Жан Бар (линкор, 1911)
«Жан Бар» (фр. Jean Bart) — французский линейный корабль. Принадлежал к первой серии французских дредноутов — типу «Курбэ». Назван в честь французского моряка Жана Бара — самого известного из дюнкеркских корсаров. Корабль построен незадолго перед Первой мировой войной в рамках кораблестроительной программы 1910 года. Во время войны действовал на Средиземноморском театре. 16 августа 1914 года принял участие в потоплении австро-венгерского крейсера «Зента». В последние месяцы 1914 года обстреливал побережье, оказывая поддержку армии Черногории. 21 декабря 1914 года «Жан Бар» был торпедирован австро-венгерской субмариной U-12. Несмотря на полученные серьёзные повреждения, сумел своим ходом уйти на Мальту, где встал на ремонт, занявший три с половиной месяца. После завершения ремонта действовал на Адриатике, осуществляя прикрытие лёгких сил Отрантского барража.
После окончания войны вместе с однотипным дредноутом «Франс» отправлен на Чёрное море для участия в интервенции на юге России. В 1919 году в Севастополе команда «Жана Бара» подняла мятеж, требуя возвращения во Францию. В 1920 году корабль вернулся в отечественные воды. В течение 1920-х годов линкор дважды частично модернизировали. В 1930-х от модернизации корабля отказались ввиду его неудовлетворительного состояния. «Жан Бар» был переименован в «Осеан» (фр. Océan), в 1936 году разоружен и превращён в блокшив, после чего использовался в Тулоне в качестве стационарного учебного корабля. В 1942 году корабль был захвачен немцами, которые затем использовали его для испытаний кумулятивных боеголовок. В 1944 году корабль был потоплен авиацией союзников, в 1945 году поднят и пущен на слом.
Содержание
Служба
«Жан Бар» был построен арсеналом Бреста. Киль будущего линейного корабля был заложен 15 октября 1910 года. 22 сентября 1911 года «Жан Бар» спустили на воду. Строительство корабля было завершено 19 ноября 1913 года, после чего он прошёл испытания. В июле 1914 года «Жан Бар» сопровождал однотипный линкор «Франс» во время официального визита в Санкт-Петербург. На борту «Франс» находилась французская делегация во главе с президентом Франции Раймоном Пуанкаре. Линкоры спешно вернулись во Францию из-за начавшейся мировой войны, не встретив по пути германские корабли.
|
Вскоре после начала войны командующий морскими силами Антанты на Средиземном море решил нанести внезапный удар по австро-венгерскому флоту, блокировавшему побережье Черногории. Англо-французская эскадра, в состав которой вошёл «Жан Бар», 16 августа 1914 года потопила австро-венгерский крейсер «Зента». Оставшуюся часть 1914 года «Жан Бар» оказывал артиллерийскую поддержку черногорским войскам, действовавшим на побережье. 21 декабря вблизи острова Сазани линкор был торпедирован австро-венгерской подводной лодкой U-12. Торпеда поразила корпус в районе винного погреба, располагавшегося перед носовым артиллерийским погребом. Несмотря на повреждение, «Жан Бар» сумел своим ходом уйти на Мальту, где встал на ремонт, занявший три с половиной месяца. Успешная атака австрийцев побудила союзников передислоцировать линейные корабли на Мальту и в Бизерту.
В 1916 году Франция оккупировала остров Корфу, принадлежавший нейтральной Греции. 26 апреля линкоры перешли на рейд Аргостоли (остров Кефалиния). 15 июля «Жан Бар» посетил остров Корфу. В середине сентября линкор ушёл в Сиди-Абдаллу (фр. Sidi-Abdallah) для прохождения мелкого ремонта, после чего вернулся на Корфу.
Весной 1917 года линкор вновь уходит в Сиди-Абдаллу, посетив Мессину (18−19 мая). С 20 мая по 11 июля — на ремонте в арсенале Сиди-Абдалла, после чего вернулся на Корфу с заходом в Мессину (12−13 июля).
с 10 июля по 20 августа 1918 года «Жан Бар» на ремонте в Тулоне. 1 сентября линкор прибыл на Корфу. 6 января 1919 года покинул Корфу, 8−9 января стоял у острова Мудрос, 10 января прибыл в Константинополь, где присоединился ко 2-й эскадре линкоров. С 11 по 21 февраля находился в Севастополе, после чего вернулся в турецкую столицу. 20 и 22 марта стоял на рейде Одессы, откуда был вызван на помощь терпевшему бедствие «Мирабо». 29 апреля французские корабли вышли из Севастополя с «Мирабо» на буксире. 20 мая «Жан Бар» зашёл в Константинополь, а 25 мая уже был в Тулоне и вошёл там в состав 1-й дивизии 1-й эскадры линейных кораблей. 1 июля линкор вывели в резерв.
В 1920−1922 годах «Жан Бар» занимался в основном боевой подготовкой в Средиземном море. 20 июля 1922 года линкор прибыл в Константинополь для прикрытия эвакуации французских войск из Турции, власть в которой захватил Мустафа Кемаль. До 7 сентября корабль действовал в Мраморном море, после чего ушёл в Смирну. 22 сентября вновь в Константинополе, где пробыл месяц, после чего ушёл на базу в Тулон.
В 1923 году занимался боевой подготовкой, участвовал в манёврах флота. 12 октября перешёл на ремонт в арсенал Тулона, работы, однако, начались только 10 декабря. В ремонте до 29 января 1925 года. После ремонта вновь вошёл в состав 3-й дивизии линейных кораблей.
В 1925—1928 годах линкор занимался боевой подготовкой. Так, с 30 мая по 4 августа 1928 года в составе первой эскадры «Жан Бар» принял участие в манёврах флота в Атлантике и Ла-Манше. 15 августа корабль вывели в резерв и начали подготовку к ремонту и модернизации. Работы на корабле были завершены 28 сентября 1931 года. С 1 октября — флагманский корабль командира 2-й дивизии линкоров контр-адмирала Эрве. До 13 февраля 1932 года модернизированный линкор проходил испытания. С 8 по 15 августа 1933 года в ремонте после столкновения с эсминцем «Ле Фортю». После 1 ноября 1934 года — учебный корабль школы рулевых-сигнальщиков. С 15 августа 1935 года — плавучая казарма. В море больше не выходил[1]. В том же году на «Жан Бар» перевели школу корабельных электриков. 1 октября 1936 года на бывшем линкоре начала работу школа радиоспециалистов флота.
В январе 1937 года корабль переименовали в «Осеан» («Океан»[1]). Название «Жан Бар» было присвоено строившемуся линкору. В дальнейшем бывший линкор использовали как плавучую казарму. 27 ноября 1942 года «Осеан» вместе с другими французскими кораблями был затоплен в Тулоне для недопущения захвата немцами. Позднее поднят немецкими специалистами, использовался как корабль-цель. В 1944 году потоплен во время авианалёта союзников. В том же году поднят и до 14 декабря 1945 года продан на слом[1].
Модернизации
Незадолго до окончания войны «Жан Бар» вооружили тремя 75-мм зенитными орудиями, представлявшими собой модификацию знаменитой французской 75-мм полевой пушки образца 1897 года.
С 12 октября 1923 года по 29 января 1925 года «Жан Бар» прошёл капитальный ремонт и модернизацию[2]. Бронирование верхнего пояса в носовой оконечности уменьшили до 155 миллиметров[2], что облегчило носовую оконечность и улучшило мореходность − линкор стал лучше всходить на волну. В ходе работ с корпусом также усовершенствовали казематы противоминной артиллерии. Одно из пяти котельных отделений было переведено на нефтяное отопление: там были установлены четыре котла системы Дю Тампля. Передняя пара дымовых труб была объединена в одну более широкую и высокую. Стоявшую за носовыми трубами грот-мачту срезали, а вместо неё в кормовой части надстроек мостика установили треногую мачту с командно-дальномерным постом, оснащённым дальномером с базой 4,57, и стеньгой. Угол возвышения орудий главного калибра увеличили с 12° до 23°, увеличив тем самым дальность огня до 23,6 км[2]. С линкора были сняты две 75-миллиметровые пушки образца 1897 года и четыре 47-миллиметровые пушки. Вместо них установили 75-миллиметровые зенитные орудия образца 1918 года (фр. Mle 1918), а также двадцать четыре 8-миллиметровых пулемёта. Новые зенитные орудия были размещены в нос от бортовых башен главного калибра, по два орудия на борт.
С 13 августа по 4 октября 1926 года «Жан Бар» прошёл в Тулоне очередную модернизацию. Высота грот-мачты была увеличена на 9 метров для лучшего размещения радиоантенн. На корабль установили ультразвуковую гидроакустическую аппаратуру.
В период с 21 ноября 1927 года по 16 января 1928 года в Тулоне, где была проведена модернизация дальномеров.
7 августа 1929 года линкор встал в Тулоне на второе обширное переоборудование, завершившееся 28 сентября 1931 года. В ходе работ была модернизирована энергетическая установка, усилено зенитное вооружение, улучшена система управления огнём.
Напишите отзыв о статье "Жан Бар (линкор, 1911)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 Александров, 2007, с. 50.
- ↑ 1 2 3 Александров, 2007, с. 33.
Литература
На русском языке
- Александров Ю. И. Линейные корабли типа «Курбэ». 1909-1945 гг.. — СПб.: Издатель Р. Р. Муниров, 2007. — 84 с. — ISBN 978-598830-025-0.
Иностранные издания
- Dumas, Robert. The French Dreadnoughts: The 23,500 ton Courbet Class // Warship IX / John Roberts. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press. — P. 154–164, 223–231. — ISBN 0-87021-984-7.
- Dumas, Robert; Guiglini, Jean. Les cuirassés français de 23,500 tonnes. — Grenoble, France, 1980.
- Gardiner, Robert; Chesneau, Roger. Conway's All the World's Fighting Ships, 1922–1946. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1980. — ISBN 0-87021-913-8.
- Gardiner, Robert; Gray, Randal. Conway's All the World's Fighting Ships: 1906–1922. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 1985. — ISBN 0-87021-907-3.
- Jordan, John; Dumas, Robert. French Battleships 1922–1956. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press, 2009. — ISBN 978-1-59114-416-8.
- Whitley, M. J. Battleships of World War II. — Annapolis, Maryland: Naval Institute Press. — ISBN 1-55750-184-X.
| |||||||||||||||||||||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Жан Бар (линкор, 1911)
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.
Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
