Мюрат, Люсьен

Люсьен Мюрат фр. Lucien Charles Joseph Napoléon Murat<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Портрет Мюрата ок. 1865 года</td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr><tr><td colspan="2" style="text-align: center;">герб Мюратов</td></tr>
Принц Неаполя
15 апреля 1847 — 10 апреля 1878
Предшественник:	Ахилл
Преемник:	Иоахим
Рождение:	16 мая 1803(1803-05-16) Милан, Италия
Смерть:	10 апреля 1878(1878-04-10) (74 года) Париж, Франция

Люсьен Шарль Жозеф Наполеон Мюрат (фр. Lucien Charles Joseph Napoléon Murat) (16 мая 1803, Милан — 10 апреля 1878, Париж) — французский государственный деятель, принц Понтекорво (1812—1815), третий принц Мюрат, титулярный принц Неаполя. Второй сын Иоахима Мюрата и Каролины Бонапарт. Великий мастер Великого востока Франции.

Биография

Люсьен Мюрат родился 16 мая 1803 года в Милане, воспитывался в Неаполе. В 1815 году, после поражения Иоахима Мюрата в Неаполитанской войне, Каролина Бонапарт вместе с детьми была доставлена в Триест на борту британского корабля HMS Tremendous, после чего переехала в Хайнбург, а затем — в замок Фросдорф. Люсьен, как и его старший брат Ашиль, получил образование в Австрии. С 1822 года жил в Венеции, в 1824 году решил последовать примеру Ашиля, эмигрировав в США, куда также переехал его дядя Жозеф Бонапарт. Корабль Мюрата был вынужден остановиться на ремонт в Малаге, где Люсьен был взят под стражу и конвоирован в Гибралтар, а впоследствии около двух месяцев держался в заключении в Альхесирасе, откуда был отпущен под гарантии американского правительства.

28 июня 1825 года Люсьен Мюрат прибыл в США. Он поселился рядом с Бордентауном, Нью-Джерси, где жил его дядя Жозеф. Люсьен проводил время за охотой, выпивкой и игрой в карты, быстро исчерпал свои скромные денежные запасы и неоднократно был вынужден просить финансовой помощи у Бонапарта. 18 августа 1831 года в Трентоне он женился на Кэролайн Джорджине Фрейзер (1810—1879), родом из Чарлстона. Её родителями были шотландский эмигрант Томас Фрейзер, офицер-лоялист и владелец плантации, и Энн Лаутон Смит, дочь крупного местного торговца и члена парламента Южной Каролины Томаса Лаутона Смита. Люсьен промотал скромное состояние жены, и пара находилась в стеснённом финансовом положении. Единственным источником доходов семьи была школа для девочек, открытая Кэролайн у себя дома; Жозеф помогал ей в сложные периоды, но отказывался спонсировать своего племянника лично.

Люсьен Мюрат умер в Париже и был похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Карьера

Мюрат посетил Францию два раза, в 1839 и 1844 году. Но смог окончательно вернуться на родину только в 1848 году. Он был избран в Законодательное собрание, где затем стал заместителем от департамента Сены. В Законодательном собрании в 1849 году он стал членом Комитета по иностранным делам. 3 октября 1849 года он был уполномоченным министром в Турине (1849—1850). В том же году он стал членом Национальной гвардии. В 1853 году, после упразднения республики, Мюрат, будучи сенатором, получил титул принца.

В масонстве

После переворота, в декабре 1851 года, Бервиль Десанлис не видел никаких других средств для сохранения Великого востока Франции, как только предложить руководство принцу Мюрату, который принял это предложение. Он организовал голосование за конституцию 1854 года, в которой великий мастер избирался главой ВВФ на семь лет. Мюрат создал общество для сбора средств на приобретение храма ВВФ (1853—1854), и осуществил покупку здания в Париже, на улице Кадэ, 16.

В 1859 году Принц Мюрат встретился с большинством членов ВВФ, организовав дискуссию об объединении Италии и ограничении власти Папы. 29 июля 1861 года после нескольких инцидентов и по просьбе Наполеона III Мюрат ушёл в отставку с должности великого мастера.

