Битва под Озёрной
| Битва под Озёрной | |||
| Основной конфликт: Русско-польская война 1654—1667 | |||
| Дата |
9–12 ноября 1655 года | ||
|---|---|---|---|
| Место |
Озёрная, ныне Тернопольская область | ||
| Итог |
Русско-украинская победа | ||
| Противники | |||
| |||
| Командующие | |||
| |||
| Силы сторон | |||
| |||
| Потери | |||
| |||
Битва под Озёрной — сражение времён Русско-польской войны 1654—1667, состоявшееся 9–12 ноября 1655 года. Союзник слабеющей Речи Посполитой крымский хан, не заинтересованный в усилении Русского государства и запорожских казаков, двинул армию на помощь осаждённому Львову.
Содержание
Предыстория
В период осады Львова положение польско-литовских войск в регионе было катастрофическим. После поражения Великого коронного гетмана Станислава Потоцкого в битве под Городком, армии Речи Посполитой на южном театре военных действий не существовало. Но положение армии Богдана Хмельницкого и Василия Бутурлина скоро изменилось. 27 октября стало известно, что крымский хан с крымскими, ногайскими, белгородскими и очаковскими татарами идёт к «государевым черкасским городам к полякам на помочь и пришол к Чолганскому Камени, а хочет приходить на наш обоз». С войсками хана соединился польский отряд брацлавского воеводы Петра Потоцкого. В виду того, что основные силы русско-казацкого войска находились под Львовом, создавалась реальная угроза украинским землям. Гетман Хмельницкий и воевода Бутурлин приняли решение снять осаду с Львова, взяв с города контрибуцию, и выступить навстречу ханскому войску.
8 ноября, когда войска ещё находились в пути, татары «изгоном» попытались напасть на обоз князя Григория Ромодановского, но это нападение легко было отбито и татары «людям ничего не учинили».
Битва
9 ноября 1655 года русско-казацкое войско подошло к Озёрной и начало переправляться на другой берег реки. Первыми переправлялись полки Хмельницкого под прикрытием полков Василия Бутурлина. 10 ноября, когда казаки уже переправились и Бутурлин начал переправлять обоз, на армию напали войска хана и Потоцкого. Бутурлин вспоминал: «и на обозы наши присылал хан многих людей и велел ударить со всех сторон, спереду на обоз гетмана Богдана Хмельницкого, а с левой стороны на обоз товарыща моево, окольного и воеводы Андрея Васильевича Бутурлина, а позади на мой... и товарыща моево стольника и воеводы князь Григорья Ромодановского на обоз, что обозы наши у переправы разовать». Бой длился весь день. Войска гетмана Хмельницкого и воеводы Бутурлина вышли за обозы и прикрывали переправу артиллерии и обоза. Нападение хана было отбито. Обоз и люди переправились «все в целости».
11 ноября русско-казацкие войска собрались вместе и встали рядом с городком Озёрное. Хан прислал к гетману Хмельницкому послов, требуя разорвать союз с русскими и выдать ему воевод и русские войска. Послы получили категорический отказ: Хмельницкий «и полковники говорили, что они нас... с государевыми ратными людьми не выдадут и головы свои положат за нас», - докладывал Бутурлин. После этого хан вновь попытался атаковать русско-казацкую армию, пытаясь «обоз... разорвать». Понеся значительные потери, ханским войскам пришлось отступить. Русско-казацкие войска практически не пострадали: «государевых ратных людей убитых нет и з бою разошлись в целости, а ранено... во всех полках двадцать человек».
Последствия
После битвы хан пожелал вступить в переговоры с Хмельницким. Тот, потребовав в залог нескольких мурз, отправился с небольшой свитой к хану. Хан требовал, чтобы Хмельницкий порвал с Россией и выдал хану всех русских воевод. Когда в этом было отказано, ханский посол Сефер Казы-ага предложил, чтобы полки Хмельницкого шли отдельно от русских полков, что дало бы возможность татарам напасть на русских. Это предложение Хмельницкий также отверг. В результате переговоров, Хмельницкий «помирился на том, что хан с татары царского величества на украине и на черкасские городы войною не ходить и полякам на них помочи не давать, и царского величества воеводы и с ратными людьми не битца и царского величества людей и черкас, которые взяты в полон, отдать», а Хмельницкий обещал «быть с ним (ханом) в приязни... и на Крым не ходить».
