Марцинкевич, Владимир Николаевич

Владимир Николаевич Марцинкевич
Дата рождения	10 марта 1896(1896-03-10)
Место рождения	Борисов, Российская империя
Дата смерти	30 июля 1944(1944-07-30) (48 лет)
Место смерти	район г. Пулавы, Польша
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	пехота
Годы службы	1918—1944
Звание
Командовал	176-я стрелковая дивизия 229-я стрелковая дивизия 24-я армия 9-я армия [myfront.in.ua/krasnaya-armiya/divizii/strelkovye-121-135.html 134-я стрелковая дивизия (2 форм)]
Сражения/войны	Советско-финская война Великая Отечественная война
Награды и премии

Владимир Николаевич Марцинкевич (10 марта 1896 года — 30 июля 1944 года) — советский военачальник, генерал-майор, участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (посмертно).

Биография

Владимир Николаевич Марцинкевич родился 10 марта 1896 года в Борисове в семье рабочего. Белорус.

В Красной Армии с 1918 года. В годы Гражданской войны в России командовал 1-м Молодеченским партизанским отрядом, затем батальоном. С января по декабрь 1919 года командовал стрелковым полком на Южном фронте, с декабря 1919 года по ноябрь 1920 года — на Западном фронте. В ходе боёв был контужен и дважды ранен.

В послевоенное время окончил в 1923 году Высшую повторную школу старшего начсостава и прошёл путь от помощника командира батальона до командира стрелковой дивизии. В советско-финской войне 1939—1940 годов командовал 173-й стрелковой дивизией в составе 7-й армии. С июля 1940 года командир 176-й стрелковой дивизии.

Начало Великой Отечественной войны встретил в той же должности. Дивизия в составе 9-й армии Южного фронта участвовала в приграничном сражении и, занимая оборону по реке Прут, отражала наступление немецких и румынских войск. В дальнейшем участвовала в Донбасской оборонительной и Ростовской наступательной операциях. С июля 1942 года исполняющий должность командующего 24-й армией Южного фронта. Армия под командованием В. Н. Марцинкевича успешно выполнила задачу по обеспечению отхода армий Южного фронта за реку Дон. В августе 1942 года назначен командующим 9-й армией Закавказского фронта. В Битве за Кавказ армия занимала оборону по реке Терек на рубеже от города Грозный до устья реки Урух. В ходе боевых действий за «непринятие решительных мер по уничтожению прорвавшейся группировки» от должности отстранён.

В октябре 1942 года назначен командиром 229-й стрелковой дивизии 52-й армии Волховского фронта. В ходе форсирования реки Волхов тяжело заболел и был госпитализирован. После излечения, с июля 1943 года, находился в резерве Ставки ВГК, одновременно проходил обучение на курсах при Высшей военной академии имени К. Е. Ворошилова.

В апреле 1944 года направлен в распоряжение Военного совета 2-го Белорусского фронта и вскоре назначен командиром [myfront.in.ua/krasnaya-armiya/divizii/strelkovye-121-135.html 134-й стрелковой дивизии], которая в составе 61-го стрелковогой корпуса 69-й армии оборонялась юго-восточнее города Ковель. Под руководством генерал-майора Марцинкевича дивизия отличилась в ходе Люблин-Брестской наступательной операции. Прорвав оборону противника, она совместно с другими соединениями армии продвинулась до 70 км и с ходу форсировала реку Западный Буг. В этих боях В. Н. Марцинкевич проявил себя энергичным, решительным и опытным командиром. В дальнейшем продолжая наступление, дивизия вышла к реке Висла, форсировала её и захватила плацдарм южнее города Пулавы. В ожесточённых боях за расширение плацдарма Владимир Николаевич Марцинкевич погиб.

Похоронен в Луцке в братской могиле. В 1977 году на месте захоронения В. Н. Марцинкевича и ещё нескольких сотен воинов, павших в боях с фашизмом, возведён Мемориальный комплекс Славы.

6 апреля 1945 года указом Президиума Верховного Совета СССР от за умелое командование стрелковой дивизией, образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистскими захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм генерал-майору Марцинкевичу Владимиру Николаевичу посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Память

• Имя командарма носит одна из улиц белорусского города Крупки.
• В советское время в Луцке именем В. Н. Марцинкевича была названа улица.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза;
• орден Ленина;
• два ордена Красного Знамени;
• медаль «XX лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии».

Источники

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=10220 Марцинкевич, Владимир Николаевич]. Сайт «Герои Страны».

• Коллектив авторов. Великая Отечественная. Командармы. Военный биографический словарь / Под общей ред. М. Г. Вожакина. — М.; Жуковский: Кучково поле, 2005. — С. 145-146. — ISBN 5-86090-113-5.
• Герои Советского Союза: Краткий биографический словарь / Пред. ред. коллегии И. Н. Шкадов. — М.: Воениздат, 1988. — Т. 2 /Любов — Ящук/. — 863 с. — 100 000 экз. — ISBN 5-203-00536-2.

Отрывок, характеризующий Марцинкевич, Владимир Николаевич

2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d'Ideville. «Une ville occupee par l'ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu'on m'amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери ,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.