Ромодановский, Григорий Григорьевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Ромодановский Григорий Григорьевич
Место рождения

Москва

Дата смерти

15 (25) мая 1682(1682-05-25)

Место смерти

Москва

Принадлежность

Русское царство

Звание

боярин и воевода

Командовал

войском

Сражения/войны

русско-польская война 1654-1667,
Чигиринские походы 1677-78,
Восстание Разина

Князь Григорий Григорьевич Ромодановский (умер 15 [25] мая 1682) — русский государственный и военный деятель из рода Ромодановских, боярин (с 1665 года), старший воинский начальник во время русско-польской войны 1654—1667. В качестве главы Белгородского разряда руководил основанием и обустройством южнорусских крепостей. Представлял царское правительство в малороссийских делах, активно вмешиваясь в выборы гетманов[1]. Командовал русским войском в Чигиринских походах.





Биография

Князь Григорий Григорьевич родился в семье боярина князя Григория Петровича Ромодановского. Брат князей Андрея, Василия Большого, Ивана Большого Молчанки, Петра, Василия Меньшого, Фёдора и Ивана Меньшого Григорьевичей Ромодановских.

Война с Речью Посполитой

В составе посольства Василия Бутурлина участвовал в Переяславской раде 1654 года в чине стольника. В 1654—1659 годах один из воевод в русском войске в войне против Польши. В 1654 году был назначен головой жильцов в составе Государева полка царя Алексея Михайловича при походе на Смоленск. В августе 1654 года князь Григорий Григорьевич из-под Смоленска был послан под Дубровну в составе отряда стольника князя Фёдора Куракина из семи сотен жильцов.

В начале 1655 года князь Григорий Григорьевич был в Москве, где 12 (22) февраля принимал участие во встрече Антиохийского Патриарха Макария. 1 (11) марта с боярином Василием Бутурлиным был назначен в Белую Церковь командовать войсками, действовавшими совместно с гетманом Войска Запорожского Богданом Хмельницким. В июле воеводы и гетман выступили в поход на Львов. 15 (25) сентября воеводы известили Государя Алексея Михайловича о взятии города Черткова и ряда других городов, и о том, что брат коронного гетмана Станислава Потоцкого Павел Потоцкий сдался и «добил челом» государю. Когда русско-казацкое войско подошло к Львову, гетман Станислав Потоцкий не решился дать сражение и отступил от Львова к Сосенному Городку, где занял оборонительные позиции. Хмельницкий и Бутурлин отправили против гетмана войска под началом князя Ромодановского и Миргородского полковника Григория Лесницкого. 20 (30) сентября состоялось сражение под Городком, в результате которого польские войска были разбиты. Вскоре крымский хан вторгся на Украину и русско-казацким войскам пришлось оставить осаду Львова и выступить против хана. В ноябре 1655 года князь Григорий Григорьевич сражался в битве под Озёрной.

В 1656 году князь вновь был в Москве. 29 апреля (9 мая) князь Ромодановский был пожалован в окольничие и приглашен к Государеву столу. За службу князь был пожалован шубой «атлас золотной», кубком и деньгами. После этого окольничий князь Ромодановский был назначен воеводой «на Государеву службу в Белгород и быть в Белгороде от приходу Крымского царя и Крымских людей».

В 1657 году, когда против нового гетмана Ивана Выговского разгорелось восстание Барабаша и Пушкаря, князь с войсками стоял в Переяславе. 25 октября (4 ноября) в Переяслав к воеводе прибыл гетман Выговский. Князь Григорий Григорьевич упрекнул гетмана за то, что его войскам «запасов и конских кормов не выдавали» и «от бескормицы люди многие разбежались, лошади попадали». Гетман сослался на трудности из-за восстания и просил князя не выводить войска, пока гетман не подавит сопротивление. В феврале 1658 года в Переяславе состоялась рада, где гетман Выговский был публично утвержден в гетманстве от имени царя. После этого посланнику царя Богдану Хитрово удалось уговорить полковника Мартына Пушкаря распустить войска, и князь Григорий Григорьевич получил приказ вернуться в Белгород, но восстание разгорелось вновь.

