Катастрофа Ан-10 в Ульяновске

Катастрофа в Ульяновске
Схожий по конструкции Ан-10
Общие сведения
Дата	27 января 1962 года
Время	18:17
Характер	Отказ двигателя
Причина	Конструктивные недостатки гидросистемы
Место	аэродром Баратаевка, Ульяновск (РСФСР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ан-10
Оператор	ШВЛП ГВФ
Пункт вылета	Баратаевка, Ульяновск
Пункт назначения	Баратаевка, Ульяновск
Бортовой номер	CCCP-11148
Дата выпуска	28 февраля 1959 года
Экипаж	14
Погибшие	13
Выживших	1

В субботу 27 января 1962 года в Ульяновске потерпел катастрофу учебный Ан-10 (ШВЛП ГВФ), в результате погибли 13 человек.

Самолёт

Ан-10 с бортовым номером 11148 (заводской — 9400801, серийный — 08-01) выпущен Воронежским авиазаводом 28 февраля 1959 года и передан Главному управлению Гражданского воздушного флота, которое 18 мая направило его в расположенную в Ульяновске Школу высшей лётной подготовки Гражданского воздушного флота. На момент катастрофы авиалайнер имел 622 часа налёта и 1435 посадок. Его четыре двигателя имели обозначения Н2043135 С2023129 С2023016 Н2943055, последние ремонты проходили на АРБ-412 в мае и декабре 1961 года.

Экипаж

На борту самолёта находились 4 члена экипажа 1-го отряда ШВЛП и 10 слушателей этой же школы:

• КВС-инструктор Б. С. Словохотов
• бортмеханик-инструктор В. Ф. Жилевич
• штурман-инструктор С. И. Раков
• бортрадист-инструктор В. М. Гусяцкий
• КВС-слушатели:
  • К. С. Тарабукин
  • М. И. Лавренков
  • А. П. Краснобородиков
• штурманы-слушатели:
  • А. И. Прихунов
  • С. А. Шапкин
  • О. И. Кислань
• бортмеханики-слушатели:
  • А. Е. Аксёнов
  • Н. Н. Скиба
  • П. Л. Язков
• бортрадист-слушатель К. К. Страх

Катастрофа

Самолёт выполнял тренировочный полёт, согласно заданию полёт должен проходить по прямоугольному маршруту по системе СП-50 в районе аэродрома. Небо в это время было затянуто слоисто-дождевыми облаками высотой 400 метров, шёл слабый снег, стояла слабая дымка, дул тихий южный ветер, температура воздуха составляла -2°C, видимость — 2000 метров. После проведения в полном объёме предполётной подготовки экипаж запустил двигатели. Но двигатель № 4 (крайний правый) запустился только с пятой попытки, так как был неисправен АПА-35. В дальнейшем этот двигатель не выключался и не осматривался. Также не установлено, проводилось ли его предполётное опробование.

В 18:15 Ан-10 взлетел с аэродрома Баратаевка магнитным курсом 204°. Пилотировали его сидящий в левом кресле КВС-слушатель Лавренков и сидящий в правом кресле КВС-инструктор Словотохов. В процессе взлёта экипаж в нормальном порядке убрал шасси и закрылки, после чего на высоте 140—150 метров и до пролёта БПРС самолёт вошёл в правый разворот, хотя команды на первый разворот ещё не поступило. Далее, теряя высоту, летящий по курсу 254° авиалайнер на скорости 400—420 км/ч с правым креном 20—25° под небольшим углом в 1090 метрах от линии взлёта ударился правой плоскостью крыла о землю на небольшой возвышенности (40 метров над уровнем аэродрома). От удара правая плоскость разрушилась, после чего самолёт промчался по земле и в 18:17 врезался в стог сена, от чего разрушился и загорелся. Все четыре двигателя оторвались, хвостовая часть отломилась, перевернулась и отлетела в сторону. От места первого удара авиалайнер промчался по земле около 750 метров. Общая продолжительность полёта составила 75—80 секунд. В катастрофе выжил только находящийся в хвостовой части штурман-слушатель Кислань, все остальные 13 человек погибли.

