Грабовская, Изабелла

Изабелла Грабовская

К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Изабелла Эльжбета Соболевская, урождённая Грабовская (26 марта 1776 — 21 мая 1858, Варшава) — польская аристократка, незаконнорожденная дочь последнего польского короля Станислава Августа Понятовского и его любовницы, а затем, морганатической жены, Эльжбеты Грабовской.

Биография

Согласно надписи на надгробной плите в Костёле Святого Креста в Варшаве, Изабелла Эльжбета Грабовская (в браке — Соболевская) родилась 26 марта 1776 года. Официально она считалась дочерью генерал-лейтенанта коронных войск Яна Ежи Грабовского (ум. 1789). Предполагается, что на самом деле она была внебрачной дочерью его супруги Эльжбеты Грабовской (урожденной Шидловской) (1748/1749 — 1810) и польского короля Станислава Августа Понятовского. Имя Изабелла она, вероятно, получила в честь сестры своего биологического отца, Изабеллы Понятовской (1730—1808), вдовы каштеляна краковского и гетмана великого коронного Яна Клеменса Браницкого. У Изабеллы было четверо братьев и сестер: Александра (1771—1789), жена Франтишека Салезия Красицкого, Михал (1773—1812), Казимир (1774—1833) и Станислав (1780—1845).

Изабелла и её сестра и братья воспитывались в католической вере. Её образованием занимался учитель французского происхождения. В кружок её друзей среди прочих входила Кристина Магдалена Радзивилл, дочь основательницы парка Аркадия Елены Радзивилл.

Женитьба и дети

В начале 1795 года Изабелла Грабовская при содействии своей матери Эльжбеты была помолвлена со своим кузеном Валентом Фаустином Соболевским (1765—1831), сыном королевского секретаря и варшавского каштеляна Мацея Соболевского и Евы Шидловской, сестры матери Изабеллы. Из-за близкого родства король Станислав Август Понятовский в феврале 1795 года поручил итальянскому священнику Каетану Чигиотти получить папское разрешение на брак. 1 октября 1795 года брак был заключен в Варшаве. После свадьбы пара проживала во дворце Браницких в Варшаве, расположенном недалеко от Костёла Святого Креста. У супругов было три дочери:

• Тереза Лаура Юзефа (1796—1798)
• Изабелла Валентина Лаура Александра (род. 1798), жена с 1825 года графа Юзефа Квилецкого
• Квирина Паулина (1800—1812)

Согласно дневнику Наталии Кицкой, родственницы Изабеллы, она в 1803—1804 годах предоставила приют графу Прованскому, будущему королю Франции Людовику XVIII. После создания Варшавского герцогства Валент Фаустин Соболевский, муж Изабеллы, стал членом Правящего Совета (временного правительства герцогства). Изабелла Соболевская часто организовывала балы в честь французского императора, также вела длительную переписку с Марией Валевской, польской фавориткой Наполеона. В 1810 году Изабелла вместе с братьями и сестрами занималась похоронами своей умершей матери.

В мае 1829 года до коронации русского императора Николая I Павловича и его супруги Александры Фёдоровны царем и царицей Царства Польского, супруги Соболевские организовали во дворце губернатора в пригороде Варшавы приём для представителей аристократии и интеллигенции Царства Польского, на котором среди гостей присутствовали драматург Немцевич и историк Лелевель. 18 мая 1829 года Изабелла Соболевская участвовал в Королевском замке в Варшаве в приёме в честь императора, на котором была назначена дамой императрицы. 4 июня 1831 года после смерти своего мужа Изабелла Соболевская получил в пожизненное владение половины имения Млохув.

Дальнейшая судьба

После смерти своего мужа Изабелла Соболевская жила со своей сестрой Марианной Гутаковской (1766—1843) и её дочерью от первого брака, Габриэлой Забелло, в Гжибовском дворце в Варшаве. Она удалилась от общественной жизни, лишь эпизодически появлялась на официальных церемониях. 26 мая 1856 года Изабелла появилась на приёме в честь новой русского императора Александра II Николаевича, с которым она танцевала полонез в первой паре.

Изабелла Эльжбета Грабовская (в замужестве Соболевская) скончалась 21 мая 1858 года в Гжибовском дворце. Она была похоронена 26 мая 1858 года в подвале Костёла Святого Креста, где был похоронен её муж Валент Соболевский и брат Станислав Грабовский. Гжибовский дворец был передан Конгрегации миссий. В 1861 года на месте бывшего Гжибовского дворца был построен Костёл Всех Святых.

Существуют два портрета Изабеллы Соболевской кисти Юзефа Грасси. Первый находится в Национальном музее в Познани, а второй, где Изабелла изображена в образе сивиллы, в Национальном музее в Варшаве.

Источники

• Boniecki A., Herbarz polski. T. 7: Grabowscy — Hulkiewiczowie, Gebethner i Wolff, Warszawa 1904, ss. 10-11. (e-biblioteka Uniwersytetu Warszawskiego)
• Dobroński A. Cz., Lechowski A., Izabela Branicka w 200-lecie śmierci, Muzeum Podlaskie w Białymstoku, Białystok 2008, ISBN 978-83-87026-8-82-0, s. 5.
• Dufresne C., Pani Walewska, Świat Książki, Warszawa 2004, ISBN 83-7311-889-6, ss. 28-29.
• Kicka N., Pamiętniki, Instytut Wydawniczy PAX, Warszawa 1972, ss. 90, 96-101, 129, 132—138, 163—166, 188, 526—527.

