Косагов, Григорий Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Косагов Григорий Иванович
Период жизни

? — 1701

Принадлежность

Русское царство

Звание

Генерал-поручик, Воевода

Сражения/войны

русско-польская война 1654-1667,
Восстание С.Разина,
Русско-турецкая война (1676—1681),
Русско-турецкая война 1686—1700

Григорий Иванович Косагов (Касагов, Косогов, Касогов, ? — 1701) — русский военачальник, думный дворянин (1682), генерал-поручик (1678).





Биография

Происхождение и начало службы

Григорий Иванович родился в семье Ивана Ивановича Косагова, который в 1646 году был головой у «стряпчих и дворян Московских». Точная дата начала службы Григория Ивановича неизвестна, но в 1641 году он был уже стряпчим. Как записано в Записной книге Московского стола: «марта в 22 день государь пожаловал из житья в стряпчие Григория Ивановича сына Косагова»[1].

Русско-польская война

Во время русско-польской войны 1654—1667 в 1655 году Григорий Иванович был направлен в полк князя Юрия Долгорукова, который входил в Севскую армию князя Алексея Трубецкого. Вскоре Косагов был переведен в Белгородский полк под начало князя Григория Ромодановского, где и проходила его дальнейшая служба[2]. В первый раз Косагов возглавил отряд в 1658 году, во время похода Белгородского полка против гетмана Ивана Выговского. В 1660 году Косагов уже командовал значительным отрядом в 4000 человек[2].

В 1662 году воевал против войск отложившегося от Москвы гетмана Юрия Хмельницкого, который с помощью крымских татар пытался подчинить себе Левобережье. С небольшими силами рейтар и казаков Косагов нанёс под Кременчугом поражение наказному гетману Хмельницкого и чигиринскому полковнику Ивану Богуну, а затем, соединившись с армией князя Григория Ромодановского, участвовал в победном для русской армии сражении с казаками Богуна и крымскими татарами под Жовнином[3].

В 1663 году Григорий Иванович был направлен в Запорожскую Сечь, где совместно с атаманом Иваном Серко совершил два успешных похода на Перекоп против крымского хана. В 1664 вёл бои с польскими войсками Стефана Чарнецкого под Бужином и Смелой. В октябре отряд Касагова был окружён в Медвине, но сумел пробиться в Канев, нанеся противнику значительный урон. В декабре Косагов нанёс поражение отряду правобережных казаков и поляков под Староборьем. В 1666 году участвовал в обороне города Кременчуг от Петра Дорошенко, затем действовал в Запорожье против крымских татар.

В 1666 году Григорий Иванович был пожалован чином стольника[2].

Восстание Разина

В 1669 году, в знак особого уважения, князь Григорий Ромодановский отправил Косагова в Москву сеунчем (вестник, гонец) с известием о избрании Демьяна Многогрешного гетманом[2]. В 1671 году Григорий Иванович в чине «копейного и рейтарского строя стольника и полковника» был послан на Дон против Степана Разина[4]. С Косаговым выступили 1000 рейтар и 1000 драгун из Севского и Белгородского полков. По дороге Косагов узнал, что Разин уже схвачен и ему поручается доставить Разина в Москву.

Летом 1671 года Григорий Иванович должен был сопровождать дьяка Богданова, который отправлялся на Дон для раздачи жалования верным казакам. Кроме того, Косагов должен был привести казаков к «крестному целованию» царю Алексею Михайловичу. Задача осложнялась тем, что регион был наполнен шайками разинцев. Косагову удалось обеспечить безопасность обоза и привести казаков к присяге. Потери отряда Косагова составили всего 3 человека убитыми[4]. В награду Косагова назначили на воеводство в Саранск.

Война с Турцией

Возможно, затем руководил строительством русских кораблей под Воронежем. В 1673 году на этих судах к Азову был отправлен отряд, состоявший из двух солдатских полков и восьми стрелецких приказов. Командовали отрядом воевода Иван Хитрово и Григорий Косагов. Осада Азова оказалась неудачной. Отряд Хитрово и Косагова должен был быть авангардом, но оказался единственной действующей армией под Азовом. Из-за малолюдства блокировать Азов не удалось и пришлось отступить[5]. В 1674 году Косагов предпринял попытку на судах выйти в Азовское море. Флотилия в 25 судов пыталась водным путём обойти кочевавших крымских татар, но у мыса Кезагор стоял сильный турецкий галерный флот, и Косагов решил повернуть назад. В октябре того же года Григория Ивановича отозвали в Москву[2].