Причины

Вероятная причина — отказ двигателя № 4 с переходом винта на режим авторотации на высоте 140—150 метров. Возникшая отрицательная тяга вызвала энергичное кренение и разворот с потерей высоты и уменьшением скорости. Автоматическое флюгирование воздушного винта не произошло, так как, по-видимому, режим был установлен меньше 0,7 номинала в соответствии с КУЛП Ан-10. Выключение автофлюгера уменьшением режима работы двигателя на малой высоте поставило экипаж в очень тяжёлые условия. Полёт мог закончиться благополучно только при исключительно быстрой реакции на отказ двигателя и при более благоприятных условиях полета. В сложившейся обстановке реакция экипажа, по-видимому, была замедленной. Этому способствовали следующие обстоятельства:

1. Пилотировал слушатель, впервые выполнявший полёт на Ан-10 ночью, и незнакомый с поведением самолёта на режимах авторотации винта.
2. КВС-инструктор кроме своих обязанностей в данный момент выполнял обязанности второго пилота и активно самолёт не пилотировал.
3. Полёт выполнялся ночью, при ограниченной видимости, при отсутствии световых ориентиров. В этих условиях отказ был обнаружен только при уже развивающемся развороте самолёта, когда скорость и высота стали уменьшаться. Уменьшение скорости вынудило экипаж отдать штурвал от себя, что ещё больше увеличило вертикальную скорость снижения. Дальнейшие активные действия по выводу не достигли цели из-за малого запаса высоты и превышения подстилающей местности над уровнем аэродрома.

По заключению технической комиссии отказ двигателя № 4 произошел по одной из двух причин:

1. Конструктивной недоработки гидравлической системы Ан-10, допускающей превышение давления в магистрали аварийного останова двигателей и флюгирования воздушных винтов. Полное прекращение или частичное уменьшение подачи топлива происходило из-за увеличения давления в блоке кранов ЭУГ-93 и воздействия этого давления на клапан аварийного останова КТА-5Ф, который сработал раньше, чем золотник аварийного флюгирования Р-68Д. Увеличение давления вызвало дросселирование или закупорку трубопровода слива в результате замерзания влаги в нижней части колена. Эта влага попала в гидросистему из системы наддува гидробаков. Удаление отстоя и скапливающейся влаги из колена сливной магистрали не предусмотрено.
2. Разрушения манжеты РУ-081, вызванного некачественным изготовлением воздушного винта СВОТ № 183, приведшего к заклиниванию механического фиксатора шага и выведшего из строя это основное запорное устройство. Кроме того, разрушение манжеты дополнительно загрязнило масло, подаваемое на золотниковые пары регулятора оборотов и ЦФШ.

Существующая система фильтрации масла не предохраняет от проникновения частиц, способных вызвать их заедание. Отсутствие всережимной защиты СУ от отрицательной тяги ставит экипаж в тяжёлые условия полёта, создающее аварийную ситуацию, особенно при отказе крайних СУ.

—

См. также

• Список единственных выживших в катастрофах пассажирских воздушных судов гражданских авиакомпаний и ВВС

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-10 в Ульяновске

– Да говорят, – опять с той же улыбкой сказал адъютант, – что графиня, ваша жена, собирается за границу. Вероятно, вздор…
– Может быть, – сказал Пьер, рассеянно оглядываясь вокруг себя. – А это кто? – спросил он, указывая на невысокого старого человека в чистой синей чуйке, с белою как снег большою бородой, такими же бровями и румяным лицом.
– Это? Это купец один, то есть он трактирщик, Верещагин. Вы слышали, может быть, эту историю о прокламации?
– Ах, так это Верещагин! – сказал Пьер, вглядываясь в твердое и спокойное лицо старого купца и отыскивая в нем выражение изменничества.
– Это не он самый. Это отец того, который написал прокламацию, – сказал адъютант. – Тот молодой, сидит в яме, и ему, кажется, плохо будет.
Один старичок, в звезде, и другой – чиновник немец, с крестом на шее, подошли к разговаривающим.
– Видите ли, – рассказывал адъютант, – это запутанная история. Явилась тогда, месяца два тому назад, эта прокламация. Графу донесли. Он приказал расследовать. Вот Гаврило Иваныч разыскивал, прокламация эта побывала ровно в шестидесяти трех руках. Приедет к одному: вы от кого имеете? – От того то. Он едет к тому: вы от кого? и т. д. добрались до Верещагина… недоученный купчик, знаете, купчик голубчик, – улыбаясь, сказал адъютант. – Спрашивают у него: ты от кого имеешь? И главное, что мы знаем, от кого он имеет. Ему больше не от кого иметь, как от почт директора. Но уж, видно, там между ними стачка была. Говорит: ни от кого, я сам сочинил. И грозили и просили, стал на том: сам сочинил. Так и доложили графу. Граф велел призвать его. «От кого у тебя прокламация?» – «Сам сочинил». Ну, вы знаете графа! – с гордой и веселой улыбкой сказал адъютант. – Он ужасно вспылил, да и подумайте: этакая наглость, ложь и упорство!..
– А! Графу нужно было, чтобы он указал на Ключарева, понимаю! – сказал Пьер.
– Совсем не нужно», – испуганно сказал адъютант. – За Ключаревым и без этого были грешки, за что он и сослан. Но дело в том, что граф очень был возмущен. «Как же ты мог сочинить? – говорит граф. Взял со стола эту „Гамбургскую газету“. – Вот она. Ты не сочинил, а перевел, и перевел то скверно, потому что ты и по французски, дурак, не знаешь». Что же вы думаете? «Нет, говорит, я никаких газет не читал, я сочинил». – «А коли так, то ты изменник, и я тебя предам суду, и тебя повесят. Говори, от кого получил?» – «Я никаких газет не видал, а сочинил». Так и осталось. Граф и отца призывал: стоит на своем. И отдали под суд, и приговорили, кажется, к каторжной работе. Теперь отец пришел просить за него. Но дрянной мальчишка! Знаете, эдакой купеческий сынишка, франтик, соблазнитель, слушал где то лекции и уж думает, что ему черт не брат. Ведь это какой молодчик! У отца его трактир тут у Каменного моста, так в трактире, знаете, большой образ бога вседержителя и представлен в одной руке скипетр, в другой держава; так он взял этот образ домой на несколько дней и что же сделал! Нашел мерзавца живописца…


