Макиёнок, Донат Адамович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Донат Адамович Макиёнок

Донат Макиёнок, 1919 год.
Дата рождения

19 мая 1890(1890-05-19)

Место рождения

деревня Дамбовка, Дриссенский уезд, Витебская губерния, Российская империя

Дата смерти

18 июня 1941(1941-06-18) (51 год)

Место смерти

лагерь Освенцим, Германия

Принадлежность

Российская империя Российская империя
Польская Республика

Род войск

Пехота
Российский императорский ВВФ (1912—1918)
Воздушные силы Польши

Годы службы

19111918

Звание

Капитан

Часть

Лифляндский 97-й пехотный полк,
3-й корпусный авиаотряд,
7-й истребительный авиаотряд,
1-й Польский авиаотряд,
3-я Польская эскадрилья

Командовал

7-й истребительный авиаотряд (1918),
3-я Польская эскадрилья (1920-1921)

Сражения/войны
Награды и премии

Иностранные награды:

Донат Адамович Макиёнок (польск. Donat Adamovics Makijonok, белор. Данат Адамавіч Макаёнак) — российский военный лётчик, ас истребительной авиации Первой мировой войны, сбивший восемь вражеских самолётов[1]. Единственный ас, принадлежащий польскому этносу и сражавшийся против блока Центральных держав[2]. За время службы в Российском императорском военно-воздушном флоте совершил около 600 боевых вылетов и участвовал в более чем 30 воздушных сражениях. После войны вступил в Воздушные силы Польши и участвовал в создании Польской военной авиации.





Биография

Донат Макиёнок родился 19 мая 1890 года в деревне Дамбовка Освейской волости Дриссенского уезда Витебской губернии[3], в семье польского католического крестьянина[4]. В 1906 году закончил Витебское училище. 7 ноября 1911 года Донат Макиёнок был призван в армию. Службу проходил в 97-м пехотном Лифляндском генерал-фельдмаршала графа Шереметева полку[3], где и узнал, что в следующем году планируется рассширение Российского императорского военно-воздушного флота[4]. В декабре 1911 года Донат подал прошение о переводе в авиацию и 4 апреля 1912 года[4] Макиёнок был переведён в 3-й корпусной авиационный отряд (КАО)[3].

10 июня его направили в Севастопольскую школу авиации для обучения на механика, где он и служил впоследствии[3]. Так как в то время не было достаточного количества офицеров для обучения на пилотов, ВВФ было принято решение начать подготовку рядового и сержантского составов. Донат попробовался и был принят. 7 марта 1914 года[4] Макиёнок окончил обучение, проходившее в основном на монопланах «Ньюпор IV». За следующие несколько месяцев Донат стремительно поднялся в звании: 17 мая он получил ефрейтора, 1 июня — младшего унтер-офицера, 27 июня — старшего унтер-офицера[4].

Первая мировая война

Через три дня после начала военных действий, 3-й корпусный авиаотряд был переброшен для боев в восточной Пруссии. В самом начале войны Макиёнок летал на двухместном «Ньюпоре IV» и выполнял разведывательные миссии. 21 августа 1914 года Донат с воздуха доставил важные приказы вышестоящего штаба генералу Хану Нахичеванскому, командующему Гвардейского кавалерийского корпуса, за что был награждён Георгиевским крестом 4-й степени[3]. В сентябре 1914 года Макиёнок начал переучиваться для полётов на «Morane-Saulnier L», так как текущие машины были слишком изношены и 3-й КАО готовился к переоснащению. 19 ноября Донат завершил переподготовку и вернулся в часть, но по состоянию на 23 декабря совершил за это время всего несколько вылетов, в связи с зимними погодными условиями[4].