После подавления восстания войсками гетмана и крымского хана, князь Григорий Григорьевич арестовал активных участников восстания писаря полтавского полка Степана Ляха и миргородского полковника Степана Довгаля. 5 (15) июня 1658 года в расположение князя явился Яков Барабаш с отрядом своих сторонников. Представ перед воеводой, Барабаш и сопровождавшие его лица заявили, что лучше им умереть по приказу царя, чем от рук «поганых» (крымских татар). Князь Ромодановский не стал арестовывать атамана и отписал царю, что «Яков, государь, Барабаш, ныне со мною… в полку». Вскоре князь получил приказ арестовать Барабаша и отправить на войсковой суд в Киев, но по дороге на конвой напали сторонники Выговского и отбили Барабаша.

Вскоре Выговский напал на Киев и порубежные русские города. В 1658—1659 годах во главе Белгородского полка князь Григорий Григорьевич руководил военными действиями против Выговского, перешедшего на сторону Речи Посполитой, в ноябре 1658 года осаждал в Варве войска Григория Гуляницкого. Во время военных действий против Выговского пытался сдерживать гнев промосковских казаков, которые мстили за жестокости гетмана, грабили и жгли города сторонников Выговского. Был одним из военачальников в Конотопской битве. Возглавляя Белогородский стол Разрядного приказа князь Ромодановский сыграл выдающуюся роль в организации военного дела на южной границе России. Руководил Севским и Новгородским столами Разрядного приказа.

В 1660 году после битвы под Слободищем новый гетман Юрий Хмельницкий перешел на сторону Польши и на Украине вновь разгорелась гражданская война. Князь Ромодановский принимал участие в военных действиях против польских войск и казаков Юрия Хмельницкого. В июне 1662 года князь освободил от осады Переяслав, где держался гетман Яким Самко, и соединившись с гетманом, атаковал войска Юрия Хмельницкого у Канева. Битву начали казаки Самко, которые атаковали Хмельницкого два часа, пока не подошел князь Ромодановский с конницей. Войска Хмельницкого были разбиты и бежали. Овладев лагерем противника, князь Ромодановский подошел к Каневу и занял его. Будущий гетман Иван Брюховецкий писал, что «мы все бы пропали, если бы не Ромодановский». Продвинуться на Правобережье войскам Ромодановского не удалось: крупное крымское войско разбило часть войск Ромодановского во главе с Михаилом Приклонским в битве под Бужином и Ромодановский отошёл на зимние квартиры в Белгород.

В конце 1663 года началась последняя большая кампания русско-польской войны 1654—1667. Король Ян II Казимир начал большой поход на Левобережную Украину. Продвигаясь на север вдоль реки Десны, польские отряды захватили Вороньков, Борисполь, Гоголев, Остер, Кременчуг, Лохвицу, Лубны, Ромны, Прилуки и ряд других небольших городов. Армия короля обходила крупные крепости с многочисленными русскими гарнизонами (Киев, Переяслав, Чернигов, Нежин). Сумев взять вначале 13 городов, королевское войско столкнулось затем с ожесточённым сопротивлением и задержалось в затяжной осаде Глухова. Для отражения наступления полк Белгородского разряда во главе с князем Ромодановским направился к Батурину и, соединившись с казаками гетмана Ивана Брюховецкого, выдвинулся к Глухову. Король снял осаду с города и попытался остановить армию противника в открытом бою, но польские войска были разбиты. На отводе польской армии короля из-под Глухова, войска князя под Новгородом-Северским нанесли польской армии одно из самых тяжелых поражений за весь период войны.

В 1665 году князь Григорий Григорьевич и гетман Брюховецкий были пожалованы в бояре.

