Катастрофа Ан-10 под Гаграми

Рейс 415 Аэрофлота
Ан-10А компании Аэрофлот
Общие сведения
Дата	28 июля 1962 года
Время	15:41 МСК
Характер	Столкновение с горой
Причина	Ошибка УВД, неподготовленность экипажа
Место	близ села Орехово (Арасаху), Гагрский район (АбхАССР, ГССР, СССР)
Воздушное судно
Модель	Ан-10А
Авиакомпания	Аэрофлот (Украинское ТУ ГВФ, 88 АТО)
Пункт вылета	Львов (УССР)
Остановки в пути	Симферополь (УССР)
Пункт назначения	Адлер Сочи (РСФСР)
Рейс	415
Бортовой номер	CCCP-11186
Дата выпуска	8 марта 1960 года
Пассажиры	74
Экипаж	7
Погибшие	81 (все)

Катастрофа Ан-10 под Гаграми — крупная авиационная катастрофа, произошедшая в субботу 28 июля 1962 года неподалёку от села Орехово (Арасаху) в Гагрском районе (Абхазская АССР, Грузинская ССР). Пассажирский самолёт Ан-10А Львовского авиаотряда (Аэрофлот) выполнял пассажирский рейс из Львова в Сочи, когда при заходе на посадку в сочинский аэропорт Адлер значительно отклонился к югу и врезался в гору. Погибли все находящиеся на борту 81 человек.

Самолёт

Ан-10А с бортовым номером 11186 (заводской — 0402003, серийный — 20-03) был выпущен Воронежским авиазаводом 8 марта 1960 года, а 2 июля передан Главному управлению гражданского воздушного флота, которое направило его 88 авиаотряд Украинского управления ГВФ. На момент катастрофы самолёт имел 1358 часов налёта и 1059 посадок.

Катастрофа

Самолётом управлял экипаж из 88 авиаотряда в составе командира Бориса Мертяшева, второго пилота Владимира Сергеева, штурмана Григория Каравая, бортмеханика Василия Козырева и бортрадиста Петра Шмыгаля. В салоне работали стюардессы Иванна Наконечная и Дина Добровольская. В 14:37 Ан-10 с 74 пассажирами на борту вылетел из Симферополя и после набора высоты занял эшелон 6000 метров.

В 15:06, войдя в зону аэропорта Адлер, экипаж получил разрешение спускаться до 1200 метров. В 15:29 экипаж связался с диспетчерской вышкой и получил указание, что посадка будет осуществляться со стороны гор по магнитному курсу 240°, а также сводку о погоде: западный ветер 3—4 м/с, давление 756 мм.рт.ст. Но при этом диспетчер не доложил экипажу, что окружающие аэропорт горы закрыты облаками высотой 600 метров. После того как Ан-10 пролетел ДПРМ, было дано разрешение снижаться до 500 метров. В 15:37 экипаж доложил, что они снизились до указанной высоты и разворачиваются на курс 240°. Тогда диспетчер велел им с сохранением высоты выйти к третьему развороту, после чего лечь на курс 60°. В 15:39 пилоты доложили, что вышли на курс 60°, после чего управление полётом взял руководитель полётов (РП).

Экипажу дважды было передано удаление от аэропорта и азимут (22 километра 50°, затем 21 километр 120°), но при этом диспетчер, видя по радару, что самолёт уже возле берега и летит к горам, велел экипажу изменить курс влево всего на 20°, тогда как требовалось не менее 60°. Через пару минут в 15:41, летя в облаках над территорией Абхазской АССР на высоте 500 метров над уровнем моря, Ан-10 в 21 километре от аэропорта Адлер и в 4 километрах от моря врезался в гору высотой 700 метров. От удара авиалайнер взорвался, и все находящиеся на его борту 7 членов экипажа и 74 пассажира погибли.

Известные пассажиры

• Натан Аронович Явлинский — физик-ядерщик, основоположник термоядерных установок токамак.