В 1676 году Косагов был в составе армии князя Григория Ромодановского, которая собиралась в Курске для похода на Чигирин. Из-за обоза и артиллерии армия Ромодановского продвигалась очень медленно, а ситуация требовала быстроты — необходимо было разбить Петра Дорошенко до того, как турки смогут обеспечить ему помощь. За 100 верст от Днепра князь выделил 15-тысячный корпус, который должен был скорым маршем идти к Чигирину. Командовать корпусом было поручено Григорию Косагову, хотя Косагов в это время был только полковником. С корпусом отправились три полка казаков под командой генерального бунчужного Леонтия Полуботка. Переправившись через Днепр, Косагов разбил войска Дорошенко и запер его в крепости. 19 сентября 1676 года гетман Пётр Дорошенко открыл ворота города и сдался[5].

В 1677 году Турция, которая заключила мир с Речью Посполитой, смогла выдвинуть к Чигирину 60-тысячную армию. 3 августа 1677 года турки осадили Чигирин. 25 августа русская армия подошла к Днепру и начала переправу возле Бужина. Командовавший турками Ибрагим-паша, приказал усилить обстрел Чигирина, а основные силы выдвинул к бужинской переправе. 28 августа турецкие войска встретились с 15-тысячным корпусом Григория Косагова, который прикрывал переправу. Косагов принял бой с превосходящими силами противника. В результате ожесточённого сражения победа осталась за русскими войсками. Среди погибших оказались сын крымского хана, несколько сыновей турецкого паши, высшие турецкие офицеры и татарская знать. Это сражение решило исход осады. 29 августа турки отступили от Чигирина, оставив обоз и артиллерию. За победу в бою под Бужином Григорий Косагов был пожалован чином генерал-майора[6].

В 1679 году Григорий Иванович, уже в чине генерал-поручика, участвовал в походе гетмана Ивана Самойловича на Правобережье.

Строительство оборонительных линий

В 1670-х годах русское правительство пришло к убеждению о необходимости строительства на Юге новых оборонительных линий против набегов крымских татар. Работы предполагалось вести силами войск, расквартированных в районе, в том числе и силами ратников генерал-поручика Косагова. Ознакомившись с ситуацией, Григорий Иванович пришел к убеждению о необходимости пересмотра генерального плана строительства и переноса линии укреплений за реку Мжу, что обеспечивало охват больших территорий. По плану Косагова, оборонительная линия перекрывала знаменитый Муравский шлях, блокируя проходы к уездам Белгородского разряда[7].

За время строительства Косагов построил несколько укрепленных городков на линии, а также на свои деньги построил 13 саженей оборонительной линии. С 1681 года Григорий Иванович руководил строительством городка Изюм, который должен был стать одним из центров обороны Изюмской черты. Решение о строительстве города было принято по инициативе генерала, который за собственный счет построил одну из башен крепости[7]. В июне 1682 года Косагов был отозван в Москву.

Регентство царевны Софьи

Регентство царевны Софьи стало вершиной карьеры генерал-поручика Косагова, который оказался в ближнем окружении князя Василия Голицына. Генерал участвовал в Крымских походах 1687 и 1689 годов. В 1688 году вёл бои против крымских татар, руководил постройкой крепости Новобогородицкой на р. Самаре и был первым её комендантом. В 1689 году осаждал турецкий городок Горбатик, разгромил турецко-татарский отряд.

В январе 1688 года Косагов получил чин думного дворянина, что давало право участвовать в заседаниях Боярской думы. Пожалование состоялось в период напряженной борьбы за влияние в Думе между Милославскими и Нарышкиными, и назначение Косагова в Думу преследовало цель усилить позиции князя Голицына и партии Милославских в этой борьбе[7].