В середине этого нового рассказа Пьера позвали к главнокомандующему.
Пьер вошел в кабинет графа Растопчина. Растопчин, сморщившись, потирал лоб и глаза рукой, в то время как вошел Пьер. Невысокий человек говорил что то и, как только вошел Пьер, замолчал и вышел.
– А! здравствуйте, воин великий, – сказал Растопчин, как только вышел этот человек. – Слышали про ваши prouesses [достославные подвиги]! Но не в том дело. Mon cher, entre nous, [Между нами, мой милый,] вы масон? – сказал граф Растопчин строгим тоном, как будто было что то дурное в этом, но что он намерен был простить. Пьер молчал. – Mon cher, je suis bien informe, [Мне, любезнейший, все хорошо известно,] но я знаю, что есть масоны и масоны, и надеюсь, что вы не принадлежите к тем, которые под видом спасенья рода человеческого хотят погубить Россию.
– Да, я масон, – отвечал Пьер.
– Ну вот видите ли, мой милый. Вам, я думаю, не безызвестно, что господа Сперанский и Магницкий отправлены куда следует; то же сделано с господином Ключаревым, то же и с другими, которые под видом сооружения храма Соломона старались разрушить храм своего отечества. Вы можете понимать, что на это есть причины и что я не мог бы сослать здешнего почт директора, ежели бы он не был вредный человек. Теперь мне известно, что вы послали ему свой. экипаж для подъема из города и даже что вы приняли от него бумаги для хранения. Я вас люблю и не желаю вам зла, и как вы в два раза моложе меня, то я, как отец, советую вам прекратить всякое сношение с такого рода людьми и самому уезжать отсюда как можно скорее.
– Но в чем же, граф, вина Ключарева? – спросил Пьер.
– Это мое дело знать и не ваше меня спрашивать, – вскрикнул Растопчин.
– Ежели его обвиняют в том, что он распространял прокламации Наполеона, то ведь это не доказано, – сказал Пьер (не глядя на Растопчина), – и Верещагина…
– Nous y voila, [Так и есть,] – вдруг нахмурившись, перебивая Пьера, еще громче прежнего вскрикнул Растопчин. – Верещагин изменник и предатель, который получит заслуженную казнь, – сказал Растопчин с тем жаром злобы, с которым говорят люди при воспоминании об оскорблении. – Но я не призвал вас для того, чтобы обсуждать мои дела, а для того, чтобы дать вам совет или приказание, ежели вы этого хотите. Прошу вас прекратить сношения с такими господами, как Ключарев, и ехать отсюда. А я дурь выбью, в ком бы она ни была. – И, вероятно, спохватившись, что он как будто кричал на Безухова, который еще ни в чем не был виноват, он прибавил, дружески взяв за руку Пьера: – Nous sommes a la veille d'un desastre publique, et je n'ai pas le temps de dire des gentillesses a tous ceux qui ont affaire a moi. Голова иногда кругом идет! Eh! bien, mon cher, qu'est ce que vous faites, vous personnellement? [Мы накануне общего бедствия, и мне некогда быть любезным со всеми, с кем у меня есть дело. Итак, любезнейший, что вы предпринимаете, вы лично?]
– Mais rien, [Да ничего,] – отвечал Пьер, все не поднимая глаз и не изменяя выражения задумчивого лица.
Граф нахмурился.
– Un conseil d'ami, mon cher. Decampez et au plutot, c'est tout ce que je vous dis. A bon entendeur salut! Прощайте, мой милый. Ах, да, – прокричал он ему из двери, – правда ли, что графиня попалась в лапки des saints peres de la Societe de Jesus? [Дружеский совет. Выбирайтесь скорее, вот что я вам скажу. Блажен, кто умеет слушаться!.. святых отцов Общества Иисусова?]
Пьер ничего не ответил и, нахмуренный и сердитый, каким его никогда не видали, вышел от Растопчина.