Вот что пишет о их переговорах Дмитрий Бантыш-Каменский:
Хан принял с великим гневом Хмельницкаго, поднесшаго ему, по восточному обычаю, дары, и бросив оные на землю, начал упрекать его в учиненном им с московитянами, а не с крымцами, союзе против поляков. Хмельницкий с своей стороны напоминал хану о Берестечском и Жванском сражениях, на которых татары столь постыдно изменили козакам. Хан присоединил тогда к гневу угрозы и ссылался на великую силу татар, под предводительством Батыя приведших в трепет Россию, Польшу и Германию. «Ужели, отвечал на сие хладнокровно Хмельницкий, ты думаешь меня, хан, подобно хлопца малоумнаго, устрашить. Ведаю, что татарския царства: Сибирское, Казанское, Астраханское и иныя многия, откуда безчисленныя войска ордынския на войну исходили, вам уже помощи не дадут, находясь под скипетром Российским. Что не упомянул ты о Батые, славнейшем Вожде вашем, то помысли: война подобна мечу обоюдному; снисканное вам Батыем потеряно было Мамаем.»[2]
Военная неудача сделала крымскую дипломатию уступчивей. После сражения под Озёрной Крым согласился соблюдать нейтралитет в войне Речи Посполитой и Русского государства, однако три года спустя Крымское ханство вновь вступило в войну после призыва изменившего царю Ивана Выговского.
Напишите отзыв о статье "Битва под Озёрной"
Примечания
- ↑ 1 2 Санин Г. А. Отношения России и Украины с Крымским ханством в середине XVII в. М. 1987
- ↑ Дмитрий Бантыш-Каменский. История Малой России со времен присоединения оной к Российскому государству при царе Алексее Михайловиче, с кратким обозрением первобытнаго состояния сего края.
Литература
- Мальцев А.Н. Россия и Белоруссия в середине XVII в., М., 1974.
Отрывок, характеризующий Битва под Озёрной
Потому что это так случилось. «Случай сделал положение; гений воспользовался им», – говорит история.Но что такое случай? Что такое гений?
Слова случай и гений не обозначают ничего действительно существующего и потому не могут быть определены. Слова эти только обозначают известную степень понимания явлений. Я не знаю, почему происходит такое то явление; думаю, что не могу знать; потому не хочу знать и говорю: случай. Я вижу силу, производящую несоразмерное с общечеловеческими свойствами действие; не понимаю, почему это происходит, и говорю: гений.
Для стада баранов тот баран, который каждый вечер отгоняется овчаром в особый денник к корму и становится вдвое толще других, должен казаться гением. И то обстоятельство, что каждый вечер именно этот самый баран попадает не в общую овчарню, а в особый денник к овсу, и что этот, именно этот самый баран, облитый жиром, убивается на мясо, должно представляться поразительным соединением гениальности с целым рядом необычайных случайностей.
Но баранам стоит только перестать думать, что все, что делается с ними, происходит только для достижения их бараньих целей; стоит допустить, что происходящие с ними события могут иметь и непонятные для них цели, – и они тотчас же увидят единство, последовательность в том, что происходит с откармливаемым бараном. Ежели они и не будут знать, для какой цели он откармливался, то, по крайней мере, они будут знать, что все случившееся с бараном случилось не нечаянно, и им уже не будет нужды в понятии ни о случае, ни о гении.
Только отрешившись от знаний близкой, понятной цели и признав, что конечная цель нам недоступна, мы увидим последовательность и целесообразность в жизни исторических лиц; нам откроется причина того несоразмерного с общечеловеческими свойствами действия, которое они производят, и не нужны будут нам слова случай и гений.
Стоит только признать, что цель волнений европейских народов нам неизвестна, а известны только факты, состоящие в убийствах, сначала во Франции, потом в Италии, в Африке, в Пруссии, в Австрии, в Испании, в России, и что движения с запада на восток и с востока на запад составляют сущность и цель этих событий, и нам не только не нужно будет видеть исключительность и гениальность в характерах Наполеона и Александра, но нельзя будет представить себе эти лица иначе, как такими же людьми, как и все остальные; и не только не нужно будет объяснять случайностию тех мелких событий, которые сделали этих людей тем, чем они были, но будет ясно, что все эти мелкие события были необходимы.