Отрывок, характеризующий Грабовская, Изабелла

Четыре дня тому назад у того дома, к которому подвезли Балашева, стояли Преображенского полка часовые, теперь же стояли два французских гренадера в раскрытых на груди синих мундирах и в мохнатых шапках, конвой гусаров и улан и блестящая свита адъютантов, пажей и генералов, ожидавших выхода Наполеона вокруг стоявшей у крыльца верховой лошади и его мамелюка Рустава. Наполеон принимал Балашева в том самом доме в Вильве, из которого отправлял его Александр.


Несмотря на привычку Балашева к придворной торжественности, роскошь и пышность двора императора Наполеона поразили его.
Граф Тюрен ввел его в большую приемную, где дожидалось много генералов, камергеров и польских магнатов, из которых многих Балашев видал при дворе русского императора. Дюрок сказал, что император Наполеон примет русского генерала перед своей прогулкой.
После нескольких минут ожидания дежурный камергер вышел в большую приемную и, учтиво поклонившись Балашеву, пригласил его идти за собой.
Балашев вошел в маленькую приемную, из которой была одна дверь в кабинет, в тот самый кабинет, из которого отправлял его русский император. Балашев простоял один минуты две, ожидая. За дверью послышались поспешные шаги. Быстро отворились обе половинки двери, камергер, отворивший, почтительно остановился, ожидая, все затихло, и из кабинета зазвучали другие, твердые, решительные шаги: это был Наполеон. Он только что окончил свой туалет для верховой езды. Он был в синем мундире, раскрытом над белым жилетом, спускавшимся на круглый живот, в белых лосинах, обтягивающих жирные ляжки коротких ног, и в ботфортах. Короткие волоса его, очевидно, только что были причесаны, но одна прядь волос спускалась книзу над серединой широкого лба. Белая пухлая шея его резко выступала из за черного воротника мундира; от него пахло одеколоном. На моложавом полном лице его с выступающим подбородком было выражение милостивого и величественного императорского приветствия.
Он вышел, быстро подрагивая на каждом шагу и откинув несколько назад голову. Вся его потолстевшая, короткая фигура с широкими толстыми плечами и невольно выставленным вперед животом и грудью имела тот представительный, осанистый вид, который имеют в холе живущие сорокалетние люди. Кроме того, видно было, что он в этот день находился в самом хорошем расположении духа.
Он кивнул головою, отвечая на низкий и почтительный поклон Балашева, и, подойдя к нему, тотчас же стал говорить как человек, дорожащий всякой минутой своего времени и не снисходящий до того, чтобы приготавливать свои речи, а уверенный в том, что он всегда скажет хорошо и что нужно сказать.
– Здравствуйте, генерал! – сказал он. – Я получил письмо императора Александра, которое вы доставили, и очень рад вас видеть. – Он взглянул в лицо Балашева своими большими глазами и тотчас же стал смотреть вперед мимо него.
Очевидно было, что его не интересовала нисколько личность Балашева. Видно было, что только то, что происходило в его душе, имело интерес для него. Все, что было вне его, не имело для него значения, потому что все в мире, как ему казалось, зависело только от его воли.
– Я не желаю и не желал войны, – сказал он, – но меня вынудили к ней. Я и теперь (он сказал это слово с ударением) готов принять все объяснения, которые вы можете дать мне. – И он ясно и коротко стал излагать причины своего неудовольствия против русского правительства.
Судя по умеренно спокойному и дружелюбному тону, с которым говорил французский император, Балашев был твердо убежден, что он желает мира и намерен вступить в переговоры.
– Sire! L'Empereur, mon maitre, [Ваше величество! Император, государь мой,] – начал Балашев давно приготовленную речь, когда Наполеон, окончив свою речь, вопросительно взглянул на русского посла; но взгляд устремленных на него глаз императора смутил его. «Вы смущены – оправьтесь», – как будто сказал Наполеон, с чуть заметной улыбкой оглядывая мундир и шпагу Балашева. Балашев оправился и начал говорить. Он сказал, что император Александр не считает достаточной причиной для войны требование паспортов Куракиным, что Куракин поступил так по своему произволу и без согласия на то государя, что император Александр не желает войны и что с Англией нет никаких сношений.
– Еще нет, – вставил Наполеон и, как будто боясь отдаться своему чувству, нахмурился и слегка кивнул головой, давая этим чувствовать Балашеву, что он может продолжать.
Высказав все, что ему было приказано, Балашев сказал, что император Александр желает мира, но не приступит к переговорам иначе, как с тем условием, чтобы… Тут Балашев замялся: он вспомнил те слова, которые император Александр не написал в письме, но которые непременно приказал вставить в рескрипт Салтыкову и которые приказал Балашеву передать Наполеону. Балашев помнил про эти слова: «пока ни один вооруженный неприятель не останется на земле русской», но какое то сложное чувство удержало его. Он не мог сказать этих слов, хотя и хотел это сделать. Он замялся и сказал: с условием, чтобы французские войска отступили за Неман.
Наполеон заметил смущение Балашева при высказывании последних слов; лицо его дрогнуло, левая икра ноги начала мерно дрожать. Не сходя с места, он голосом, более высоким и поспешным, чем прежде, начал говорить. Во время последующей речи Балашев, не раз опуская глаза, невольно наблюдал дрожанье икры в левой ноге Наполеона, которое тем более усиливалось, чем более он возвышал голос.