Маринато, Гильерме

Гильерме Маринато
Гильерме в 2015 году
Общая информация
Полное имя	Гильерме Алвин Маринато
Родился	Катагуазис, штат Минас-Жерайс, Бразилия
Гражданство	Бразилия Россия
Рост	197 см
Вес	78 кг
Позиция	вратарь
Информация о клубе
Клуб	Локомотив (Москва)
Номер	1
Карьера
Молодёжные клубы
2001—2003	ПТСК
2003—2004	Атлетико Паранаэнсе
Клубная карьера*
2004—2007	Атлетико Паранаэнсе	10 (−11)
2007—н.в.	Локомотив (Москва)	164 (−156)
Национальная сборная**
2016—н.в.	Россия	2 (−2)
* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов, откорректировано по состоянию на 31 октября 2016. ** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах, откорректировано по состоянию на 1 июня 2016.

Гильерме (Гилерме) Алвим (Алвин) Маринато (порт. Guilherme Alvim Marinato; 12 декабря 1985, Катагуазис, штат Минас-Жерайс, Бразилия) — российский футболист бразильского происхождения, вратарь московского «Локомотива» и сборной России. Первый выходец из дальнего зарубежья, сыгравший за сборную России.

Биография

Клубная карьера

«Атлетико Паранаэнсе»

До футбола Гильерме занимался футзалом и был защитником. По его словам, однажды вратари не пришли на тренировку, а он был самым слабым и высоким из полевых игроков команды, и тренер велел ему встать в ворота — так Гильерме в 10 лет стал вратарём. Мальчик действительно был необычно рослым для своего возраста, особенно по сравнению с невысоким отцом. Из-за этого на детских и юношеских турнирах часто приходилось доказывать, что Гильерме не занижает свой возраст, для чего его отец возил с собой свидетельство о рождении сына и фотографию деда Гильерме — именно от него вратарь унаследовал высокий рост. В родной стране Гильерме выступал только за один клуб — «Атлетико Паранаэнсе» (Куритиба), за юниорскую команду которого однажды забил гол головой. Один раз был вызван в юниорскую сборную Бразилии (до 20 лет), но так и не сыграл за неё.

«Локомотив» (Москва)

Гильерме попал «Локомотиву» на заметку в какой-то степени случайно: скауты «железнодорожников» искали опорного полузащитника и приехали на матч с участием «Атлетико Паранаэнсе». В июле 2007 года, когда «Локомотив» пригласил Гильерме, он согласился не раздумывая и, в августе подписав контракт на пять лет, стал первым бразильским вратарём в российском профессиональном футболе. Голкипер выступал за «Атлетико Паранаэнсе» под номером 1 и хотел получить такой же номер в «Локомотиве», но Юрий Сёмин, бывший тогда президентом клуба, в ответ на просьбу Гильерме сказал, что намерен закрепить первый номер за легендой клуба — Сергеем Овчинниковым, который к тому моменту уже завершил карьеру игрока. В результате Гильерме взял номер 85, соответствующий году его рождения.

В 2007 году Гильерме так и не сыграл за основной состав «Локомотива», появившись только в трёх матчах молодёжного первенства, и впоследствии объяснял это тем, что «много времени ушло на адаптацию». В январе 2008 года вратарь получил тяжёлую травму — разрыв крестообразных связок. Операцию делали в Бразилии, под руководством врача, у которого лечились футболисты бразильской сборной, однако, когда голкипер восстановился, то в первом же матче за молодёжный состав «Локомотива» снова разорвал крестообразные связки на том же колене (это произошло 29 августа 2008 года) и в результате за весь год отыграл всего один тайм, вновь не поднявшись выше первенства дублёров. При этом, по словам Гильерме, до 2008 года у него никогда не было травм, даже самых лёгких. Вторая операция была проведена в Германии. Лечение было осложнено воспалением связок, начавшимся, как посчитали немецкие врачи, после первой операции.