Восстание Разина

В 1670 году во время восстания Степана Разина, Фрол Разин, брат Степана, выступил на Слободскую Украину и осадил город Коротояк. Князь Григорий Григорьевич в это время стоял в Острогожске. Получив известие про осаду от коротоякского воеводы и соединившись с тысячным отрядом казаков, присланных гетманом Демьяном Многогрешным, князь выступил к городу. В бою под Коротояком войска разинцев были разбиты и бежали вниз по Дону. За эту победу князь был удостоен «милостивого слова» от царя Алексея Михайловича и посланный к Григорию Григорьевичу стольник Михаил Васильевич Приклонский передал князю, что государь велел «спросить вас о здоровье вашем, жалует вас за службу вашу и похваляет».

Война с Турцией

Командовал войсками во время чигиринских походов в русско-турецкой войне 1676—81; затем нёс службу при дворе. В 1682 году князь Григорий Григорьевич участвовал в Соборе, созванном царем Федором Алексеевичем по вопросу местничества, и подписался под «соборным деянием» об уничтожении местничества.

Гибель

Князь Григорий Григорьевич был убит во время московского восстания 1682 года. Стрельцы схватили князя между патриаршим двором и Чудовым монастырем в Кремле, напротив Посольского Приказа. Стрельцы схватили князя за бороду и потащили к Разряду. По описанию современника, «ведуще его за власы и браду, зело ругательно терзаху и по лицу бивше», а после они подняли его на копья, а затем, опустив на землю, зарубили.

Семья

Боярин князь Григорий Григорьевич Ромодановский был женат на Анастасии Ивановне, происхождение которой не известно. В браке имел двух сыновей: князей Андрея и Михаила.

Напишите отзыв о статье "Ромодановский, Григорий Григорьевич"

Литература

  1. Ромодановский Григорий Григорьевич // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>
  2. </ol>

Отрывок, характеризующий Ромодановский, Григорий Григорьевич

– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.
Пьер решил сам с собою не бывать больше у Ростовых.


