Лоренц, Фридрих Карлович

Фридрих Лоренц
нем. Friedrich Lorenz
Научная сфера:	историк
Учёная степень:	хабилитированный доктор
Учёное звание:	член-корреспондент СПбАН
Альма-матер:	Берлинский университет университет Галле
Научный руководитель:	Фридрих Шлоссер

Фридрих (Федор Карлович) Лоренц (нем. Friedrich Lorenz; 3 ноября 1803, Кройцнах — 10 мая 1861, Бонн) — немецкий и русский историк, член-корреспондент Императорской Санкт-Петербургской академии наук, директор Петришуле.

Биография

Фридрих Лоренц родился в Кройцнахе в 1803 году. Окончив местную гимназию, где его учителем был Герд Айлерс, в 1823 году Лоренц поступил в Гейдельбергский университет. Там он работал с историком Фридрихом Шлоссером, по совету которого нанялся частным преподавателем в английскую семью, досконально изучив английский язык и литературу. В 1826 году в Берлине получил докторскую степень с диссертацией «De statu in quam Sicilia a Normannis redacta sit». Вместе со Шлоссером работал над переводом «Римской истории» Диона Кассия (первый том), также перевёл с английского «Историю короля Альфреда» Тернера. В 1828 году прошёл хабилитацию в университете Галле с работой «De Carolo Magno litterarum fautore».

В это время Лоренц начал работу над фундаментальным трудом по истории Каролингов, и перым шагом в этом направлении стало вышедшее в 1829 году исследование, посвящённое Алкуину. Однако в дальнейшем Лоренц оставил это направление работы, дополнительно опубликовав в 1832 году только один очерк о личной жизни и дворе Карла Великого. От исследований его оторвала преподавательская работа, которой он с 1830 года занимался в университете Галле.

В 1831 году Лоренц приехал в Санкт-Петербург, где получил должность профессора всеобщей истории Главного педагогического института. С 1836 по 1838 он был редактором издававшейся Санкт-Петербургской академией наук Deutschen Petersburger Zeitung, а в 1840 году назначен директором Петришуле — немецкого училища при лютеранской церкви святого Петра. В этой должности он расширил в училище преподавание древних языков, истории и географии (в том числе введя изложение статистики и физической географии), одновременно исключив из программы антропологию и энциклопедию знаний, как предметы, «малодоступные пониманию учащихся». При Лоренце в училище был построен гимнастический зал и гимнастика введена в учебную программу; при женском отделении училища устроена приготовительная школа; открыты параллельные классы, необходимость в которых была вызвана чрезмерным наплывом учащихся; и подготовлен проект старшего, восьмого класса, открытого уже после окончания работы Лоренца.

С 1840 года Лоренц состоял членом-корреспондентом Императорской Санкт-Петербургской академии наук (отделение исторических, филологических и политических наук, по разряду истории и древностей российских). В 1856 году исполнились 25 лет его работы в Главном педагогическом институте, и он вышел в отставку с пенсией. Работу в Петришуле он продолжал до весны 1857 года, после чего уехал в Бонн, начав читать в местном университете лекции по русской истории. Однако, уже в 1858 году Лоренц слёг с пневмонией и скончался в мае 1861 года, не дожив до 58 лет.

Труды

Помимо работ об Алкуине и Карле Великом, перу Лоренца принадлежат «Руководство ко всеобщей истории» (СПб., 1841, неоднократно переиздавалось), «О том, с какою целью основан главный педагогический институт» (СПб., 1856) и «История новейшего времени с 1815 по 1856 год» (издана посмертно, в 1867 году Теодором Бернгарди, на русском языке вышла в переводе В. Маркова в 1869 году). «Руководство ко всеобщей истории» было изначально написано по-немецки, и русский перевод вышел неудачным, из-за чего в России современниками этот учебник был оценён резко отрицательно, однако позже Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона писал, что оно «внесло в преподавание истории живую струю, вытеснив сухие и рутинные учебники Кайданова и Смарагдова». Кроме того, Лоренцем написаны критические разборы трудов сочинений П. Н. Кудрявцева «Судьбы Италии» (XXI прис.) и М. С. Куторги «Персидские войны»; вначале появившись в «Присуждениях Демидовских наград», они в дальнейшем были изданы отдельно.

Ссылки

• Wattenbach, Wilhelm. Lorentz, Friedrich // Allgemeine Deutsche Biographie (ADB). — Bd. 19. — Lpz.: Duncker & Humblot, 1884. — S. 178-179. (нем.)
• А. Гельвих. Лоренц, Фридрих // Русский биографический словарь : в 25 томах. — СПб., 1914. — Т. 10: Лабзина — Ляшенко. — С. 693-694.
• Лоренц, Фридрих Карлович // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907. — Т. 18.
• [www.ras.ru/win/db/show_per.asp?P=.id-51140.ln-ru.dl-.pr-inf.uk-0 Профиль на сайте РАН]

---

• В. Бем. [www.rusdeutsch-panorama.ru/jencik_statja.php?mode=view&site_id=34&own_menu_id=3903%D0%92. ЛОРЕНЦ Фридрих]. Немцы России.
• [allpetrischule-spb.org/index.php?title=Лоренц,_Федор_Федорович Лоренц, Федор Федорович]. ЭНЦИКЛОПЕДИЯ ПЕТРИШУЛЕ.^{[неавторитетный источник? 3039 дней]}