Потомки

От этого брака с Кэролайн Фрейзер у Мюрата было пять детей:

• Кэролайн (1833—1902), вышла замуж в 1850 году за барона Шарля де Шассирон (1818—1871)
• Иоахим Мюрат (1834—1901), 4-й принц Мюрат, был женат в 1854 году на Мелси Бертье де Ваграм (1832—1884), внучке маршала Бертье, а затем в 1894 году на Лидии Херви (1841—1901), в этом браке родилось трое детей.
• Анна (1841—1924), вышла замуж 18 декабря 1865 за Антуана Мари де Леон-Ноай, герцога де Муши.
• Ашиль (1847—1895), женился 13 мая 1868 года во Дворце Тюильри на княжне Саломее Дадиани Мегрельской. В браке родилось трое детей.
• Луи Наполеон (1851—1912), женился 11 ноября 1872 на Евдокии Сомовой. В браке родилось три сына.

См. также

• Мюраты
• Бонапарты

Литература

• Louis Bulit in Le Dictionnaire du Second Empire, Fayard, 1995.

Ссылки

• [www.famousamericans.net/napoleonachillemurat/ Kurzbiographie]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Мюрат, Люсьен

Пьер полтора месяца после вечера Анны Павловны и последовавшей за ним бессонной, взволнованной ночи, в которую он решил, что женитьба на Элен была бы несчастие, и что ему нужно избегать ее и уехать, Пьер после этого решения не переезжал от князя Василья и с ужасом чувствовал, что каждый день он больше и больше в глазах людей связывается с нею, что он не может никак возвратиться к своему прежнему взгляду на нее, что он не может и оторваться от нее, что это будет ужасно, но что он должен будет связать с нею свою судьбу. Может быть, он и мог бы воздержаться, но не проходило дня, чтобы у князя Василья (у которого редко бывал прием) не было бы вечера, на котором должен был быть Пьер, ежели он не хотел расстроить общее удовольствие и обмануть ожидания всех. Князь Василий в те редкие минуты, когда бывал дома, проходя мимо Пьера, дергал его за руку вниз, рассеянно подставлял ему для поцелуя выбритую, морщинистую щеку и говорил или «до завтра», или «к обеду, а то я тебя не увижу», или «я для тебя остаюсь» и т. п. Но несмотря на то, что, когда князь Василий оставался для Пьера (как он это говорил), он не говорил с ним двух слов, Пьер не чувствовал себя в силах обмануть его ожидания. Он каждый день говорил себе всё одно и одно: «Надо же, наконец, понять ее и дать себе отчет: кто она? Ошибался ли я прежде или теперь ошибаюсь? Нет, она не глупа; нет, она прекрасная девушка! – говорил он сам себе иногда. – Никогда ни в чем она не ошибается, никогда она ничего не сказала глупого. Она мало говорит, но то, что она скажет, всегда просто и ясно. Так она не глупа. Никогда она не смущалась и не смущается. Так она не дурная женщина!» Часто ему случалось с нею начинать рассуждать, думать вслух, и всякий раз она отвечала ему на это либо коротким, но кстати сказанным замечанием, показывавшим, что ее это не интересует, либо молчаливой улыбкой и взглядом, которые ощутительнее всего показывали Пьеру ее превосходство. Она была права, признавая все рассуждения вздором в сравнении с этой улыбкой.
Она обращалась к нему всегда с радостной, доверчивой, к нему одному относившейся улыбкой, в которой было что то значительней того, что было в общей улыбке, украшавшей всегда ее лицо. Пьер знал, что все ждут только того, чтобы он, наконец, сказал одно слово, переступил через известную черту, и он знал, что он рано или поздно переступит через нее; но какой то непонятный ужас охватывал его при одной мысли об этом страшном шаге. Тысячу раз в продолжение этого полутора месяца, во время которого он чувствовал себя всё дальше и дальше втягиваемым в ту страшившую его пропасть, Пьер говорил себе: «Да что ж это? Нужна решимость! Разве нет у меня ее?»
Он хотел решиться, но с ужасом чувствовал, что не было у него в этом случае той решимости, которую он знал в себе и которая действительно была в нем. Пьер принадлежал к числу тех людей, которые сильны только тогда, когда они чувствуют себя вполне чистыми. А с того дня, как им владело то чувство желания, которое он испытал над табакеркой у Анны Павловны, несознанное чувство виноватости этого стремления парализировало его решимость.
В день именин Элен у князя Василья ужинало маленькое общество людей самых близких, как говорила княгиня, родные и друзья. Всем этим родным и друзьям дано было чувствовать, что в этот день должна решиться участь именинницы.
Гости сидели за ужином. Княгиня Курагина, массивная, когда то красивая, представительная женщина сидела на хозяйском месте. По обеим сторонам ее сидели почетнейшие гости – старый генерал, его жена, Анна Павловна Шерер; в конце стола сидели менее пожилые и почетные гости, и там же сидели домашние, Пьер и Элен, – рядом. Князь Василий не ужинал: он похаживал вокруг стола, в веселом расположении духа, подсаживаясь то к тому, то к другому из гостей. Каждому он говорил небрежное и приятное слово, исключая Пьера и Элен, которых присутствия он не замечал, казалось. Князь Василий оживлял всех. Ярко горели восковые свечи, блестели серебро и хрусталь посуды, наряды дам и золото и серебро эполет; вокруг стола сновали слуги в красных кафтанах; слышались звуки ножей, стаканов, тарелок и звуки оживленного говора нескольких разговоров вокруг этого стола. Слышно было, как старый камергер в одном конце уверял старушку баронессу в своей пламенной любви к ней и ее смех; с другой – рассказ о неуспехе какой то Марьи Викторовны. У середины стола князь Василий сосредоточил вокруг себя слушателей. Он рассказывал дамам, с шутливой улыбкой на губах, последнее – в среду – заседание государственного совета, на котором был получен и читался Сергеем Кузьмичем Вязмитиновым, новым петербургским военным генерал губернатором, знаменитый тогда рескрипт государя Александра Павловича из армии, в котором государь, обращаясь к Сергею Кузьмичу, говорил, что со всех сторон получает он заявления о преданности народа, и что заявление Петербурга особенно приятно ему, что он гордится честью быть главою такой нации и постарается быть ее достойным. Рескрипт этот начинался словами: Сергей Кузьмич! Со всех сторон доходят до меня слухи и т. д.
– Так таки и не пошло дальше, чем «Сергей Кузьмич»? – спрашивала одна дама.
– Да, да, ни на волос, – отвечал смеясь князь Василий. – Сергей Кузьмич… со всех сторон. Со всех сторон, Сергей Кузьмич… Бедный Вязмитинов никак не мог пойти далее. Несколько раз он принимался снова за письмо, но только что скажет Сергей … всхлипывания… Ку…зьми…ч – слезы… и со всех сторон заглушаются рыданиями, и дальше он не мог. И опять платок, и опять «Сергей Кузьмич, со всех сторон», и слезы… так что уже попросили прочесть другого.
– Кузьмич… со всех сторон… и слезы… – повторил кто то смеясь.
– Не будьте злы, – погрозив пальцем, с другого конца стола, проговорила Анна Павловна, – c'est un si brave et excellent homme notre bon Viasmitinoff… [Это такой прекрасный человек, наш добрый Вязмитинов…]
Все очень смеялись. На верхнем почетном конце стола все были, казалось, веселы и под влиянием самых различных оживленных настроений; только Пьер и Элен молча сидели рядом почти на нижнем конце стола; на лицах обоих сдерживалась сияющая улыбка, не зависящая от Сергея Кузьмича, – улыбка стыдливости перед своими чувствами. Что бы ни говорили и как бы ни смеялись и шутили другие, как бы аппетитно ни кушали и рейнвейн, и соте, и мороженое, как бы ни избегали взглядом эту чету, как бы ни казались равнодушны, невнимательны к ней, чувствовалось почему то, по изредка бросаемым на них взглядам, что и анекдот о Сергее Кузьмиче, и смех, и кушанье – всё было притворно, а все силы внимания всего этого общества были обращены только на эту пару – Пьера и Элен. Князь Василий представлял всхлипыванья Сергея Кузьмича и в это время обегал взглядом дочь; и в то время как он смеялся, выражение его лица говорило: «Так, так, всё хорошо идет; нынче всё решится». Анна Павловна грозила ему за notre bon Viasmitinoff, а в глазах ее, которые мельком блеснули в этот момент на Пьера, князь Василий читал поздравление с будущим зятем и счастием дочери. Старая княгиня, предлагая с грустным вздохом вина своей соседке и сердито взглянув на дочь, этим вздохом как будто говорила: «да, теперь нам с вами ничего больше не осталось, как пить сладкое вино, моя милая; теперь время этой молодежи быть так дерзко вызывающе счастливой». «И что за глупость всё то, что я рассказываю, как будто это меня интересует, – думал дипломат, взглядывая на счастливые лица любовников – вот это счастие!»