Отрешившись от знания конечной цели, мы ясно поймем, что точно так же, как ни к одному растению нельзя придумать других, более соответственных ему, цвета и семени, чем те, которые оно производит, точно так же невозможно придумать других двух людей, со всем их прошедшим, которое соответствовало бы до такой степени, до таких мельчайших подробностей тому назначению, которое им предлежало исполнить.
Основной, существенный смысл европейских событий начала нынешнего столетия есть воинственное движение масс европейских народов с запада на восток и потом с востока на запад. Первым зачинщиком этого движения было движение с запада на восток. Для того чтобы народы запада могли совершить то воинственное движение до Москвы, которое они совершили, необходимо было: 1) чтобы они сложились в воинственную группу такой величины, которая была бы в состоянии вынести столкновение с воинственной группой востока; 2) чтобы они отрешились от всех установившихся преданий и привычек и 3) чтобы, совершая свое воинственное движение, они имели во главе своей человека, который, и для себя и для них, мог бы оправдывать имеющие совершиться обманы, грабежи и убийства, которые сопутствовали этому движению.
И начиная с французской революции разрушается старая, недостаточно великая группа; уничтожаются старые привычки и предания; вырабатываются, шаг за шагом, группа новых размеров, новые привычки и предания, и приготовляется тот человек, который должен стоять во главе будущего движения и нести на себе всю ответственность имеющего совершиться.
Человек без убеждений, без привычек, без преданий, без имени, даже не француз, самыми, кажется, странными случайностями продвигается между всеми волнующими Францию партиями и, не приставая ни к одной из них, выносится на заметное место.
Невежество сотоварищей, слабость и ничтожество противников, искренность лжи и блестящая и самоуверенная ограниченность этого человека выдвигают его во главу армии. Блестящий состав солдат итальянской армии, нежелание драться противников, ребяческая дерзость и самоуверенность приобретают ему военную славу. Бесчисленное количество так называемых случайностей сопутствует ему везде. Немилость, в которую он впадает у правителей Франции, служит ему в пользу. Попытки его изменить предназначенный ему путь не удаются: его не принимают на службу в Россию, и не удается ему определение в Турцию. Во время войн в Италии он несколько раз находится на краю гибели и всякий раз спасается неожиданным образом. Русские войска, те самые, которые могут разрушить его славу, по разным дипломатическим соображениям, не вступают в Европу до тех пор, пока он там.
По возвращении из Италии он находит правительство в Париже в том процессе разложения, в котором люди, попадающие в это правительство, неизбежно стираются и уничтожаются. И сам собой для него является выход из этого опасного положения, состоящий в бессмысленной, беспричинной экспедиции в Африку. Опять те же так называемые случайности сопутствуют ему. Неприступная Мальта сдается без выстрела; самые неосторожные распоряжения увенчиваются успехом. Неприятельский флот, который не пропустит после ни одной лодки, пропускает целую армию. В Африке над безоружными почти жителями совершается целый ряд злодеяний. И люди, совершающие злодеяния эти, и в особенности их руководитель, уверяют себя, что это прекрасно, что это слава, что это похоже на Кесаря и Александра Македонского и что это хорошо.
Тот идеал славы и величия, состоящий в том, чтобы не только ничего не считать для себя дурным, но гордиться всяким своим преступлением, приписывая ему непонятное сверхъестественное значение, – этот идеал, долженствующий руководить этим человеком и связанными с ним людьми, на просторе вырабатывается в Африке. Все, что он ни делает, удается ему. Чума не пристает к нему. Жестокость убийства пленных не ставится ему в вину. Ребячески неосторожный, беспричинный и неблагородный отъезд его из Африки, от товарищей в беде, ставится ему в заслугу, и опять неприятельский флот два раза упускает его. В то время как он, уже совершенно одурманенный совершенными им счастливыми преступлениями, готовый для своей роли, без всякой цели приезжает в Париж, то разложение республиканского правительства, которое могло погубить его год тому назад, теперь дошло до крайней степени, и присутствие его, свежего от партий человека, теперь только может возвысить его.