В ноябре 2008 года президент «Локомотива» Николай Наумов заявил, что, возможно, вскоре клуб расстанется с Гильерме, однако в июне 2009 года игра Гильерме на сборе «Локомотива» в Турции понравилась главному тренеру Юрию Сёмину. Тогда «Локомотив» намеревался обменять Гильерме с доплатой на нападающего Романа Павлюченко из английского клуба «Тоттенхэм Хотспур», но Сёмин лично выступил против ухода Гильерме, и 12 июля вратарь дебютировал в основном составе «железнодорожников» в матче 13-го тура чемпионата России против команды «Томь» в Москве, отстояв свои ворота «на ноль». Позднее Юрий Сёмин сказал, что решил доверить Гильерме место в воротах, доверившись интуиции: «Посмотрел на Гильерме, и мне показалось, что он — суперталантливый вратарь, ему надо дать шанс. Думаю, он станет вратарём экстра-класса». После чемпионата в голосовании, где посетители официального сайта «Локомотива» выбирали лучшего игрока сезона, вратарь, сыгравший всего 17 матчей чемпионата из тридцати, занял третье место.

В 2008—2009 годах, после ухода Сёмина с поста президента «Локомотива», первый игровой номер у «железнодорожников» носил другой вратарь — Иван Левенец. В межсезонье он покинул команду, Гильерме наконец сменил свой номер на первый и в следующем чемпионате уже стал единственным игроком «Локомотива», сыгравшим все матчи без замен и удалений. На этот раз болельщики признали Гильерме лучшим игроком команды в сезоне, отдав ему 59 % голосов.

В августе 2015 года вратарь заявил, что хочет остаться в «Локомотиве» до конца карьеры.

Карьера в сборной

В ноябре 2015 года Гильерме получил гражданство России и перестал считаться «легионером» в чемпионате страны, а в марте 2016 года получил первый вызов в российскую сборную на товарищеские матчи с командами Литвы и Франции, таким образом, став первым натурализованным футболистом из дальнего зарубежья в составе российской команды. Дебютировал за сборную России 26 марта, выйдя на замену после перерыва в матче против Литвы (3:0).

Имя

Согласно правилам португальско-русской практической транскрипции имя футболиста должно записываться как Гильерми. Бо́льшая часть русскоязычных СМИ использует традиционную запись этого имени — Гильерме. Футбольный клуб «Локомотив», вслед за ним РФПЛ, РФС, а также часть СМИ, используют вариант Гилерме, противоречащий правилам практической транскрипции. Материнская фамилия игрока Alvim согласно тем же правилам должна передаваться исключительно как Алвин. Вариант Алвим, используемый клубом, РФПЛ, РФС и подавляющим числом русскоязычных СМИ, противоречит правилам практической транскрипции.

Спортивный комментатор и бывший главный редактор Чемпионат.com Александр Шмурнов выражал несогласие с позицией клуба по поводу написания имени вратаря.

Статистика

Клубная статистика

По состоянию на 27 октября 2016

Клуб	Сезон	Чемпионат			Кубок			Еврокубки				Всего за сезон
		Игры	Голы	С.м.	Игры	Голы	С.м.	Турнир	Игры	Голы	С.м.	Игры	Голы	С.м.
Атлетико Паранаэнсе
	2005	0	0	0	0	0	0	-	-	-	-	0	0	0
	2006	0	0	0	0	0	0	-	-	-	-	0	0	0
	2007	18	?	0	3	?	0	-	-	-	-	21	0	0
Итого		18			3							21
Локомотив	2007	0	0	0	0	0	0	КУ	0	0	0	0	0	0
	2008	0	0	0	0	0	0	-	-	-	-	0	0	0
	2009	17	−15	6	0	0	0	-	-	-	-	17	−15	6
	2010	30	−29	11	1	−1	0	ЛЕ	2	−2	0	33	−32	11
	2011/12	40	−37	17	2	−4	1	ЛЕ	8	−8	1	50	−49	19
	2012/13	11	−10	3	0	0	0	-	-	-	-	11	−10	3
	2013/14	6	−6	1	0	0	0	-	-	-	-	6	−6	1
	2014/15	19	−17	6	4	−2	2	ЛЕ	2	−5	0	25	−24	8
	2015/16	30	−33	11	1	−1	0	ЛЕ	8	−10	2	39	−44	13
	2016/17	10	−7	4	1	−1	0	-	-	-	-	11	−8	4
Итого		163	−154	59	9	−9	3		20	−25	3	193	−189	65

Статистика за сборную

По состоянию на 1 июня 2016

Матчи Гильерме за сборную России
№	Дата	Оппонент	Счёт	Пропущено голов	Соревнование
1	26 марта 2016	Литва	3:0	—	Товарищеский матч
2	1 июня 2016	Чехия	1:2	2	Товарищеский матч

Итого по официальным матчам: 2 матча и 2 пропущенных гола; 1 победа, 0 ничьих, 1 поражение, 1 «сухой» матч