Причины

Причиной катастрофы послужил целый ряд нарушений:

• неудовлетворительная организация руководства полётом самолёта, выраженная в нарушении установленной схемы захода на посадку в аэропорт курсом 240° со стороны гор;
• сама схема захода на посадку, по которой действовали диспетчеры, была создана заместителем начальника аэропорта по движению и не утверждена в ГУ ГВФ;
• недостаточная подготовка экипажа для полёта в аэропорт Адлер, из-за чего пилоты точно выполняли указания диспетчера, что и привело к попаданию самолёта в облака и в дальнейшем к столкновению с горой;
• в районе захода самолётов со стороны гор было неудовлетворительно организовано наблюдение за закрытием гор облаками.

После катастрофы посадка со стороны гор была запрещена. В настоящее время заход на посадку в аэропорту Адлер осуществляется исключительно со стороны моря.

Отрывок, характеризующий Катастрофа Ан-10 под Гаграми

– Ils sont arrives, Marieie, [Они приехали, Мари,] вы знаете? – сказала маленькая княгиня, переваливаясь своим животом и тяжело опускаясь на кресло.
Она уже не была в той блузе, в которой сидела поутру, а на ней было одно из лучших ее платьев; голова ее была тщательно убрана, и на лице ее было оживление, не скрывавшее, однако, опустившихся и помертвевших очертаний лица. В том наряде, в котором она бывала обыкновенно в обществах в Петербурге, еще заметнее было, как много она подурнела. На m lle Bourienne тоже появилось уже незаметно какое то усовершенствование наряда, которое придавало ее хорошенькому, свеженькому лицу еще более привлекательности.
– Eh bien, et vous restez comme vous etes, chere princesse? – заговорила она. – On va venir annoncer, que ces messieurs sont au salon; il faudra descendre, et vous ne faites pas un petit brin de toilette! [Ну, а вы остаетесь, в чем были, княжна? Сейчас придут сказать, что они вышли. Надо будет итти вниз, а вы хоть бы чуть чуть принарядились!]
Маленькая княгиня поднялась с кресла, позвонила горничную и поспешно и весело принялась придумывать наряд для княжны Марьи и приводить его в исполнение. Княжна Марья чувствовала себя оскорбленной в чувстве собственного достоинства тем, что приезд обещанного ей жениха волновал ее, и еще более она была оскорблена тем, что обе ее подруги и не предполагали, чтобы это могло быть иначе. Сказать им, как ей совестно было за себя и за них, это значило выдать свое волнение; кроме того отказаться от наряжения, которое предлагали ей, повело бы к продолжительным шуткам и настаиваниям. Она вспыхнула, прекрасные глаза ее потухли, лицо ее покрылось пятнами и с тем некрасивым выражением жертвы, чаще всего останавливающемся на ее лице, она отдалась во власть m lle Bourienne и Лизы. Обе женщины заботились совершенно искренно о том, чтобы сделать ее красивой. Она была так дурна, что ни одной из них не могла притти мысль о соперничестве с нею; поэтому они совершенно искренно, с тем наивным и твердым убеждением женщин, что наряд может сделать лицо красивым, принялись за ее одеванье.
– Нет, право, ma bonne amie, [мой добрый друг,] это платье нехорошо, – говорила Лиза, издалека боком взглядывая на княжну. – Вели подать, у тебя там есть масака. Право! Что ж, ведь это, может быть, судьба жизни решается. А это слишком светло, нехорошо, нет, нехорошо!
