершинами дерев быстро бежали облака, как будто открывая звезды. Иногда казалось, что на небе расчищало и показывалось черное, чистое небо. Иногда казалось, что эти черные пятна были тучки. Иногда казалось, что небо высоко, высоко поднимается над головой; иногда небо спускалось совсем, так что рукой можно было достать его.
Петя стал закрывать глаза и покачиваться.
Капли капали. Шел тихий говор. Лошади заржали и подрались. Храпел кто то.
– Ожиг, жиг, ожиг, жиг… – свистела натачиваемая сабля. И вдруг Петя услыхал стройный хор музыки, игравшей какой то неизвестный, торжественно сладкий гимн. Петя был музыкален, так же как Наташа, и больше Николая, но он никогда не учился музыке, не думал о музыке, и потому мотивы, неожиданно приходившие ему в голову, были для него особенно новы и привлекательны. Музыка играла все слышнее и слышнее. Напев разрастался, переходил из одного инструмента в другой. Происходило то, что называется фугой, хотя Петя не имел ни малейшего понятия о том, что такое фуга. Каждый инструмент, то похожий на скрипку, то на трубы – но лучше и чище, чем скрипки и трубы, – каждый инструмент играл свое и, не доиграв еще мотива, сливался с другим, начинавшим почти то же, и с третьим, и с четвертым, и все они сливались в одно и опять разбегались, и опять сливались то в торжественно церковное, то в ярко блестящее и победное.
«Ах, да, ведь это я во сне, – качнувшись наперед, сказал себе Петя. – Это у меня в ушах. А может быть, это моя музыка. Ну, опять. Валяй моя музыка! Ну!..»
Он закрыл глаза. И с разных сторон, как будто издалека, затрепетали звуки, стали слаживаться, разбегаться, сливаться, и опять все соединилось в тот же сладкий и торжественный гимн. «Ах, это прелесть что такое! Сколько хочу и как хочу», – сказал себе Петя. Он попробовал руководить этим огромным хором инструментов.
«Ну, тише, тише, замирайте теперь. – И звуки слушались его. – Ну, теперь полнее, веселее. Еще, еще радостнее. – И из неизвестной глубины поднимались усиливающиеся, торжественные звуки. – Ну, голоса, приставайте!» – приказал Петя. И сначала издалека послышались голоса мужские, потом женские. Голоса росли, росли в равномерном торжественном усилии. Пете страшно и радостно было внимать их необычайной красоте.