Год	ОМ-ЧМ			ЧМ			ОМ-ЧЕ			ЧЕ			ТМ			Всего
	Игры	Голы	С.М.	Игры	Голы	С.М.	Игры	Голы	С.М.	Игры	Голы	С.М.	Игры	Голы	С.М.	Игры	Голы	С.М.
2016	0	0	0	0	0	0	0	0	0	0	0	0	2	–2	1	2	–2	1
Всего	0	0	0	0	0	0	0	0	0	0	0	0	2	–2	1	2	–2	1

Достижения

• Чемпион штата Парана (1): 2005
• Обладатель Кубка России (1): 2014/15
• Бронзовый призёр чемпионата России (1): 2013/14

Личная жизнь

Отец Гильерме, Себастьян, до пенсии работал на текстильной фабрике, мать Марлисе — домохозяйка. Брат Лео, родившийся в 1980 году, также раньше играл в футбол на любительском уровне, а затем поступил в университет и стал тренером по физической подготовке.

12 декабря 2009 года, в свой день рождения, в Куритибе Гильерме обвенчался с бразильянкой по имени Рафаэле, и после свадьбы жена переехала к нему в Москву. Гильерме познакомился с Рафаэле ещё в юности, когда выступал за второй состав молодёжной команды «Атлетико Паранаэнсе». Будущие супруги встретились на дискотеке в Куритибе, где играли пагоде, разновидность самбы. По образованию Рафаэле — журналистка, работала радиоведущей и пресс-атташе на танцевальных, музыкальных и кинофестивалях. В январе 2012 года у пары родилась дочь Мария Фернанда, в ноябре 2014 года — дочь София. Рафаэле вместе с детьми посещает домашние матчи «Локомотива».

В Москве Гильерме с женой поначалу, как и многие другие иностранные игроки «Локомотива», жил в многоквартирном доме на Можайском шоссе, но после рождения первой дочери семья переехала в дом в подмосковном селе Ангелово. Мария Фернанда ходит в британский детский сад.

Гильерме — католик по вероисповеданию и старается по возможности посещать церковь в Москве. Имеет две татуировки, и обе — религиозной тематики: на плече Иисус, на спине — надпись.

По-русски голкипер начал говорить на четвёртый год жизни в России, причём провёл с преподавательницей всего два занятия, а затем стал учить язык самостоятельно, общаясь с одноклубниками. Из музыки Гильерме предпочитает хип-хоп, в частности Тимати, на концертах которого был несколько раз, в том числе вместе с женой. В 2010 году снялся в фотосессии для журнала Esquire, хотя в жизни не следит за модой, предпочитая одеваться в джинсы и майки. Водит купленный летом 2015 года кроссовер Mercedes-Benz класса GL, который приобрёл для семьи. Как и жена, имеет аккаунт в сети Instagram.

Ссылки

• [news.sportbox.ru/Vidy_sporta/Futbol/Gilerme-Futbol-12121985 Профиль]  (рус.) на сайте Sportbox.ru
• [fclm.ru/ru/team/players/player/?id_4=2409 Профиль на официальном сайте ФК «Локомотив» Москва]
• [int.soccerway.com/players/guilherme-alvin--marinato/8992/ Профиль на сайте soccerway.com] (англ.)