Когда он приехал домой, уже смеркалось. Человек восемь разных людей побывало у него в этот вечер. Секретарь комитета, полковник его батальона, управляющий, дворецкий и разные просители. У всех были дела до Пьера, которые он должен был разрешить. Пьер ничего не понимал, не интересовался этими делами и давал на все вопросы только такие ответы, которые бы освободили его от этих людей. Наконец, оставшись один, он распечатал и прочел письмо жены.
«Они – солдаты на батарее, князь Андрей убит… старик… Простота есть покорность богу. Страдать надо… значение всего… сопрягать надо… жена идет замуж… Забыть и понять надо…» И он, подойдя к постели, не раздеваясь повалился на нее и тотчас же заснул.
Когда он проснулся на другой день утром, дворецкий пришел доложить, что от графа Растопчина пришел нарочно посланный полицейский чиновник – узнать, уехал ли или уезжает ли граф Безухов.
Человек десять разных людей, имеющих дело до Пьера, ждали его в гостиной. Пьер поспешно оделся, и, вместо того чтобы идти к тем, которые ожидали его, он пошел на заднее крыльцо и оттуда вышел в ворота.
С тех пор и до конца московского разорения никто из домашних Безуховых, несмотря на все поиски, не видал больше Пьера и не знал, где он находился.


Ростовы до 1 го сентября, то есть до кануна вступления неприятеля в Москву, оставались в городе.
После поступления Пети в полк казаков Оболенского и отъезда его в Белую Церковь, где формировался этот полк, на графиню нашел страх. Мысль о том, что оба ее сына находятся на войне, что оба они ушли из под ее крыла, что нынче или завтра каждый из них, а может быть, и оба вместе, как три сына одной ее знакомой, могут быть убиты, в первый раз теперь, в это лето, с жестокой ясностью пришла ей в голову. Она пыталась вытребовать к себе Николая, хотела сама ехать к Пете, определить его куда нибудь в Петербурге, но и то и другое оказывалось невозможным. Петя не мог быть возвращен иначе, как вместе с полком или посредством перевода в другой действующий полк. Николай находился где то в армии и после своего последнего письма, в котором подробно описывал свою встречу с княжной Марьей, не давал о себе слуха. Графиня не спала ночей и, когда засыпала, видела во сне убитых сыновей. После многих советов и переговоров граф придумал наконец средство для успокоения графини. Он перевел Петю из полка Оболенского в полк Безухова, который формировался под Москвою. Хотя Петя и оставался в военной службе, но при этом переводе графиня имела утешенье видеть хотя одного сына у себя под крылышком и надеялась устроить своего Петю так, чтобы больше не выпускать его и записывать всегда в такие места службы, где бы он никак не мог попасть в сражение. Пока один Nicolas был в опасности, графине казалось (и она даже каялась в этом), что она любит старшего больше всех остальных детей; но когда меньшой, шалун, дурно учившийся, все ломавший в доме и всем надоевший Петя, этот курносый Петя, с своими веселыми черными глазами, свежим румянцем и чуть пробивающимся пушком на щеках, попал туда, к этим большим, страшным, жестоким мужчинам, которые там что то сражаются и что то в этом находят радостного, – тогда матери показалось, что его то она любила больше, гораздо больше всех своих детей. Чем ближе подходило то время, когда должен был вернуться в Москву ожидаемый Петя, тем более увеличивалось беспокойство графини. Она думала уже, что никогда не дождется этого счастия. Присутствие не только Сони, но и любимой Наташи, даже мужа, раздражало графиню. «Что мне за дело до них, мне никого не нужно, кроме Пети!» – думала она.