Отрывок, характеризующий Лоренц, Фридрих Карлович

В последних числах августа Ростовы получили второе письмо от Николая. Он писал из Воронежской губернии, куда он был послан за лошадьми. Письмо это не успокоило графиню. Зная одного сына вне опасности, она еще сильнее стала тревожиться за Петю.
Несмотря на то, что уже с 20 го числа августа почти все знакомые Ростовых повыехали из Москвы, несмотря на то, что все уговаривали графиню уезжать как можно скорее, она ничего не хотела слышать об отъезде до тех пор, пока не вернется ее сокровище, обожаемый Петя. 28 августа приехал Петя. Болезненно страстная нежность, с которою мать встретила его, не понравилась шестнадцатилетнему офицеру. Несмотря на то, что мать скрыла от него свое намеренье не выпускать его теперь из под своего крылышка, Петя понял ее замыслы и, инстинктивно боясь того, чтобы с матерью не разнежничаться, не обабиться (так он думал сам с собой), он холодно обошелся с ней, избегал ее и во время своего пребывания в Москве исключительно держался общества Наташи, к которой он всегда имел особенную, почти влюбленную братскую нежность.
По обычной беспечности графа, 28 августа ничто еще не было готово для отъезда, и ожидаемые из рязанской и московской деревень подводы для подъема из дома всего имущества пришли только 30 го.
С 28 по 31 августа вся Москва была в хлопотах и движении. Каждый день в Дорогомиловскую заставу ввозили и развозили по Москве тысячи раненых в Бородинском сражении, и тысячи подвод, с жителями и имуществом, выезжали в другие заставы. Несмотря на афишки Растопчина, или независимо от них, или вследствие их, самые противоречащие и странные новости передавались по городу. Кто говорил о том, что не велено никому выезжать; кто, напротив, рассказывал, что подняли все иконы из церквей и что всех высылают насильно; кто говорил, что было еще сраженье после Бородинского, в котором разбиты французы; кто говорил, напротив, что все русское войско уничтожено; кто говорил о московском ополчении, которое пойдет с духовенством впереди на Три Горы; кто потихоньку рассказывал, что Августину не ведено выезжать, что пойманы изменники, что мужики бунтуют и грабят тех, кто выезжает, и т. п., и т. п. Но это только говорили, а в сущности, и те, которые ехали, и те, которые оставались (несмотря на то, что еще не было совета в Филях, на котором решено было оставить Москву), – все чувствовали, хотя и не выказывали этого, что Москва непременно сдана будет и что надо как можно скорее убираться самим и спасать свое имущество. Чувствовалось, что все вдруг должно разорваться и измениться, но до 1 го числа ничто еще не изменялось. Как преступник, которого ведут на казнь, знает, что вот вот он должен погибнуть, но все еще приглядывается вокруг себя и поправляет дурно надетую шапку, так и Москва невольно продолжала свою обычную жизнь, хотя знала, что близко то время погибели, когда разорвутся все те условные отношения жизни, которым привыкли покоряться.
В продолжение этих трех дней, предшествовавших пленению Москвы, все семейство Ростовых находилось в различных житейских хлопотах. Глава семейства, граф Илья Андреич, беспрестанно ездил по городу, собирая со всех сторон ходившие слухи, и дома делал общие поверхностные и торопливые распоряжения о приготовлениях к отъезду.
Графиня следила за уборкой вещей, всем была недовольна и ходила за беспрестанно убегавшим от нее Петей, ревнуя его к Наташе, с которой он проводил все время. Соня одна распоряжалась практической стороной дела: укладываньем вещей. Но Соня была особенно грустна и молчалива все это последнее время. Письмо Nicolas, в котором он упоминал о княжне Марье, вызвало в ее присутствии радостные рассуждения графини о том, как во встрече княжны Марьи с Nicolas она видела промысл божий.
– Я никогда не радовалась тогда, – сказала графиня, – когда Болконский был женихом Наташи, а я всегда желала, и у меня есть предчувствие, что Николинька женится на княжне. И как бы это хорошо было!
Соня чувствовала, что это была правда, что единственная возможность поправления дел Ростовых была женитьба на богатой и что княжна была хорошая партия. Но ей было это очень горько. Несмотря на свое горе или, может быть, именно вследствие своего горя, она на себя взяла все трудные заботы распоряжений об уборке и укладке вещей и целые дни была занята. Граф и графиня обращались к ней, когда им что нибудь нужно было приказывать. Петя и Наташа, напротив, не только не помогали родителям, но большею частью всем в доме надоедали и мешали. И целый день почти слышны были в доме их беготня, крики и беспричинный хохот. Они смеялись и радовались вовсе не оттого, что была причина их смеху; но им на душе было радостно и весело, и потому все, что ни случалось, было для них причиной радости и смеха. Пете было весело оттого, что, уехав из дома мальчиком, он вернулся (как ему говорили все) молодцом мужчиной; весело было оттого, что он дома, оттого, что он из Белой Церкви, где не скоро была надежда попасть в сраженье, попал в Москву, где на днях будут драться; и главное, весело оттого, что Наташа, настроению духа которой он всегда покорялся, была весела. Наташа же была весела потому, что она слишком долго была грустна, и теперь ничто не напоминало ей причину ее грусти, и она была здорова. Еще она была весела потому, что был человек, который ею восхищался (восхищение других была та мазь колес, которая была необходима для того, чтоб ее машина совершенно свободно двигалась), и Петя восхищался ею. Главное же, веселы они были потому, что война была под Москвой, что будут сражаться у заставы, что раздают оружие, что все бегут, уезжают куда то, что вообще происходит что то необычайное, что всегда радостно для человека, в особенности для молодого.