Нехорошо было не платье, но лицо и вся фигура княжны, но этого не чувствовали m lle Bourienne и маленькая княгиня; им все казалось, что ежели приложить голубую ленту к волосам, зачесанным кверху, и спустить голубой шарф с коричневого платья и т. п., то всё будет хорошо. Они забывали, что испуганное лицо и фигуру нельзя было изменить, и потому, как они ни видоизменяли раму и украшение этого лица, само лицо оставалось жалко и некрасиво. После двух или трех перемен, которым покорно подчинялась княжна Марья, в ту минуту, как она была зачесана кверху (прическа, совершенно изменявшая и портившая ее лицо), в голубом шарфе и масака нарядном платье, маленькая княгиня раза два обошла кругом нее, маленькой ручкой оправила тут складку платья, там подернула шарф и посмотрела, склонив голову, то с той, то с другой стороны.
– Нет, это нельзя, – сказала она решительно, всплеснув руками. – Non, Marie, decidement ca ne vous va pas. Je vous aime mieux dans votre petite robe grise de tous les jours. Non, de grace, faites cela pour moi. [Нет, Мари, решительно это не идет к вам. Я вас лучше люблю в вашем сереньком ежедневном платьице: пожалуйста, сделайте это для меня.] Катя, – сказала она горничной, – принеси княжне серенькое платье, и посмотрите, m lle Bourienne, как я это устрою, – сказала она с улыбкой предвкушения артистической радости.
Но когда Катя принесла требуемое платье, княжна Марья неподвижно всё сидела перед зеркалом, глядя на свое лицо, и в зеркале увидала, что в глазах ее стоят слезы, и что рот ее дрожит, приготовляясь к рыданиям.
– Voyons, chere princesse, – сказала m lle Bourienne, – encore un petit effort. [Ну, княжна, еще маленькое усилие.]
Маленькая княгиня, взяв платье из рук горничной, подходила к княжне Марье.
– Нет, теперь мы это сделаем просто, мило, – говорила она.
Голоса ее, m lle Bourienne и Кати, которая о чем то засмеялась, сливались в веселое лепетанье, похожее на пение птиц.
– Non, laissez moi, [Нет, оставьте меня,] – сказала княжна.
И голос ее звучал такой серьезностью и страданием, что лепетанье птиц тотчас же замолкло. Они посмотрели на большие, прекрасные глаза, полные слез и мысли, ясно и умоляюще смотревшие на них, и поняли, что настаивать бесполезно и даже жестоко.
– Au moins changez de coiffure, – сказала маленькая княгиня. – Je vous disais, – с упреком сказала она, обращаясь к m lle Bourienne, – Marieie a une de ces figures, auxquelles ce genre de coiffure ne va pas du tout. Mais du tout, du tout. Changez de grace. [По крайней мере, перемените прическу. У Мари одно из тех лиц, которым этот род прически совсем нейдет. Перемените, пожалуйста.]
– Laissez moi, laissez moi, tout ca m'est parfaitement egal, [Оставьте меня, мне всё равно,] – отвечал голос, едва удерживающий слезы.
M lle Bourienne и маленькая княгиня должны были признаться самим себе, что княжна. Марья в этом виде была очень дурна, хуже, чем всегда; но было уже поздно. Она смотрела на них с тем выражением, которое они знали, выражением мысли и грусти. Выражение это не внушало им страха к княжне Марье. (Этого чувства она никому не внушала.) Но они знали, что когда на ее лице появлялось это выражение, она была молчалива и непоколебима в своих решениях.
– Vous changerez, n'est ce pas? [Вы перемените, не правда ли?] – сказала Лиза, и когда княжна Марья ничего не ответила, Лиза вышла из комнаты.
Княжна Марья осталась одна. Она не исполнила желания Лизы и не только не переменила прически, но и не взглянула на себя в зеркало. Она, бессильно опустив глаза и руки, молча сидела и думала. Ей представлялся муж, мужчина, сильное, преобладающее и непонятно привлекательное существо, переносящее ее вдруг в свой, совершенно другой, счастливый мир. Ребенок свой, такой, какого она видела вчера у дочери кормилицы, – представлялся ей у своей собственной груди. Муж стоит и нежно смотрит на нее и ребенка. «Но нет, это невозможно: я слишком дурна», думала она.