Петя, после полученного им решительного отказа, ушел в свою комнату и там, запершись от всех, горько плакал. Все сделали, как будто ничего не заметили, когда он к чаю пришел молчаливый и мрачный, с заплаканными глазами.
На другой день приехал государь. Несколько человек дворовых Ростовых отпросились пойти поглядеть царя. В это утро Петя долго одевался, причесывался и устроивал воротнички так, как у больших. Он хмурился перед зеркалом, делал жесты, пожимал плечами и, наконец, никому не сказавши, надел фуражку и вышел из дома с заднего крыльца, стараясь не быть замеченным. Петя решился идти прямо к тому месту, где был государь, и прямо объяснить какому нибудь камергеру (Пете казалось, что государя всегда окружают камергеры), что он, граф Ростов, несмотря на свою молодость, желает служить отечеству, что молодость не может быть препятствием для преданности и что он готов… Петя, в то время как он собирался, приготовил много прекрасных слов, которые он скажет камергеру.
Петя рассчитывал на успех своего представления государю именно потому, что он ребенок (Петя думал даже, как все удивятся его молодости), а вместе с тем в устройстве своих воротничков, в прическе и в степенной медлительной походке он хотел представить из себя старого человека. Но чем дальше он шел, чем больше он развлекался все прибывающим и прибывающим у Кремля народом, тем больше он забывал соблюдение степенности и медлительности, свойственных взрослым людям. Подходя к Кремлю, он уже стал заботиться о том, чтобы его не затолкали, и решительно, с угрожающим видом выставил по бокам локти. Но в Троицких воротах, несмотря на всю его решительность, люди, которые, вероятно, не знали, с какой патриотической целью он шел в Кремль, так прижали его к стене, что он должен был покориться и остановиться, пока в ворота с гудящим под сводами звуком проезжали экипажи. Около Пети стояла баба с лакеем, два купца и отставной солдат. Постояв несколько времени в воротах, Петя, не дождавшись того, чтобы все экипажи проехали, прежде других хотел тронуться дальше и начал решительно работать локтями; но баба, стоявшая против него, на которую он первую направил свои локти, сердито крикнула на него:
– Что, барчук, толкаешься, видишь – все стоят. Что ж лезть то!
– Так и все полезут, – сказал лакей и, тоже начав работать локтями, затискал Петю в вонючий угол ворот.
Петя отер руками пот, покрывавший его лицо, и поправил размочившиеся от пота воротнички, которые он так хорошо, как у больших, устроил дома.
Петя чувствовал, что он имеет непрезентабельный вид, и боялся, что ежели таким он представится камергерам, то его не допустят до государя. Но оправиться и перейти в другое место не было никакой возможности от тесноты. Один из проезжавших генералов был знакомый Ростовых. Петя хотел просить его помощи, но счел, что это было бы противно мужеству. Когда все экипажи проехали, толпа хлынула и вынесла и Петю на площадь, которая была вся занята народом. Не только по площади, но на откосах, на крышах, везде был народ. Только что Петя очутился на площади, он явственно услыхал наполнявшие весь Кремль звуки колоколов и радостного народного говора.
Одно время на площади было просторнее, но вдруг все головы открылись, все бросилось еще куда то вперед. Петю сдавили так, что он не мог дышать, и все закричало: «Ура! урра! ура!Петя поднимался на цыпочки, толкался, щипался, но ничего не мог видеть, кроме народа вокруг себя.
На всех лицах было одно общее выражение умиления и восторга. Одна купчиха, стоявшая подле Пети, рыдала, и слезы текли у нее из глаз.
– Отец, ангел, батюшка! – приговаривала она, отирая пальцем слезы.
– Ура! – кричали со всех сторон. С минуту толпа простояла на одном месте; но потом опять бросилась вперед.
Петя, сам себя не помня, стиснув зубы и зверски выкатив глаза, бросился вперед, работая локтями и крича «ура!», как будто он готов был и себя и всех убить в эту минуту, но с боков его лезли точно такие же зверские лица с такими же криками «ура!».
«Так вот что такое государь! – думал Петя. – Нет, нельзя мне самому подать ему прошение, это слишком смело!Несмотря на то, он все так же отчаянно пробивался вперед, и из за спин передних ему мелькнуло пустое пространство с устланным красным сукном ходом; но в это время толпа заколебалась назад (спереди полицейские отталкивали надвинувшихся слишком близко к шествию; государь проходил из дворца в Успенский собор), и Петя неожиданно получил в бок такой удар по ребрам и так был придавлен, что вдруг в глазах его все помутилось и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, какое то духовное лицо, с пучком седевших волос назади, в потертой синей рясе, вероятно, дьячок, одной рукой держал его под мышку, другой охранял от напиравшей толпы.