После падения князя Василия Голицына Косагов практически не пострадал и был оставлен в прежней должности. В 1692 году Григорий Иванович был назначен на воеводство в Путивль. На этом карьера генерал-поручика закончилась[7].

Напишите отзыв о статье "Косагов, Григорий Иванович"

Примечания

  1. Рогожин А. В. Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов // Вопросы истории. — 2011. — № 9. — С. 132-133.
  2. 1 2 3 4 5 Рогожин А. В. Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов. — С. 133.
  3. Бабулин И. Б. Каневская битва 16 июля 1662 г. Забытая победа. Серия: Ратное дело, фонд «Русские Витязи» М., 2015. — Стр. 28
  4. 1 2 Рогожин А. В. Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов. — С. 134.
  5. 1 2 Рогожин А. В. Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов. — С. 135.
  6. Рогожин А. В. Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов. — С. 136.
  7. 1 2 3 4 Рогожин А. В. Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов. — С. 138.

Литература

  • Рогожин А. В. [www.reenactor.ru/ARH/PDF/Rogozyn.pdf Думный дворянин генерал-поручик Г. И. Косагов] // Вопросы истории. — 2011. — № 9. — С. 132-141.

Отрывок, характеризующий Косагов, Григорий Иванович

Наташа сделалась влюблена с самой той минуты, как она вошла на бал. Она не была влюблена ни в кого в особенности, но влюблена была во всех. В того, на кого она смотрела в ту минуту, как она смотрела, в того она и была влюблена.
– Ах, как хорошо! – всё говорила она, подбегая к Соне.
Николай с Денисовым ходили по залам, ласково и покровительственно оглядывая танцующих.
– Как она мила, к'асавица будет, – сказал Денисов.
– Кто?
– Г'афиня Наташа, – отвечал Денисов.
– И как она танцует, какая г'ация! – помолчав немного, опять сказал он.
– Да про кого ты говоришь?
– Про сест'у п'о твою, – сердито крикнул Денисов.
Ростов усмехнулся.
– Mon cher comte; vous etes l'un de mes meilleurs ecoliers, il faut que vous dansiez, – сказал маленький Иогель, подходя к Николаю. – Voyez combien de jolies demoiselles. [Любезный граф, вы один из лучших моих учеников. Вам надо танцовать. Посмотрите, сколько хорошеньких девушек!] – Он с тою же просьбой обратился и к Денисову, тоже своему бывшему ученику.
– Non, mon cher, je fe'ai tapisse'ie, [Нет, мой милый, я посижу у стенки,] – сказал Денисов. – Разве вы не помните, как дурно я пользовался вашими уроками?
– О нет! – поспешно утешая его, сказал Иогель. – Вы только невнимательны были, а вы имели способности, да, вы имели способности.
Заиграли вновь вводившуюся мазурку; Николай не мог отказать Иогелю и пригласил Соню. Денисов подсел к старушкам и облокотившись на саблю, притопывая такт, что то весело рассказывал и смешил старых дам, поглядывая на танцующую молодежь. Иогель в первой паре танцовал с Наташей, своей гордостью и лучшей ученицей. Мягко, нежно перебирая своими ножками в башмачках, Иогель первым полетел по зале с робевшей, но старательно выделывающей па Наташей. Денисов не спускал с нее глаз и пристукивал саблей такт, с таким видом, который ясно говорил, что он сам не танцует только от того, что не хочет, а не от того, что не может. В середине фигуры он подозвал к себе проходившего мимо Ростова.
