Эвмен II
| Эвмен II Εὐμένης Β' τῆς Περγάμου<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;">  </td></tr>
<tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Возможный бюст Эвмена II</td></tr> | ||
| ||
|---|---|---|
| 197 — 159 до н. э. | ||
| Предшественник: | Аттал I | |
| Преемник: | Аттал II | |
| Рождение: | Конец 3 века до н. э. | |
| Смерть: | 159 до н. э. | |
| Отец: | Аттал I Сотер | |
| Мать: | Аполлонида | |
| Супруга: | Стратоника | |
| Дети: | Аттал III | |
Эвмен II (правил в 197 до н. э. — 159 до н. э.) — царь пергамский, при котором Пергамское царство достигло зенита своего могущества, а Пергам стал соперничать с Александрией за статус главного центра эллинистической культуры.
Сын Аттала I, Эвмен продолжал отцовскую политику союза с Римской республикой против сирийцев и македонян. Осенью 190 г. вместе с римлянами разгромил Антиоха III в битве под Магнесией, после чего овладел владениями Селевкидов в Малой Азии и фракийским Херсонесом. В 176 до н.э. помог добыть царский трон Антиоху IV Епифану.
За сим Эвмен обратил свой взор на север и начал боевые действия с Понтом и Вифинией, на стороне которой выступал сам Ганнибал. Во время Третьей Македонской войны поддерживал римлян и для укрепления союза в 172 г. посетил Рим. Слухи о его сепаратных переговорах с Персеем, хотя и едва ли имели основание, отравляли его отношения с римлянами в последний год жизни.
В царствование Эвмена были воздвигнуты почти все грандиозные сооружения пергамского акрополя, включая знаменитый алтарь Зевса. При нём библиотека Пергама стала соперничать с александрийской, что вынудило Птолемеев запретить экспорт папируса из Египта. В ответ на эту меру пергамцы изобрели новый материал, который по имени их города стал называться пергаментом.
| ||||||||||||||
Напишите отзыв о статье "Эвмен II"
Отрывок, характеризующий Эвмен II
В сенях пахло свежими яблоками, и висели волчьи и лисьи шкуры. Через переднюю дядюшка провел своих гостей в маленькую залу с складным столом и красными стульями, потом в гостиную с березовым круглым столом и диваном, потом в кабинет с оборванным диваном, истасканным ковром и с портретами Суворова, отца и матери хозяина и его самого в военном мундире. В кабинете слышался сильный запах табаку и собак. В кабинете дядюшка попросил гостей сесть и расположиться как дома, а сам вышел. Ругай с невычистившейся спиной вошел в кабинет и лег на диван, обчищая себя языком и зубами. Из кабинета шел коридор, в котором виднелись ширмы с прорванными занавесками. Из за ширм слышался женский смех и шопот. Наташа, Николай и Петя разделись и сели на диван. Петя облокотился на руку и тотчас же заснул; Наташа и Николай сидели молча. Лица их горели, они были очень голодны и очень веселы. Они поглядели друг на друга (после охоты, в комнате, Николай уже не считал нужным выказывать свое мужское превосходство перед своей сестрой); Наташа подмигнула брату и оба удерживались недолго и звонко расхохотались, не успев еще придумать предлога для своего смеха.Немного погодя, дядюшка вошел в казакине, синих панталонах и маленьких сапогах. И Наташа почувствовала, что этот самый костюм, в котором она с удивлением и насмешкой видала дядюшку в Отрадном – был настоящий костюм, который был ничем не хуже сюртуков и фраков. Дядюшка был тоже весел; он не только не обиделся смеху брата и сестры (ему в голову не могло притти, чтобы могли смеяться над его жизнию), а сам присоединился к их беспричинному смеху.
– Вот так графиня молодая – чистое дело марш – другой такой не видывал! – сказал он, подавая одну трубку с длинным чубуком Ростову, а другой короткий, обрезанный чубук закладывая привычным жестом между трех пальцев.
– День отъездила, хоть мужчине в пору и как ни в чем не бывало!
Скоро после дядюшки отворила дверь, по звуку ног очевидно босая девка, и в дверь с большим уставленным подносом в руках вошла толстая, румяная, красивая женщина лет 40, с двойным подбородком, и полными, румяными губами. Она, с гостеприимной представительностью и привлекательностью в глазах и каждом движеньи, оглянула гостей и с ласковой улыбкой почтительно поклонилась им. Несмотря на толщину больше чем обыкновенную, заставлявшую ее выставлять вперед грудь и живот и назад держать голову, женщина эта (экономка дядюшки) ступала чрезвычайно легко. Она подошла к столу, поставила поднос и ловко своими белыми, пухлыми руками сняла и расставила по столу бутылки, закуски и угощенья. Окончив это она отошла и с улыбкой на лице стала у двери. – «Вот она и я! Теперь понимаешь дядюшку?» сказало Ростову ее появление. Как не понимать: не только Ростов, но и Наташа поняла дядюшку и значение нахмуренных бровей, и счастливой, самодовольной улыбки, которая чуть морщила его губы в то время, как входила Анисья Федоровна. На подносе были травник, наливки, грибки, лепешечки черной муки на юраге, сотовой мед, мед вареный и шипучий, яблоки, орехи сырые и каленые и орехи в меду. Потом принесено было Анисьей Федоровной и варенье на меду и на сахаре, и ветчина, и курица, только что зажаренная.