– Барчонка задавили! – говорил дьячок. – Что ж так!.. легче… задавили, задавили!
Государь прошел в Успенский собор. Толпа опять разровнялась, и дьячок вывел Петю, бледного и не дышащего, к царь пушке. Несколько лиц пожалели Петю, и вдруг вся толпа обратилась к нему, и уже вокруг него произошла давка. Те, которые стояли ближе, услуживали ему, расстегивали его сюртучок, усаживали на возвышение пушки и укоряли кого то, – тех, кто раздавил его.
– Этак до смерти раздавить можно. Что же это! Душегубство делать! Вишь, сердечный, как скатерть белый стал, – говорили голоса.
Петя скоро опомнился, краска вернулась ему в лицо, боль прошла, и за эту временную неприятность он получил место на пушке, с которой он надеялся увидать долженствующего пройти назад государя. Петя уже не думал теперь о подаче прошения. Уже только ему бы увидать его – и то он бы считал себя счастливым!
Во время службы в Успенском соборе – соединенного молебствия по случаю приезда государя и благодарственной молитвы за заключение мира с турками – толпа пораспространилась; появились покрикивающие продавцы квасу, пряников, мака, до которого был особенно охотник Петя, и послышались обыкновенные разговоры. Одна купчиха показывала свою разорванную шаль и сообщала, как дорого она была куплена; другая говорила, что нынче все шелковые материи дороги стали. Дьячок, спаситель Пети, разговаривал с чиновником о том, кто и кто служит нынче с преосвященным. Дьячок несколько раз повторял слово соборне, которого не понимал Петя. Два молодые мещанина шутили с дворовыми девушками, грызущими орехи. Все эти разговоры, в особенности шуточки с девушками, для Пети в его возрасте имевшие особенную привлекательность, все эти разговоры теперь не занимали Петю; ou сидел на своем возвышении пушки, все так же волнуясь при мысли о государе и о своей любви к нему. Совпадение чувства боли и страха, когда его сдавили, с чувством восторга еще более усилило в нем сознание важности этой минуты.
Вдруг с набережной послышались пушечные выстрелы (это стреляли в ознаменование мира с турками), и толпа стремительно бросилась к набережной – смотреть, как стреляют. Петя тоже хотел бежать туда, но дьячок, взявший под свое покровительство барчонка, не пустил его. Еще продолжались выстрелы, когда из Успенского собора выбежали офицеры, генералы, камергеры, потом уже не так поспешно вышли еще другие, опять снялись шапки с голов, и те, которые убежали смотреть пушки, бежали назад. Наконец вышли еще четверо мужчин в мундирах и лентах из дверей собора. «Ура! Ура! – опять закричала толпа.
– Который? Который? – плачущим голосом спрашивал вокруг себя Петя, но никто не отвечал ему; все были слишком увлечены, и Петя, выбрав одного из этих четырех лиц, которого он из за слез, выступивших ему от радости на глаза, не мог ясно разглядеть, сосредоточил на него весь свой восторг, хотя это был не государь, закричал «ура!неистовым голосом и решил, что завтра же, чего бы это ему ни стоило, он будет военным.
Толпа побежала за государем, проводила его до дворца и стала расходиться. Было уже поздно, и Петя ничего не ел, и пот лил с него градом; но он не уходил домой и вместе с уменьшившейся, но еще довольно большой толпой стоял перед дворцом, во время обеда государя, глядя в окна дворца, ожидая еще чего то и завидуя одинаково и сановникам, подъезжавшим к крыльцу – к обеду государя, и камер лакеям, служившим за столом и мелькавшим в окнах.
За обедом государя Валуев сказал, оглянувшись в окно:
– Народ все еще надеется увидать ваше величество.
Обед уже кончился, государь встал и, доедая бисквит, вышел на балкон. Народ, с Петей в середине, бросился к балкону.
– Ангел, отец! Ура, батюшка!.. – кричали народ и Петя, и опять бабы и некоторые мужчины послабее, в том числе и Петя, заплакали от счастия. Довольно большой обломок бисквита, который держал в руке государь, отломившись, упал на перилы балкона, с перил на землю. Ближе всех стоявший кучер в поддевке бросился к этому кусочку бисквита и схватил его. Некоторые из толпы бросились к кучеру. Заметив это, государь велел подать себе тарелку бисквитов и стал кидать бисквиты с балкона. Глаза Пети налились кровью, опасность быть задавленным еще более возбуждала его, он бросился на бисквиты. Он не знал зачем, но нужно было взять один бисквит из рук царя, и нужно было не поддаться. Он бросился и сбил с ног старушку, ловившую бисквит. Но старушка не считала себя побежденною, хотя и лежала на земле (старушка ловила бисквиты и не попадала руками). Петя коленкой отбил ее руку, схватил бисквит и, как будто боясь опоздать, опять закричал «ура!», уже охриплым голосом.