– Это совсем не то, – сказал он. – Разве это польская мазу'ка? А отлично танцует. – Зная, что Денисов и в Польше даже славился своим мастерством плясать польскую мазурку, Николай подбежал к Наташе:
– Поди, выбери Денисова. Вот танцует! Чудо! – сказал он.
Когда пришел опять черед Наташе, она встала и быстро перебирая своими с бантиками башмачками, робея, одна пробежала через залу к углу, где сидел Денисов. Она видела, что все смотрят на нее и ждут. Николай видел, что Денисов и Наташа улыбаясь спорили, и что Денисов отказывался, но радостно улыбался. Он подбежал.
– Пожалуйста, Василий Дмитрич, – говорила Наташа, – пойдемте, пожалуйста.
– Да, что, увольте, г'афиня, – говорил Денисов.
– Ну, полно, Вася, – сказал Николай.
– Точно кота Ваську угова'ивают, – шутя сказал Денисов.
– Целый вечер вам буду петь, – сказала Наташа.
– Волшебница всё со мной сделает! – сказал Денисов и отстегнул саблю. Он вышел из за стульев, крепко взял за руку свою даму, приподнял голову и отставил ногу, ожидая такта. Только на коне и в мазурке не видно было маленького роста Денисова, и он представлялся тем самым молодцом, каким он сам себя чувствовал. Выждав такт, он с боку, победоносно и шутливо, взглянул на свою даму, неожиданно пристукнул одной ногой и, как мячик, упруго отскочил от пола и полетел вдоль по кругу, увлекая за собой свою даму. Он не слышно летел половину залы на одной ноге, и, казалось, не видел стоявших перед ним стульев и прямо несся на них; но вдруг, прищелкнув шпорами и расставив ноги, останавливался на каблуках, стоял так секунду, с грохотом шпор стучал на одном месте ногами, быстро вертелся и, левой ногой подщелкивая правую, опять летел по кругу. Наташа угадывала то, что он намерен был сделать, и, сама не зная как, следила за ним – отдаваясь ему. То он кружил ее, то на правой, то на левой руке, то падая на колена, обводил ее вокруг себя, и опять вскакивал и пускался вперед с такой стремительностью, как будто он намерен был, не переводя духа, перебежать через все комнаты; то вдруг опять останавливался и делал опять новое и неожиданное колено. Когда он, бойко закружив даму перед ее местом, щелкнул шпорой, кланяясь перед ней, Наташа даже не присела ему. Она с недоуменьем уставила на него глаза, улыбаясь, как будто не узнавая его. – Что ж это такое? – проговорила она.
Несмотря на то, что Иогель не признавал эту мазурку настоящей, все были восхищены мастерством Денисова, беспрестанно стали выбирать его, и старики, улыбаясь, стали разговаривать про Польшу и про доброе старое время. Денисов, раскрасневшись от мазурки и отираясь платком, подсел к Наташе и весь бал не отходил от нее.