Отрывок, характеризующий Маринато, Гильерме

– Comment dites vous asile en allemand? [Как по немецки убежище?]
– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.
– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)
Графиня заплакала, услыхавши весть о пожаре Москвы. Наташа, бледная, с остановившимися глазами, сидевшая под образами на лавке (на том самом месте, на которое она села приехавши), не обратила никакого внимания на слова отца. Она прислушивалась к неумолкаемому стону адъютанта, слышному через три дома.
– Ах, какой ужас! – сказала, со двора возвративись, иззябшая и испуганная Соня. – Я думаю, вся Москва сгорит, ужасное зарево! Наташа, посмотри теперь, отсюда из окошка видно, – сказала она сестре, видимо, желая чем нибудь развлечь ее. Но Наташа посмотрела на нее, как бы не понимая того, что у ней спрашивали, и опять уставилась глазами в угол печи. Наташа находилась в этом состоянии столбняка с нынешнего утра, с того самого времени, как Соня, к удивлению и досаде графини, непонятно для чего, нашла нужным объявить Наташе о ране князя Андрея и о его присутствии с ними в поезде. Графиня рассердилась на Соню, как она редко сердилась. Соня плакала и просила прощенья и теперь, как бы стараясь загладить свою вину, не переставая ухаживала за сестрой.
– Посмотри, Наташа, как ужасно горит, – сказала Соня.
– Что горит? – спросила Наташа. – Ах, да, Москва.
И как бы для того, чтобы не обидеть Сони отказом и отделаться от нее, она подвинула голову к окну, поглядела так, что, очевидно, не могла ничего видеть, и опять села в свое прежнее положение.
– Да ты не видела?
– Нет, право, я видела, – умоляющим о спокойствии голосом сказала она.
И графине и Соне понятно было, что Москва, пожар Москвы, что бы то ни было, конечно, не могло иметь значения для Наташи.
Граф опять пошел за перегородку и лег. Графиня подошла к Наташе, дотронулась перевернутой рукой до ее головы, как это она делала, когда дочь ее бывала больна, потом дотронулась до ее лба губами, как бы для того, чтобы узнать, есть ли жар, и поцеловала ее.
– Ты озябла. Ты вся дрожишь. Ты бы ложилась, – сказала она.
– Ложиться? Да, хорошо, я лягу. Я сейчас лягу, – сказала Наташа.
С тех пор как Наташе в нынешнее утро сказали о том, что князь Андрей тяжело ранен и едет с ними, она только в первую минуту много спрашивала о том, куда? как? опасно ли он ранен? и можно ли ей видеть его? Но после того как ей сказали, что видеть его ей нельзя, что он ранен тяжело, но что жизнь его не в опасности, она, очевидно, не поверив тому, что ей говорили, но убедившись, что сколько бы она ни говорила, ей будут отвечать одно и то же, перестала спрашивать и говорить. Всю дорогу с большими глазами, которые так знала и которых выражения так боялась графиня, Наташа сидела неподвижно в углу кареты и так же сидела теперь на лавке, на которую села. Что то она задумывала, что то она решала или уже решила в своем уме теперь, – это знала графиня, но что это такое было, она не знала, и это то страшило и мучило ее.
– Наташа, разденься, голубушка, ложись на мою постель. (Только графине одной была постелена постель на кровати; m me Schoss и обе барышни должны были спать на полу на сене.)
– Нет, мама, я лягу тут, на полу, – сердито сказала Наташа, подошла к окну и отворила его. Стон адъютанта из открытого окна послышался явственнее. Она высунула голову в сырой воздух ночи, и графиня видела, как тонкие плечи ее тряслись от рыданий и бились о раму. Наташа знала, что стонал не князь Андрей. Она знала, что князь Андрей лежал в той же связи, где они были, в другой избе через сени; но этот страшный неумолкавший стон заставил зарыдать ее. Графиня переглянулась с Соней.
– Ложись, голубушка, ложись, мой дружок, – сказала графиня, слегка дотрогиваясь рукой до плеча Наташи. – Ну, ложись же.
– Ах, да… Я сейчас, сейчас лягу, – сказала Наташа, поспешно раздеваясь и обрывая завязки юбок. Скинув платье и надев кофту, она, подвернув ноги, села на приготовленную на полу постель и, перекинув через плечо наперед свою недлинную тонкую косу, стала переплетать ее. Тонкие длинные привычные пальцы быстро, ловко разбирали, плели, завязывали косу. Голова Наташи привычным жестом поворачивалась то в одну, то в другую сторону, но глаза, лихорадочно открытые, неподвижно смотрели прямо. Когда ночной костюм был окончен, Наташа тихо опустилась на простыню, постланную на сено с края от двери.
– Наташа, ты в середину ляг, – сказала Соня.
– Нет, я тут, – проговорила Наташа. – Да ложитесь же, – прибавила она с досадой. И она зарылась лицом в подушку.
Графиня, m me Schoss и Соня поспешно разделись и легли. Одна лампадка осталась в комнате. Но на дворе светлело от пожара Малых Мытищ за две версты, и гудели пьяные крики народа в кабаке, который разбили мамоновские казаки, на перекоске, на улице, и все слышался неумолкаемый стон адъютанта.
Долго прислушивалась Наташа к внутренним и внешним звукам, доносившимся до нее, и не шевелилась. Она слышала сначала молитву и вздохи матери, трещание под ней ее кровати, знакомый с свистом храп m me Schoss, тихое дыханье Сони. Потом графиня окликнула Наташу. Наташа не отвечала ей.