27 апреля 1915 года Макиёнок совершал разведывательный облёт на «Morane-Saulnier G» (бортовой номер MS107), когда попал под зенитный огонь. Одна из пуль пробила двигатель, Донат с трудом смог дотянуть до линии фронта и совершил аварийную посадку недалеко от позиций российских войск у реки Нида. Макиёнок успел вытащить из перевёрнутого самолёта оборудование для аэрофотосъемки и укрыться в ближайшей траншее прежде, чем обломки накрыла огнём вражеская артиллерия. За эти самоотверженные действия Донат был награждён Георгиевским крестом 3-й степени 28 апреля 1915 года[3]. 16 июня 1915 года Макиёнок заметил подготовку противника к наступлению в районе Сандомира, враг наводил мост через Сан[3]. За своевременное сообщение об этом в главный штаб российского командования Донат получил Георгиевский крест 2-й степени и звание подпрапорщика 19 июня[4]. За боевые вылеты летом 1915 года Макиёнок был 4 октября повышен до прапорщика[3]. Кроме того в октябре 3-й КАО был отправлен на отдых в Одессу, где в течение месяца совершались только тренировочные полёты[3]. 12 декабря отряд был направлен в расположение 7-й Императорской армии.

16 января 1916 года Донат Макиёнок был признан достаточно опытным пилотом, чтобы называться военным лётчиком[3]. После этого он был направлен в Одессу для прохождения обучения в истребительную авиацию, которое закончил 12 августа в звании подпоручика. В декабре Донат Макиёнок был командирован под командование Ивана Орлова в 7-й истребительный авиаотряд, базировавшийся в районе Тернополя. 7 марта 1917 года Макиёнок одержал свою первую воздушную победу, совместно со своим ведомым Василием Янченко[4]. 13 апреля Донат сбил ещё два вражеских самолёта, совместно с Янченко и Юрием Гильшером. 16 апреля и 29 июня Макиёнок сольно сбил два самолёта. 4 июля в бою погиб командир авиаотряда Иван Орлов и на его место был назначен Гильшер. В паре с Янченко Донат одерживает ещё две победы 6 и 11 июля[3][4]. 20 июля Донат Макиёнок, Василий Янченко и Юрий Гильшер вылетели на перехват восьми вражеских истребителей. Донат ввязался в воздушный бой и отделился от общей группы, а Янченко и Гильшер оказались вдвоем против 16 истребителей противника (2 группы по 8)[4]. В ходе сражения Гильшер погиб, и на вакантное место командира был назначен Макиёнок[3].

Существует две версии касательно последующих событий. По одной из них 5 августа Макиёнок был тяжело ранен в бою, где одержал свою 8-ю победу (совместно с Янченко)[5]. Донат был направлен в госпиталь Севастополя, где 27 сентября 1917 года получил известие, что ему присвоенно звание поручика. Когда он 7 ноября вернулся в расположение части, то обнаружил, что войска уже в значительной степени неактивны[4]. По второй версии Макиёнок совершил свой последний полёт в составе Императорского ВВФ 19 августа, где одержал две неподтверждённых победы. 24 августа Донат заболел и заменён в должности, после чего его отправляют в тыл на курсы по методам пулемётной стрельбы в Евпаторию. Перед этим Макиёнок оказался в госпитале Севастополя, находясь в которой получил звание штабс-капитана 27 сентября. В ноябре, после прохождения курсов, Доната отправляют в Петроград для работы в департаменте авиации и аэронавтики, но его работа застопорилась из-за революции, в результате чего Макиёнок вернулся в расположение 7-го истребительного авиаотряда[3].

Независимо от версий, в дальнейшем Макиёнок подал заявку на трансфер в польский корпус, согласно решению Верховного комитета об объединении поляков на российской службе. 18 января 1918 года капитан Донат Макиёнок вместе со своим механиком совершили перелёт в Каменец-Подольский, тем самым закончив свою службу в Российском Императорском ВВФ. За время службы Донат совершил почти 600 боевых вылетов, участвовал в более чем 30 воздушных боях и летал на 14 типах самолётов[3].

Послевоенное время

Донат Макиёнок участвовал в создании 1-го Польского авиаационного отряда. В 1919 году был членом комиссии, выбранным первой польской авиастроительной конторой «Plage i Laśkiewicz» для строительства новых самолётов по проекту итальянской компании «Gio. Ansaldo & C». В 1920 году с началом Киевской операции Красной армии в ходе Советско-польской войны Макиёнок командовал 3-й польской эскадрильей и занимал эту должность ещё в 1921 году, после окончания войны[4].

В том же 1921 году Донат был назначен комендантом авиационного парка лётной школы в Быдгоще, где Макиёнок прослужил до своей отставки в 1929 году. По некоторым сведениям в отставке Донат Макиёнок женился и в 1933 году у него родился сын[6].

Во время немецкой оккупации в ходе Второй мировой войны Макиёнок был арестован и в мае 1941 года попал в лагерь смерти Аушвиц-Биркенау, где всего через месяц умер или был убит[3][6].

Награды

Награды Российской империи:

Награды Второй Речи Посполитой:

Награды Королевства Сербии:

Напишите отзыв о статье "Макиёнок, Донат Адамович"

Примечания

  1. Durkota at al, 1995, p. 474.
  2. Franks, 2000, p. 85.
  3. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 Kulikov, 2013, pp. 57—62.
  4. 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 Durkota at al, 1995, pp. 86—89.
  5. Franks at al, 1997, pp. 210—211.
  6. 1 2 [www.airwar.ru/history/aces/ace1ww/pilot/makeynok.html Донат Адамович Макиёнок] (рус.). [www.airwar.ru/index.html Уголок Неба] (большая авиационная энциклопедия). Проверено 14 мая 2014.
  7. Kulikov, 2013, p. 62.

Литература

  • Alan Durkota, Thomas Darcey, Victor Kulikov. The Imperial Russian Air Service: Famous Pilots & Aircraft of World War One. — Flying Machines Press, 1995. — 545 p. — ISBN 0963711024.
  • Norman Franks. Nieuport Aces of World War I. — Osprey Publishing, 2000. — Vol. 33. — 96 p. — (Osprey Aviation Series). — ISBN 1855329611.
  • Norman Franks, Russell Guest, Gregory Alegi. Above the war Fronts: the British two-seater bomber pilot and observer aces, the British two-seater fighter observer aces, and the Belgian, Italian, Austro-Hungarian and Russian fighter aces, 1914—1918. — Grub Street, 1997. — Vol. 4. — 218 p. — (Fighting Airmen of WWI Series). — ISBN 1898697566.
  • Victor Kulikov. Russian Aces of World War I. — Osprey Publishing, 2013. — 96 p. — (Aircraft of the Aces). — ISBN 1780960611.
  • Jerzy Pawlak. Polskie eskadry w latach 1918—1939. — Wydawnictwa Komunikacji i Lacznosci, 1989. — 423 p. — ISBN 8320607604.

Ссылки

  • [www.airwar.ru/history/aces/ace1ww/pilot/makeynok.html Донат Адамович Макиёнок] (рус.). [www.airwar.ru/index.html Уголок Неба] (большая авиационная энциклопедия). Проверено 14 мая 2014.

Отрывок, характеризующий Макиёнок, Донат Адамович

«Я опять живу с женой. Теща моя в слезах приехала ко мне и сказала, что Элен здесь и что она умоляет меня выслушать ее, что она невинна, что она несчастна моим оставлением, и многое другое. Я знал, что ежели я только допущу себя увидать ее, то не в силах буду более отказать ей в ее желании. В сомнении своем я не знал, к чьей помощи и совету прибегнуть. Ежели бы благодетель был здесь, он бы сказал мне. Я удалился к себе, перечел письма Иосифа Алексеевича, вспомнил свои беседы с ним, и из всего вывел то, что я не должен отказывать просящему и должен подать руку помощи всякому, тем более человеку столь связанному со мною, и должен нести крест свой. Но ежели я для добродетели простил ее, то пускай и будет мое соединение с нею иметь одну духовную цель. Так я решил и так написал Иосифу Алексеевичу. Я сказал жене, что прошу ее забыть всё старое, прошу простить мне то, в чем я мог быть виноват перед нею, а что мне прощать ей нечего. Мне радостно было сказать ей это. Пусть она не знает, как тяжело мне было вновь увидать ее. Устроился в большом доме в верхних покоях и испытываю счастливое чувство обновления».


Как и всегда, и тогда высшее общество, соединяясь вместе при дворе и на больших балах, подразделялось на несколько кружков, имеющих каждый свой оттенок. В числе их самый обширный был кружок французский, Наполеоновского союза – графа Румянцева и Caulaincourt'a. В этом кружке одно из самых видных мест заняла Элен, как только она с мужем поселилась в Петербурге. У нее бывали господа французского посольства и большое количество людей, известных своим умом и любезностью, принадлежавших к этому направлению.
Элен была в Эрфурте во время знаменитого свидания императоров, и оттуда привезла эти связи со всеми Наполеоновскими достопримечательностями Европы. В Эрфурте она имела блестящий успех. Сам Наполеон, заметив ее в театре, сказал про нее: «C'est un superbe animal». [Это прекрасное животное.] Успех ее в качестве красивой и элегантной женщины не удивлял Пьера, потому что с годами она сделалась еще красивее, чем прежде. Но удивляло его то, что за эти два года жена его успела приобрести себе репутацию
«d'une femme charmante, aussi spirituelle, que belle». [прелестной женщины, столь же умной, сколько красивой.] Известный рrince de Ligne [князь де Линь] писал ей письма на восьми страницах. Билибин приберегал свои mots [словечки], чтобы в первый раз сказать их при графине Безуховой. Быть принятым в салоне графини Безуховой считалось дипломом ума; молодые люди прочитывали книги перед вечером Элен, чтобы было о чем говорить в ее салоне, и секретари посольства, и даже посланники, поверяли ей дипломатические тайны, так что Элен была сила в некотором роде. Пьер, который знал, что она была очень глупа, с странным чувством недоуменья и страха иногда присутствовал на ее вечерах и обедах, где говорилось о политике, поэзии и философии. На этих вечерах он испытывал чувство подобное тому, которое должен испытывать фокусник, ожидая всякий раз, что вот вот обман его откроется. Но оттого ли, что для ведения такого салона именно нужна была глупость, или потому что сами обманываемые находили удовольствие в этом обмане, обман не открывался, и репутация d'une femme charmante et spirituelle так непоколебимо утвердилась за Еленой Васильевной Безуховой, что она могла говорить самые большие пошлости и глупости, и всё таки все восхищались каждым ее словом и отыскивали в нем глубокий смысл, которого она сама и не подозревала.
Пьер был именно тем самым мужем, который нужен был для этой блестящей, светской женщины. Он был тот рассеянный чудак, муж grand seigneur [большой барин], никому не мешающий и не только не портящий общего впечатления высокого тона гостиной, но, своей противоположностью изяществу и такту жены, служащий выгодным для нее фоном. Пьер, за эти два года, вследствие своего постоянного сосредоточенного занятия невещественными интересами и искреннего презрения ко всему остальному, усвоил себе в неинтересовавшем его обществе жены тот тон равнодушия, небрежности и благосклонности ко всем, который не приобретается искусственно и который потому то и внушает невольное уважение. Он входил в гостиную своей жены как в театр, со всеми был знаком, всем был одинаково рад и ко всем был одинаково равнодушен. Иногда он вступал в разговор, интересовавший его, и тогда, без соображений о том, были ли тут или нет les messieurs de l'ambassade [служащие при посольстве], шамкая говорил свои мнения, которые иногда были совершенно не в тоне настоящей минуты. Но мнение о чудаке муже de la femme la plus distinguee de Petersbourg [самой замечательной женщины в Петербурге] уже так установилось, что никто не принимал au serux [всерьез] его выходок.
В числе многих молодых людей, ежедневно бывавших в доме Элен, Борис Друбецкой, уже весьма успевший в службе, был после возвращения Элен из Эрфурта, самым близким человеком в доме Безуховых. Элен называла его mon page [мой паж] и обращалась с ним как с ребенком. Улыбка ее в отношении его была та же, как и ко всем, но иногда Пьеру неприятно было видеть эту улыбку. Борис обращался с Пьером с особенной, достойной и грустной почтительностию. Этот оттенок почтительности тоже беспокоил Пьера. Пьер так больно страдал три года тому назад от оскорбления, нанесенного ему женой, что теперь он спасал себя от возможности подобного оскорбления во первых тем, что он не был мужем своей жены, во вторых тем, что он не позволял себе подозревать.
– Нет, теперь сделавшись bas bleu [синим чулком], она навсегда отказалась от прежних увлечений, – говорил он сам себе. – Не было примера, чтобы bas bleu имели сердечные увлечения, – повторял он сам себе неизвестно откуда извлеченное правило, которому несомненно верил. Но, странное дело, присутствие Бориса в гостиной жены (а он был почти постоянно), физически действовало на Пьера: оно связывало все его члены, уничтожало бессознательность и свободу его движений.
– Такая странная антипатия, – думал Пьер, – а прежде он мне даже очень нравился.
В глазах света Пьер был большой барин, несколько слепой и смешной муж знаменитой жены, умный чудак, ничего не делающий, но и никому не вредящий, славный и добрый малый. В душе же Пьера происходила за всё это время сложная и трудная работа внутреннего развития, открывшая ему многое и приведшая его ко многим духовным сомнениям и радостям.


Он продолжал свой дневник, и вот что он писал в нем за это время:
«24 ro ноября.
«Встал в восемь часов, читал Св. Писание, потом пошел к должности (Пьер по совету благодетеля поступил на службу в один из комитетов), возвратился к обеду, обедал один (у графини много гостей, мне неприятных), ел и пил умеренно и после обеда списывал пиесы для братьев. Ввечеру сошел к графине и рассказал смешную историю о Б., и только тогда вспомнил, что этого не должно было делать, когда все уже громко смеялись.
«Ложусь спать с счастливым и спокойным духом. Господи Великий, помоги мне ходить по стезям Твоим, 1) побеждать часть гневну – тихостью, медлением, 2) похоть – воздержанием и отвращением, 3) удаляться от суеты, но не отлучать себя от а) государственных дел службы, b) от забот семейных, с) от дружеских сношений и d) экономических занятий».
«27 го ноября.
«Встал поздно и проснувшись долго лежал на постели, предаваясь лени. Боже мой! помоги мне и укрепи меня, дабы я мог ходить по путям Твоим. Читал Св. Писание, но без надлежащего чувства. Пришел брат Урусов, беседовали о суетах мира. Рассказывал о новых предначертаниях государя. Я начал было осуждать, но вспомнил о своих правилах и слова благодетеля нашего о том, что истинный масон должен быть усердным деятелем в государстве, когда требуется его участие, и спокойным созерцателем того, к чему он не призван. Язык мой – враг мой. Посетили меня братья Г. В. и О., была приуготовительная беседа для принятия нового брата. Они возлагают на меня обязанность ритора. Чувствую себя слабым и недостойным. Потом зашла речь об объяснении семи столбов и ступеней храма. 7 наук, 7 добродетелей, 7 пороков, 7 даров Святого Духа. Брат О. был очень красноречив. Вечером совершилось принятие. Новое устройство помещения много содействовало великолепию зрелища. Принят был Борис Друбецкой. Я предлагал его, я и был ритором. Странное чувство волновало меня во всё время моего пребывания с ним в темной храмине. Я застал в себе к нему чувство ненависти, которое я тщетно стремлюсь преодолеть. И потому то я желал бы истинно спасти его от злого и ввести его на путь истины, но дурные мысли о нем не оставляли меня. Мне думалось, что его цель вступления в братство состояла только в желании сблизиться с людьми, быть в фаворе у находящихся в нашей ложе. Кроме тех оснований, что он несколько раз спрашивал, не находится ли в нашей ложе N. и S. (на что я не мог ему отвечать), кроме того, что он по моим наблюдениям не способен чувствовать уважения к нашему святому Ордену и слишком занят и доволен внешним человеком, чтобы желать улучшения духовного, я не имел оснований сомневаться в нем; но он мне казался неискренним, и всё время, когда я стоял с ним с глазу на глаз в темной храмине, мне казалось, что он презрительно улыбается на мои слова, и хотелось действительно уколоть его обнаженную грудь шпагой, которую я держал, приставленною к ней. Я не мог быть красноречив и не мог искренно сообщить своего сомнения братьям и великому мастеру. Великий Архитектон природы, помоги мне находить истинные пути, выводящие из лабиринта лжи».
После этого в дневнике было пропущено три листа, и потом было написано следующее:
«Имел поучительный и длинный разговор наедине с братом В., который советовал мне держаться брата А. Многое, хотя и недостойному, мне было открыто. Адонаи есть имя сотворившего мир. Элоим есть имя правящего всем. Третье имя, имя поизрекаемое, имеющее значение Всего . Беседы с братом В. подкрепляют, освежают и утверждают меня на пути добродетели. При нем нет места сомнению. Мне ясно различие бедного учения наук общественных с нашим святым, всё обнимающим учением. Науки человеческие всё подразделяют – чтобы понять, всё убивают – чтобы рассмотреть. В святой науке Ордена всё едино, всё познается в своей совокупности и жизни. Троица – три начала вещей – сера, меркурий и соль. Сера елейного и огненного свойства; она в соединении с солью, огненностью своей возбуждает в ней алкание, посредством которого притягивает меркурий, схватывает его, удерживает и совокупно производит отдельные тела. Меркурий есть жидкая и летучая духовная сущность – Христос, Дух Святой, Он».
«3 го декабря.
«Проснулся поздно, читал Св. Писание, но был бесчувствен. После вышел и ходил по зале. Хотел размышлять, но вместо того воображение представило одно происшествие, бывшее четыре года тому назад. Господин Долохов, после моей дуэли встретясь со мной в Москве, сказал мне, что он надеется, что я пользуюсь теперь полным душевным спокойствием, несмотря на отсутствие моей супруги. Я тогда ничего не отвечал. Теперь я припомнил все подробности этого свидания и в душе своей говорил ему самые злобные слова и колкие ответы. Опомнился и бросил эту мысль только тогда, когда увидал себя в распалении гнева; но недостаточно раскаялся в этом. После пришел Борис Друбецкой и стал рассказывать разные приключения; я же с самого его прихода сделался недоволен его посещением и сказал ему что то противное. Он возразил. Я вспыхнул и наговорил ему множество неприятного и даже грубого. Он замолчал и я спохватился только тогда, когда было уже поздно. Боже мой, я совсем не умею с ним обходиться. Этому причиной мое самолюбие. Я ставлю себя выше его и потому делаюсь гораздо его хуже, ибо он снисходителен к моим грубостям, а я напротив того питаю к нему презрение. Боже мой, даруй мне в присутствии его видеть больше мою мерзость и поступать так, чтобы и ему это было полезно. После обеда заснул и в то время как засыпал, услыхал явственно голос, сказавший мне в левое ухо: – „Твой день“.
«Я видел во сне, что иду я в темноте, и вдруг окружен собаками, но иду без страха; вдруг одна небольшая схватила меня за левое стегно зубами и не выпускает. Я стал давить ее руками. И только что я оторвал ее, как другая, еще большая, стала грызть меня. Я стал поднимать ее и чем больше поднимал, тем она становилась больше и тяжеле. И вдруг идет брат А. и взяв меня под руку, повел с собою и привел к зданию, для входа в которое надо было пройти по узкой доске. Я ступил на нее и доска отогнулась и упала, и я стал лезть на забор, до которого едва достигал руками. После больших усилий я перетащил свое тело так, что ноги висели на одной, а туловище на другой стороне. Я оглянулся и увидал, что брат А. стоит на заборе и указывает мне на большую аллею и сад, и в саду большое и прекрасное здание. Я проснулся. Господи, Великий Архитектон природы! помоги мне оторвать от себя собак – страстей моих и последнюю из них, совокупляющую в себе силы всех прежних, и помоги мне вступить в тот храм добродетели, коего лицезрения я во сне достигнул».