Два дня после этого, Ростов не видал Долохова у своих и не заставал его дома; на третий день он получил от него записку. «Так как я в доме у вас бывать более не намерен по известным тебе причинам и еду в армию, то нынче вечером я даю моим приятелям прощальную пирушку – приезжай в английскую гостинницу». Ростов в 10 м часу, из театра, где он был вместе с своими и Денисовым, приехал в назначенный день в английскую гостинницу. Его тотчас же провели в лучшее помещение гостинницы, занятое на эту ночь Долоховым. Человек двадцать толпилось около стола, перед которым между двумя свечами сидел Долохов. На столе лежало золото и ассигнации, и Долохов метал банк. После предложения и отказа Сони, Николай еще не видался с ним и испытывал замешательство при мысли о том, как они свидятся.
Светлый холодный взгляд Долохова встретил Ростова еще у двери, как будто он давно ждал его.
– Давно не видались, – сказал он, – спасибо, что приехал. Вот только домечу, и явится Илюшка с хором.
– Я к тебе заезжал, – сказал Ростов, краснея.
Долохов не отвечал ему. – Можешь поставить, – сказал он.
Ростов вспомнил в эту минуту странный разговор, который он имел раз с Долоховым. – «Играть на счастие могут только дураки», сказал тогда Долохов.
– Или ты боишься со мной играть? – сказал теперь Долохов, как будто угадав мысль Ростова, и улыбнулся. Из за улыбки его Ростов увидал в нем то настроение духа, которое было у него во время обеда в клубе и вообще в те времена, когда, как бы соскучившись ежедневной жизнью, Долохов чувствовал необходимость каким нибудь странным, большей частью жестоким, поступком выходить из нее.
Ростову стало неловко; он искал и не находил в уме своем шутки, которая ответила бы на слова Долохова. Но прежде, чем он успел это сделать, Долохов, глядя прямо в лицо Ростову, медленно и с расстановкой, так, что все могли слышать, сказал ему:
– А помнишь, мы говорили с тобой про игру… дурак, кто на счастье хочет играть; играть надо наверное, а я хочу попробовать.
«Попробовать на счастие, или наверное?» подумал Ростов.
– Да и лучше не играй, – прибавил он, и треснув разорванной колодой, прибавил: – Банк, господа!
Придвинув вперед деньги, Долохов приготовился метать. Ростов сел подле него и сначала не играл. Долохов взглядывал на него.
– Что ж не играешь? – сказал Долохов. И странно, Николай почувствовал необходимость взять карту, поставить на нее незначительный куш и начать игру.
– Со мной денег нет, – сказал Ростов.
– Поверю!
Ростов поставил 5 рублей на карту и проиграл, поставил еще и опять проиграл. Долохов убил, т. е. выиграл десять карт сряду у Ростова.
– Господа, – сказал он, прометав несколько времени, – прошу класть деньги на карты, а то я могу спутаться в счетах.
Один из игроков сказал, что, он надеется, ему можно поверить.
– Поверить можно, но боюсь спутаться; прошу класть деньги на карты, – отвечал Долохов. – Ты не стесняйся, мы с тобой сочтемся, – прибавил он Ростову.
Игра продолжалась: лакей, не переставая, разносил шампанское.
Все карты Ростова бились, и на него было написано до 800 т рублей. Он надписал было над одной картой 800 т рублей, но в то время, как ему подавали шампанское, он раздумал и написал опять обыкновенный куш, двадцать рублей.
– Оставь, – сказал Долохов, хотя он, казалось, и не смотрел на Ростова, – скорее отыграешься. Другим даю, а тебе бью. Или ты меня боишься? – повторил он.
Ростов повиновался, оставил написанные 800 и поставил семерку червей с оторванным уголком, которую он поднял с земли. Он хорошо ее после помнил. Он поставил семерку червей, надписав над ней отломанным мелком 800, круглыми, прямыми цифрами; выпил поданный стакан согревшегося шампанского, улыбнулся на слова Долохова, и с замиранием сердца ожидая семерки, стал смотреть на руки Долохова, державшего колоду. Выигрыш или проигрыш этой семерки червей означал многое для Ростова. В Воскресенье на прошлой неделе граф Илья Андреич дал своему сыну 2 000 рублей, и он, никогда не любивший говорить о денежных затруднениях, сказал ему, что деньги эти были последние до мая, и что потому он просил сына быть на этот раз поэкономнее. Николай сказал, что ему и это слишком много, и что он дает честное слово не брать больше денег до весны. Теперь из этих денег оставалось 1 200 рублей. Стало быть, семерка червей означала не только проигрыш 1 600 рублей, но и необходимость изменения данному слову. Он с замиранием сердца смотрел на руки Долохова и думал: «Ну, скорей, дай мне эту карту, и я беру фуражку, уезжаю домой ужинать с Денисовым, Наташей и Соней, и уж верно никогда в руках моих не будет карты». В эту минуту домашняя жизнь его, шуточки с Петей, разговоры с Соней, дуэты с Наташей, пикет с отцом и даже спокойная постель в Поварском доме, с такою силою, ясностью и прелестью представились ему, как будто всё это было давно прошедшее, потерянное и неоцененное счастье. Он не мог допустить, чтобы глупая случайность, заставив семерку лечь прежде на право, чем на лево, могла бы лишить его всего этого вновь понятого, вновь освещенного счастья и повергнуть его в пучину еще неиспытанного и неопределенного несчастия. Это не могло быть, но он всё таки ожидал с замиранием движения рук Долохова. Ширококостые, красноватые руки эти с волосами, видневшимися из под рубашки, положили колоду карт, и взялись за подаваемый стакан и трубку.
– Так ты не боишься со мной играть? – повторил Долохов, и, как будто для того, чтобы рассказать веселую историю, он положил карты, опрокинулся на спинку стула и медлительно с улыбкой стал рассказывать: