Земляные удавы

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Земляные удавы

Скелет Messelophis ermannorum, вымершей змеи из семейства Tropidophiidae
Научная классификация
Международное научное название

Tropidophiidae Brongersma, 1951


Систематика
на Викивидах

Изображения
на Викискладе

Земляные удавы (лат. Tropidophiidae) — семейство змей.

Близки к настоящим удавам, но отличаются от них по образу жизни, некоторыми особенностями внутреннего строения (полным отсутствием левого лёгкого и наличием трахеального лёгкого) и выделяются в отдельное семейство.





Описание

Внешний вид

Земляные удавы — мелкие змеи длиной 30—60 см. Некоторые виды обладают красивой яркой окраской. Способны изменять цвет: активные змеи принимают более светлую окраску (ночью), неактивные — более тёмную (днём).

Распространение

Земляные удавы распространены в южной части Мексики, в Центральной и Южной Америке, на Антильских и Багамских островах.

Образ жизни

Ведут роющий или скрытный норный образ жизни. Большую часть времени проводят под землей или в лесной подстилке, на поверхности появляются только ночью или во время дождя. Некоторые виды способны заползать высоко на деревья и кустарники.

При опасности змея сворачивается в плотный клубок. Более необычный способ защиты — «добровольное кровопускание». В моменты опасности кровь под давлением попадает в глазную вену, глаза при этом становятся красными, капилляры разрываются, и струйка крови брызжет на врага.[1] Капли крови выделяются и из пасти.[2]

Охранный статус

Все виды семейства включены в Приложение II Конвенции о международной торговле СИТЕС. Многие земляные удавы, населяющие мелкие острова Вест-Индии, очень редки и уязвимы в связи с узким ареалом и разрушением местообитаний.[3]

Классификация

В семейство входят 4 современных рода с 23 видами.

Роды и виды:

К семейству также относятся несколько вымерших родов:[4]

Напишите отзыв о статье "Земляные удавы"

Примечания

  1. [files.school-collection.edu.ru/dlrstore/a6c6865e-2dad-44fb-8db4-eaa82fbef132/serpentes.htm Змеи — Serpentes]
  2. Жизнь животных в 7-ми т. / Гл. редактор В. Е. Соколов. Т. 5. Земноводные и пресмыкающиеся.
  3. Даревский И. С., Орлов Н. Л. Редкие и исчезающие животные. Земноводные и пресмыкающиеся / под ред. В. Е. Соколова. — М.: Высш. шк., 1988. — С. 350. — 100 000 экз. — ISBN 5-06-001429-0.
  4. [flatpebble.nceas.ucsb.edu/cgi-bin/bridge.pl?action=basicTaxonInfo&taxon_no=65244 Palaeobiology Database — family Tropidophiidae Cope 1894]

Ссылки

  • [www.answers.com/topic/woodsnakes-and-spinejaw-snakes-tropidophiidae-biological-family Woodsnakes and Spinejaw Snakes (Tropidophiidae)]
  • [animaldiversity.ummz.umich.edu/site/accounts/classification/Tropidophiidae.html ADW: Tropidophiidae: Classification]

Литература

  • Даревский И. С., Орлов Н. Л. Редкие и исчезающие животные. Земноводные и пресмыкающиеся / под ред. В. Е. Соколова. — М.: Высш. шк., 1988. — С. 350. — 100 000 экз. — ISBN 5-06-001429-0.
  • Жизнь животных в 7-ми т. / Гл. редактор В. Е. Соколов. Т. 5. Земноводные и пресмыкающиеся. / А. Г. Банников, И. С. Даревский, М. Н. Денисова и др.; под ред. А. Г. Банникова — 2-е изд., перераб. — М.: Просвещение, 1985. — С. 274—275.


Отрывок, характеризующий Земляные удавы

Из всех этих лиц более всех возбуждал участие в князе Андрее озлобленный, решительный и бестолково самоуверенный Пфуль. Он один из всех здесь присутствовавших лиц, очевидно, ничего не желал для себя, ни к кому не питал вражды, а желал только одного – приведения в действие плана, составленного по теории, выведенной им годами трудов. Он был смешон, был неприятен своей ироничностью, но вместе с тем он внушал невольное уважение своей беспредельной преданностью идее. Кроме того, во всех речах всех говоривших была, за исключением Пфуля, одна общая черта, которой не было на военном совете в 1805 м году, – это был теперь хотя и скрываемый, но панический страх перед гением Наполеона, страх, который высказывался в каждом возражении. Предполагали для Наполеона всё возможным, ждали его со всех сторон и его страшным именем разрушали предположения один другого. Один Пфуль, казалось, и его, Наполеона, считал таким же варваром, как и всех оппонентов своей теории. Но, кроме чувства уважения, Пфуль внушал князю Андрею и чувство жалости. По тому тону, с которым с ним обращались придворные, по тому, что позволил себе сказать Паулучи императору, но главное по некоторой отчаянности выражении самого Пфуля, видно было, что другие знали и он сам чувствовал, что падение его близко. И, несмотря на свою самоуверенность и немецкую ворчливую ироничность, он был жалок с своими приглаженными волосами на височках и торчавшими на затылке кисточками. Он, видимо, хотя и скрывал это под видом раздражения и презрения, он был в отчаянии оттого, что единственный теперь случай проверить на огромном опыте и доказать всему миру верность своей теории ускользал от него.
Прения продолжались долго, и чем дольше они продолжались, тем больше разгорались споры, доходившие до криков и личностей, и тем менее было возможно вывести какое нибудь общее заключение из всего сказанного. Князь Андрей, слушая этот разноязычный говор и эти предположения, планы и опровержения и крики, только удивлялся тому, что они все говорили. Те, давно и часто приходившие ему во время его военной деятельности, мысли, что нет и не может быть никакой военной науки и поэтому не может быть никакого так называемого военного гения, теперь получили для него совершенную очевидность истины. «Какая же могла быть теория и наука в деле, которого условия и обстоятельства неизвестны и не могут быть определены, в котором сила деятелей войны еще менее может быть определена? Никто не мог и не может знать, в каком будет положении наша и неприятельская армия через день, и никто не может знать, какая сила этого или того отряда. Иногда, когда нет труса впереди, который закричит: „Мы отрезаны! – и побежит, а есть веселый, смелый человек впереди, который крикнет: «Ура! – отряд в пять тысяч стоит тридцати тысяч, как под Шепграбеном, а иногда пятьдесят тысяч бегут перед восемью, как под Аустерлицем. Какая же может быть наука в таком деле, в котором, как во всяком практическом деле, ничто не может быть определено и все зависит от бесчисленных условий, значение которых определяется в одну минуту, про которую никто не знает, когда она наступит. Армфельд говорит, что наша армия отрезана, а Паулучи говорит, что мы поставили французскую армию между двух огней; Мишо говорит, что негодность Дрисского лагеря состоит в том, что река позади, а Пфуль говорит, что в этом его сила. Толь предлагает один план, Армфельд предлагает другой; и все хороши, и все дурны, и выгоды всякого положения могут быть очевидны только в тот момент, когда совершится событие. И отчего все говорят: гений военный? Разве гений тот человек, который вовремя успеет велеть подвезти сухари и идти тому направо, тому налево? Оттого только, что военные люди облечены блеском и властью и массы подлецов льстят власти, придавая ей несвойственные качества гения, их называют гениями. Напротив, лучшие генералы, которых я знал, – глупые или рассеянные люди. Лучший Багратион, – сам Наполеон признал это. А сам Бонапарте! Я помню самодовольное и ограниченное его лицо на Аустерлицком поле. Не только гения и каких нибудь качеств особенных не нужно хорошему полководцу, но, напротив, ему нужно отсутствие самых лучших высших, человеческих качеств – любви, поэзии, нежности, философского пытливого сомнения. Он должен быть ограничен, твердо уверен в том, что то, что он делает, очень важно (иначе у него недостанет терпения), и тогда только он будет храбрый полководец. Избави бог, коли он человек, полюбит кого нибудь, пожалеет, подумает о том, что справедливо и что нет. Понятно, что исстари еще для них подделали теорию гениев, потому что они – власть. Заслуга в успехе военного дела зависит не от них, а от того человека, который в рядах закричит: пропали, или закричит: ура! И только в этих рядах можно служить с уверенностью, что ты полезен!“